Книга II

Отступление через Мидию вместе с Тиссаферном.
Глава I
Положение эллинского войска после сражения. Посольство от Ариэя. Переговоры с Фалином.
В предыдущей книге рассказано, как собрано было Киром эллинское войско, когда он шел на своего брата Артаксеркса, что случилось во время похода, как произошла битва, как Кир был убит и, наконец, как эллины возвратились в лагерь и уснули, думая, что они вполне победили и что Кир жив.
(2) С наступлением утра[1], стратеги, собравшись, удивлялись, что Кир не присылает кого–либо с приказаниями, и сам не является; поэтому решили собраться, вооружиться и идти вперед на встречу с Киром. Между тем как они (3) собирались, с восходом солнца, прибыл теѳранийский правитель Прокл, происходивший от Дамарата лакедемонского, и Глус, сын Тама. Они рассказали, что Кир убит, а Ариэй со всеми варварами бежал, и теперь находится на той станции, откуда они накануне выступили. Ариэй, передавали прибывшие, извещал эллинов, что, если они намерены идти к нему, он согласен их ждать в течение этих суток, но на следующий день начнет отступление обратно на Ионию, откуда прибыл.
(4) Слыша такое известие и продолжая расспрашивать, стратеги и все эллины были крайне опечалены, а прибывшим Клеарх сказал так: «О если бы Кир был жив!.. но когда уже он умер, то объявите Ариэю, что мы не только победили царя, но что, как вы сами видите, с нами более никто не сражается, и не приди вы сюда, мы пошли бы на царя. С своей стороны мы объявляем Ариэю, что если он сюда придет, мы посадим его на персидский престол. (5) Власть принадлежит победителям». С этими словами он отпустил послов, и с ними послал к Ариэю Хирисофа лакедемонянина, и Менона ѳессалийца, который, как друг и «гость» Ариэя, сам желал этого. Те удалились, а Клеарх остался ждать.
(6) Между тем войско, по возможности, получало пропитание из обоза, убивая волов и ослов; а дровами пользовались, отойдя немного от строя туда, где происходило сражение — множеством стрел, которые, по их требованию, бросали царские перебежчики, и малыми геррами и египетскими деревянными щитами. Много было также круглых щитов (пелт) и пустых повозок. С помощью всего этого эллины варили мясо и таким образом кормились этот день.
(7) Уже было к полудню, как прибыли послы от царя и Тиссаферна, все варвары; один только был между ними эллин, Фалин, состоявший при Тиссаферне, и пользовавшийся большим почетом, как выдавший себя за знатока тактики и искусства сражаться во всевооружении. Эти послы, (8) лишь только прибыли, созвали эллинских начальников и сказали, что царь, как оказавшийся победителем и убивший Кира, приказывает эллинам выдать оружие и идти к его дверям искать, какой могут, милости. Так говорили царские послы. Эллинам тяжело было слушать это, и Клеарх (9) сказал только, что не победителям выдавать оружие. «Впрочем», прибавил он, обращаясь к стратегам, «дайте им ответ, какой находите лучшим и более достойным, а я сейчас же возвращусь». Клеарх как раз в это время приносил жертву, и один из прислужников позвал его посмотреть на вынутые жертвенные внутренности. Тогда (10) старший из стратегов, аркадянин Клеанор, сказал, что они скорее умрут, чем выдадут оружие; а ѳивянин Проксен заметил: «Фалин, я только не понимаю, требует ли царь оружия, потому что считает себя победителем, или же как приношения с нашей стороны, ради дружбы. В первом случае, зачем ему требовать, а не самому прийти и взять; во втором случае, пусть он подумает, что будет с воинами, если ему сделать такую уступку». На это Фалин отвечал: «Царь считает себя (11) победителем, потому что он убил Кира. И действительно, кому теперь спорить с ним за власть? Да притом он того мнения, что и вы принадлежите ему, потому что он держит вас в своей стране среди непроходимых рек, и в состоянии навести на вас такие полчища, которые вы даже при удобных обстоятельствах не в состоянии будете (12) перебить». На эти слова Ксенофонт, аѳинянин, отвечал: «Фалин, ты сам знаешь, что в настоящее время для нас единственное спасение заключается в оружии и храбрости. С оружием в руках мы можем выказать и храбрость, тогда как, выдав его, мы можем лишиться и жизни. Потому ты и не думай, чтобы мы выдали единственное наше спасение; мало того, с ним мы будем бороться и за ваше (13) благосостояние». Выслушавши это, Фалин засмеялся и сказал: «Да ты, молодой человек, кажется, философ, и рассуждаешь очень мило. Знай же, что ты очень наивен, если думаешь, что ваша храбрость в состоянии преодолеть (14) могущество царя». Другие, как передавали, выражались более мягче, что, подобно прежней их преданности Киру, и царь мог бы дорожить ими, если захочет сделаться их другом, и что вообще если бы он пожелал воспользоваться их услугами, хотя бы в войне против Египта, они могли бы помочь ему.
(15) В это время возвратился Клеарх, и спросил, ответили–ли они. Фалин сказал: «Из них всякий рассуждает (16) по своему, но ты скажи, что ты думаешь». — «Я, Фалин, отвечал Клеарх, с радостью встречаюсь с тобой; надеюсь, и все чувствуют тоже, потому что ты эллин, как и все мы, сколько нас видишь. И вот, находясь в таком положении, мы спрашиваем у тебя совета, как нам (17) поступить относительно твоего предложения. Во имя богов, дай нам такой совет, какой ты находишь наилучшим и наиболее достойным, какой и тебе самому в будущем доставит славу, когда будут говорить, что вот некогда Фалин был послан царем к эллинам с требованием выдачи оружия, и на совещании посоветовал им то–то. А ты знаешь, что в Элладе непременно станут говорить о том, что ты посоветуешь».
Клеарх говорил это с той целью, чтобы сам посол (18) царский советовал не выдавать оружия, чтобы таким образом эллины были самоувереннее; но Фалин, уклонившись от такого ответа, вопреки ожиданию Клеарха, отвечал так: «Если из тысячи ваших надежд на спасение, хотя (19) одна основывается на войне с царем, то мой совет — не выдавать оружия; если же при враждебных отношениях с царем, нет никакой надежды, то мой совет — спасаться как только можно». Клеарх на это ответил: «Это твое мнение, а от нас ты объяви вот что. Мы так думаем: (20) если нам нужно быть союзниками царя, то мы можем быть таковыми с большим значением, когда будем иметь оружие, чем выдав его другому; если же нам нужно воевать, то гораздо лучше воевать с оружием, чем выдав его другому». Фалин сказал: «Это в точности мы объявим; но царь приказал объявить вам и следующее: если (21) вы здесь останетесь, с вами будет мир; если же пойдете вперед или назад — война. Так ответьте и на этот вопрос: останетесь ли вы и, стало–быть, заключается мир, или же передать от вас, что начинается война?» Клеарх (22) ответил: «И относительно этого ты передай, что и мы думаем тоже». — «Стало–быть, как же?» спросил Фалин. — «Если останемся–мир, если же пойдем вперед или назад — война», отвечал Клеарх. Тот опять спросил: «Так (23) мир объявить или войну?» — Клеарх отвечал по прежнему: «Если останемся — мир, если же пойдем вперед или назад — война». — Но как он намерен был сделать, этого не открыл.
Глава II
Отступление. Прибытие к Ариею и союз. Поход и ночлег около персидских войск.
Фалин и сопровождавшие его удалились. Между тем возвратились послы от Ариэя, Прокл и Хирисоф. Менон остался там же, у Ариэя. Они говорили, что, по словам Ариэя, есть много персов, более его знатных, которые едва ли согласятся, чтобы он царствовал. «Но если вы согласны вместе отступать, то он предлагает отступать ночью, на случай же вашего несогласия, он объявляет, что завтра (2) утром сам будет возвращаться». Клеарх отвечал: «Да, нужно поступить таким образом. Если мы придем, то придем так, как вы предлагаете; в противном случае действуйте, как найдете для себя наилучше». Но как он намерен был поступить, этого и им не сказал. (3) После этого, уже при закате солнца, созвав стратегов и лохагов, он начал говорить так: «Эллины! когда я приносил жертву, идти ли нам на царя, жертвы не были благоприятны. И это вполне естественно, потому что, как я теперь разузнал, между нами и царем находится судоходная река Тигр, перейти которую, не имея судов, мы не будем в состоянии, а судов у нас нет. Оставаться здесь тоже нет возможности: нельзя достать съестных припасов. Но идти к друзьям Кира — жертвенный ответ был вполне благоприятен. Следовательно, нужно поступить (4) таким образом: разойдясь, ужинайте, кто что имеет; но когда затрубят, будто отходить ко сну, собирайтесь; за второй трубой — укладывайтесь на вьючных животных, а за третьей следуйте за передовым отрядом, при чем обоз будет со стороны реки, а гоплиты с наружной стороны».
(5) Выслушав это, стратеги и лохаги разошлись и сделали так. За тем Клеарх распоряжался, а они повиновались, не потому — чтобы они выбрали его начальником, но потому что видели, что он один знал дело полководца, между тем как остальные были несведущие. (Расстояние пути, (6) которое прошли эллины от Ефеса Ионийского до места сражения составляет 93 дневных перехода, 535 парасанг 16 050 стадий, а от места сражения до Вавилона было, как говорили, 360 стадий). Во время этого перехода, с (7) наступлением ночи, Милтокиѳ, ѳракиец, перешел к царю со своими 40 всадниками и с 200 ѳракийских пехотинцев. Остальными управлял Клеарх в таком порядке, (8) как было сказано, и они следовали за ним. Таким образом около полуночи прибыли на первую станцию, к Ариэю и к его войску; и, приказав поставить оружие по рядам, эллинские стратеги и лохаги собрались у Ариэя. Здесь эллины, Ариэй и знатнейшие из его свиты поклялись в том, что не будут изменять друг другу и будут оставаться союзниками, — варвары кроме того поклялись еще, что будут указывать путь без всякой измены, — при чем зарезали (9) быка, волка, кабана и барана. И эллины (в стекавшую) на щит (кровь) вмакивали меч, а варвары копье.
(10) По заключении клятвы, Клеарх сказал: «Ариэй, так как и нам и вам предстоит один и тот же поход, то теперь ты скажи, каковы твои соображения относительно путешествия, идти ли нам тем же путем, по которому мы пришли сюда, или же, быть может, ты (11) придумал иной путь, лучший». Тот отвечал: «Возвращаясь по прежнему пути, мы можем окончательно погибнуть от голода, потому что уже теперь у нас нет продовольствия, а между тем, когда мы шли сюда, на 17 последних стадиях мы ничего не могли достать из страны; а где что было, мы, идя сюда, забрали и издержали. Мы теперь пойдем дорогой хотя и дальнейшей, но не будем терпеть (12) недостатка в съестных припасах. Затем, первые переходы нам нужно сделать большие, чтобы подальше удалиться от царского войска, потому что, если мы сразу станем на расстояние двух или трех дней, царь не в состоянии будет идти скорым шагом, да и в продовольствии будет ощущать недостаток. Таково, заключил он, мое мнение».
(13) Этот план вел не к чему другому, как к укрывательству или к бегству, но судьба указала им выход более славный. Когда настал день, они выступили, имея солнце направо, и рассчитывали с закатом солнца прибыть (14) в деревни вавилонской страны. И в этом они не ошиблись. Между тем под сумерки показалось, что перед ними неприятельские всадники. Тогда те из эллинов, которые в это время не были в рядах, побежали в ряды, а Ариэй, он ехал в колеснице, потому что был ранен, — вышел из (15) колесницы и со своими начал надевать вооружение. Пока они вооружались, прибыли высланные вперед лазутчики и донесли, что это не всадники, но что это пасется, вероятно, вьючный скот. Тут все догадались, что где нибудь вблизи стоит лагерем царь, тем более что не вдалеке по деревням показывался дым. Клеарх не пошел на неприятеля; (16) он знал, что солдаты и устали и голодны, да и поздно было. Тем не менее он не пошел и в сторону, опасаясь, чтобы не подумали, что он бежит. В это время заходило солнце, и он вел войска прямо в деревни, где с передними отрядами и разбил палатки, не смотря на то, что в этих деревнях были растасканы царскими солдатами даже бревна из строений. Впрочем, передовые отряды кое–как (17) устроились, но прибывшие позже, в сумерках, расположились как попало под открытым небом, и, перекликаясь друг с другом, произвели такой крик, что неприятелям было слышно, вследствие чего последние, которые находились поближе, даже бежали из самых палаток. Это сделалось известным на следующее утро: вблизи ни скота, ни лагеря, ни дыму, ничего нигде не было видно. Царь видимо (18) напуган был наступлением эллинских войск, и доказал это тем, что сделал на следующий день. Но к концу ночи и (19) на эллинов напал страх»: (по стану) пошел глухой гул и шум, какой обыкновенно бывает, когда нападет страх. Тогда Клеарх приказал Толмиду елейцу, который у него (20) был лучшим из тогдашних глашатаев, потребовать внимания и объявить, будто начальники так заявляют: «кто укажет человека, который пустил на аванпосты (произведшего беспорядок) осла, получит талант серебра». Когда это (21) было объявлено, воины поняли, что страх был неосновательный и что начальники невредимы. Но с наступлением утра Клеарх приказал эллинам поставить оружие в боевом порядке, как это делалось перед сражением.
Глава III
Прибытие послов даря с предложением мира и условия со стороны эллинов. Получение продовольствия. Описание финиковых плодов. Переговоры Тиссаферна с Клеархом. Отъезд Тиссаферна.
То, что я сказал об испуге царя вследствие наступления эллинов, подтвердилось следующим. Накануне он, присылая послов, требовал выдачи оружия, а в этот день с (2) восходом солнца прислал вестников о мире. Когда они прибыли на аванпосты, разыскивали начальников. Клеарх, который в это время производил осмотр рядов, выслушав донесение от сторожевых, сказал, чтобы посланные (3) обождали, пока он будет свободен. И когда так построил войско, что со всех сторон любо было смотреть на плотно сомкнутую фалангу, при чем не было видно ни одного безоружного, тогда пригласил посланных, и сам вышел против них, взяв из своих воинов особенно хорошо вооруженных и самых видных. (4) Тоже предложил сделать и прочим стратегам. Подойдя близко, он спросил, что им угодно. Они отвечали, что прибыли лица с предложением мира, которые уполномочены объявить эллинам требования царя и требования эллинов царю. Клеарх (5) сказал: «Так объявите ему, что сперва должно быть сражение, потому что у нас нет обеда, и никто не решится (6) говорить с эллинами о мире, не оставив им обеда». Выслушав это, вестники уехали и скоро опять возвратились. Тут и стало очевидно, что где–то вблизи находится царь или кто другой, которому поручено было вести это дело. Они говорили, что царь находит основательными такие рассуждения, и что они пришли с проводниками, которые, в случае мира, проведут туда, откуда эллины получат съестные припасы. Клеарх спросил, заключается ли мир только с теми, (7) которые пойдут и возвратятся, или же со всеми, — «Со всеми» был ответ «до тех пор, пока царю будут объявлены ваши требования». Когда они это сказали, Клеарх, (8) удалившись, начал советоваться, и порешили: заключить мир и молча пойти и набрать съестных припасов. Клеарх (9) сказал: «Да, и я думаю тоже. Впрочем, я не сейчас им это объявлю, а протяну до тех пор, пока они не станут беспокоиться, чтобы мы не раздумали заключить мир. Кажется, продолжал Клеарх, что и воины наши разделяют тоже опасение». И когда нашел, что пора, тогда объявил, что заключает мир, и приказал сейчас же вести к съестным припасам. И так они указывали путь, а (10) Клеарх следовал. Но хотя он и заключил мир, войско держал в боевом порядке, и сам замыкал строй. В это время им попадались рвы и канавы, наполненные водой, так что нельзя было переходить без мостов; тогда они делали переправы из пальмовых деревьев, которые были попадавши, а иные рубили. Стоило посмотреть, как здесь (11) распоряжался Клеарх, держа в левой руке копье, в правой палку. Если кто либо из приставленных к работе, по его мнению, оказывал мало старания, то он, подходя к таковому, начинал его бить, сам лез в болото и принимался за работу, так что всякому было стыдно не быть усердным. (12) 12 Назначены были для этой работы лица, имевшие 30 лет; но когда старшие увидели, что Клеарх принимается с (13) таким усердием, то и сами принялись. Клеарх торопился особенно потому, что подозревал, что рвы не всегда так наполняются водой, да и пора была не подходящая для орошения полей; но чтобы эллинам представить больше затруднений в дороге, царь, по догадке Клеарха, приказал нарочно пустить воду.
(14) Продолжая путь, они пришли в деревни, и здесь проводники указали им, где забирать продовольствие. Тут было много хлеба, финикового вина и уксусу, приготовленного (15) также из фиников. Такие финиковые плоды, какие можно видеть и у эллинов, откладывались прислуге, а господам откладывались отобранные, замечательные по красоте и величине; цвет их ничем не отличался от янтаря. Иные (16) высушивали и откладывали для лакомства, которое впрочем было приятно и при каком либо напитке, только производило головную боль. При этом случае солдаты в первый раз ели зерно финика, и все удивлялись его виду и особенному, приятному вкусу. Но и зерно производило сильную головную боль. Самый финик, из которого вынималось зерно, совершенно ссыхался.
(17) Здесь пробыли три дня[2]. От великого царя прибыл Тиссаферн, зять царя и еще три перса; но рабов за ними следовало множество. Когда к ним вышли эллинские стратеги, Тиссаферн заговорил первый через переводчика: «Эллинские мужи! Я живу в соседстве с Элладой, и когда (18) увидел вас в тяжелом и безвыходном положении, счел за очень счастливый для меня случай, если мне удастся достигнуть царского разрешения доставить вас в Элладу. Надеюсь, за это не останусь без благодарности ни от, вас, ни от всей Эллады. Решившись на это, я (19) начал просить царя, представляя ему, что он может поручить это мне, на том справедливом основании, что я первый донес ему о походе Кира и вместе с этим известием представил вспомогательное войско; я же один из посланных против эллинов не бежал, но пробился и встретился с царем в вашем лагере, куда он пошел, убив Кира. Я же преследовал варваров Кира своими войсками, наиболее верными и самому царю. В силу этого царь (20) обещал мне подумать, но приказал спросить вас, по какому поводу вы пошли на него войною. Советую вам дать ответ сдержанный, чтобы для меня было менее затруднительно достигнуть его, возможной к вам, милости».
(21) Эллины, удалившись, начали советоваться и дали такой ответ (говорил Клеарх): «Мы и не собирались, чтобы воевать с царем, и не шли против царя. Как ты и сам хорошо знаешь, Кир имел много поводов застать вас без приготовления и завести нас сюда. Но когда мы, (22) которые в прежние времена получали от него благодеяния, увидели его в опасном положении, нам стыдно было и перед богами и перед людьми изменить ему. Теперь же, когда и Кир умер, мы и не спорим с царем за власть, (23) не из–за чего нам желать опустошать его страну, и не желаем мы его смерти. Мы желали бы идти домой, если только никто не станет нас трогать; а если нас кто обидит, того, с помощью богов, мы отразим; если же кто окажется нашим благодетелем, то и тому мы постараемся, по возможности, не уступить в благодеяниях».
(24) Так говорил Клеарх. Тиссаферн, выслушав это, сказал: «Я это передам дарю, и затем вам передам его требования, но до моего возвращения должен продолжаться (25) мир; а продовольствие мы вам доставим». Но на следующий день он не пришел, так что эллины начали беспокоиться. Прибыв на третий день, он начал говорить, что выпросил у царя разрешение спасти эллинов, хотя очень многие возражали в том смысле, что не следует царю (26) выпускать людей, которые пошли на него войною. В заключение он сказал: «Теперь вы можете получить от нас залоги верности в том, что мы представим вам страну действительно дружественную, и что будем вести вас в Элладу без всякой измены, доставляя при этом продовольствие; в случае же нельзя будет купить, мы дозволим (27) вам забирать из страны. Но и вы с своей стороны должны будете дать нам клятву, что действительно будете проходить через страну, как через дружественную, и что, в случае мы не доставим вам продовольствия, вы будете доставать пищу и питье безвредно; а когда будем (28) доставлять, вы будете получать за деньги». Так и порешили, и поклялись. Тиссаферн и брат супруги царя подали правую руку эллинским стратегам и лохагам, и получили ее от (29) эллинов. После этого Тиссаферн сказал: «теперь я отправлюсь к царю, и когда достигну своих желаний, то возвращусь уже готовым отвести вас в Элладу и отправиться к своей должности».
Глава IV
Неудовольствия солдат. Возвращение Тиссаферна и совместное отступление. Подозрения эллинов. Переход через Тигр. Лазутчик. Дальнейшее отступление до Описа. Появление брата царя. Деревни Парисатиды. Кены.
После этого элллины и Ариэй, расположившись лагерями друг около друга, ожидали Тиссаферна более двадцати дней. В течение этого времени прибыли к Ариэю его братья и другие родственники. Явились также некоторые персы и к его свите. Они успокаивали, а некоторым от царя приносили даже правую руку в том, что царь не будет к ним злопамятным за их участие в походе Кира, и вообще не будет помнить ничего из прошедшего. Но в тоже (2) самое время сделалось очевидным, что в войске Ариэя к эллинам оказывают уже менее внимания, так что и этим персы возбуждали неудовольствие многих эллинов, и последние приходили к Клеарху и говорили ему и прочим стратегам: «Чего мы ждем? разве мы не знаем, что царь (3) выше всего поставил бы нашу гибель, чтобы таким образом и все эллины почувствовали страх воевать против великого царя? Теперь он заставляет нас ждать из–за разбросанности своей армии; но лишь только у него снова наберется войско, он наверное нападет на нас. Очень (4) может быть, что он роет где–нибудь канавы или возводит стену, чтобы путь был невозможен. Никогда он добровольно не допустит, чтобы мы, прибывши в Элладу, рассказали, как мы в таком числе победили царя под самыми его дверями и ушли, насмеявшись».
(5) Клеарх на подобные замечания отвечал: «Я все это понимаю, но знаю, что если мы теперь пойдем, то покажем, что идем с целью войны и поступаем вопреки договору. Затем, прежде всего никто не будет нам доставлять продовольствие и нам нечем будет кормиться. Дальше, у нас не будет проводника, и, лишь только мы это сделаем, Ариэй сейчас от нас отложится. Таким образом союзника у нас не будет, а прежние союзники (6) станут нашими врагами. При этом мне неизвестно, не придется ли нам переходить еще другую реку; но относительно Евфрата мы знаем, что в случае препятствий со стороны неприятеля, перейти его невозможно. Да и союзной конницы, на случай сражения, тоже нет, тогда как у неприятеля ее очень много, и при том конница превосходная; так что, в случае даже перевеса с нашей стороны, кого мы убьем? в случае же поражения, никому из нас не (7) спастись. Во всяком случае относительно царя, на стороне которого так много, я не понимаю, зачем ему, если только он хочет нас погубить, давать клятву и правую руку, и оскорблять богов клятвопреступлением, и затем в отношении эллинов и варваров залоги своей верности сделать неверными». В таком роде он говорил много.
(8) Между тем, прибыл Тиссаферн в сопровождении своего войска, по видимому с целью возвращения домой, и Оронт, в сопровождении своего. Последний вез также дочь царя для замужества. Отсюда шли уже по указанию Тиссаферна, (9) который доставлял и продовольствие. Вместе же с Тиссаферном и Оронтом шел и Ариэй, и с ними располагался лагерем. Но эллины, относясь к ним с подозрением, (10) шли сами по себе со своими проводниками, и каждый раз ставали лагерями одни от других на расстоянии парасанга или менее. И те и другие стереглись друг друга как врагов, а это тоже усиливало подозрение. Однажды даже, когда (11) забирали в одном месте дрова, сено и т. п., одни другим начали наносить удары, так что и это усилило вражду.
Пройдя три дневных перехода[3], прибыли к так (12) называемой Мидийской стене, и пошли вдоль её с внутренней стороны. Эта стена была выстроена из жженого кирпича, скрепленного асфальтом; ширина её 20 футов, высота 100, длина, как говорили, 20 парасанг; от неё недалеко до Вавилона. Оттуда шли два перехода — 8 парасанг. При (13) этом прошли через два канала, один по мосту, другой посредством соединенных семи судов. Эти каналы шли от реки Тигра, а от них проведены были по стране каналы, сперва большие, а дальше меньшие, и наконец небольшие протоки, как в Элладе по полям для проса. Наконец прибыли к реке Тигру, при которой лежал город большой и многолюдный, по имени Ситтака, отстоявший от реки на 15 стадий. Эллины поставили свои палатки под (14) городом возле большего, красивого и заросшего всякого рода деревьями парка; а варвары пошли за Тигр, по крайней мере их не было видно.
(15) После ужина, когда Проксен и Ксенофонт были на прогулке на аванпостах, подошел какой–то человек и стал спрашивать караульных, где бы он мог видеть Проксена или Клеарха, а Менона не искал, между тем как пришел от Ариэя, гостя Менонова. Когда Проксен (16) сказал: «Я тот, кого ты ищешь», этот человек сообщил следующее: «Меня прислали Ариэй и Артаоз, которые были преданы Киру и к вам расположены. Они предлагают вам быть осторожными, чтобы на вас ночью не напали варвары, так как в прилежащем парке находится много войска. Они же предлагают вам поставить на мосту, что (17) на реке Тигре, караул, потому что Тиссаферн, если только удастся, намерен его ночью сломать, чтобы вы не перешли и чтобы вас захватить между рекой и каналом».
(18) Выслушав это, они повели его к Клеарху, и рассказали, что он сообщил. Клеарх сильно встревожился, но (19) один молодой человек из присутствовавших при этом обратил внимание на то, что нападение и разрушение моста одно другому противоречат. «Разумеется, нападающим придется или победить или быть побежденными. В первом случае зачем им ломать мост? тогда даже если бы и много было мостов, мы не в состоянии куда бы то ни было (20) бежать и спасаться. А если мы победим, то, по разрушении моста, им некуда будет бежать; да наконец, по разрушении моста, никто не в состоянии будет подать им помощь, хотя бы на той стороне и много было людей».
(21) Выслушав это, Клеарх спросил посланного, велика ли страна, находящаяся между Тигром и каналом. Тот отвечал, что велика, и что в ней есть деревни и много городов и при том больших. Тогда догадались, что варвары (22) подослали этого человека из опасения, чтобы эллины, разрушив мост, не остались на этом острове, при чем они имели бы защитой с одной стороны Тигр, а с другой канал, а продовольствие получали бы из находящейся между ними страны, обширной и плодородной, тем более, что работники найдутся тут же; наконец, это могло бы быть и убежищем, на случай если бы кто желал наносить вред царю. После этого пошли на отдых; тем не менее к мосту (23) послали караул; но, как передавали караульные, и не нападал никто ни откуда, и к мосту не подходил ни один неприятель. С наступлением утра[4], эллины начали (24) переходить мост, наведенный на 37 судах, как можно осторожнее, потому что некоторые из бывших при Тиссаферне эллинов, донесли, что во время перехода должны напасть варвары. Но и это оказалось ложным; впрочем при переходе показался Глус, следивший вместе с другими, действительно ли они переходят реку. Посмотрел и уехал.
От Тигра шли 4 перехода — 20 парасанг, до р. (25) Фиска, ширина которой плеѳр, и на ней был мост. Здесь лежал большой город, по имени Опис, при котором встретился побочный брат Кира и Артаксеркса. Он вел из Суз и Екбатан большое войско на помощь царю и, остановив его, смотрел на проходивших эллинов. Но Клеарх (26) вел свои войска по два (человека в ширину) и на походе велел время от времени останавливаться. При этом, на сколько времени останавливался передовой отряд, на столько продолжалась остановка и по всему войску, так что самим эллинам войско их казалось большим, а этот перс, смотря на них, пришел в ужас.
(27) Отсюда шли через Мидию 6 переходов — 30 парасанг, и прибыли в деревни Парисатиды, матери Кира и царя. В посмеяние над Киром, Тиссаферн отдал их эллинам на разграбление, не дозволяя только уводить рабов. Здесь было (28) много хлеба, мелкого скота и других предметов. Отсюда шли 4 пустынных перехода — 20 парасанг, имея Тигр по левую сторону. На первом же переходе за рекой лежал большой и богатый город, по имени Кены, из которого варвары на кожаных лодках привозили хлеб, сыр, вино и прочее.
Глава V
Переговоры Клеарха с Тиссаферном и отправление депутатов к Тиссаферну. Измена.
Затем эллины пришли к реке Запату, ширина которой четыре плеѳра, и пробыли здесь три дня[5]. Подозрения (2) продолжались, но явного заговора не было заметно. Тем не менее Клеарх решился повидаться с Тиссаферном и, если можно, устранить подозрения, прежде чем они доведут до войны, и послал сказать, что желает повидаться. Тот охотно пригласил прибыть. Когда они сошлись, Клеарх говорил так:
(3) «Тиссаферн, я знаю, что между нами произошли клятвенные обещания и даны правые руки, чтобы одна сторона не наносила оскорбления другой. Но я замечаю, что ты бережешься нас, как будто неприятелей; а мы, видя это, с своей стороны осторожны. Но так как я, при тщательном (4) наблюдении, не могу заметить твоих попыток к нанесению нам вреда, а с своей стороны знаю наверное, что ты даже не думаешь ничего подобного, то я решился переговорить с тобою, чтобы, если можно, уничтожить взаимное недоверие, тем более, что я знаю, что люди, которые боятся (5) друг друга, по наветам или по подозрению, желая предотвратить беду, угрожающую им лично, наносят непоправимое зло именно тому, кто ничего подобного не желал и даже не думал. Предполагая, что подобные недоразумения (6) лучше всего можно устранить при личном свидании, я и пришел и желаю доказать тебе, что ты не доверяешь нам совершенно неосновательно. Прежде всего и более всего, (7) клятвы богов не допускают нас быть врагами друг другу. Кто сознает себя их нарушителем, того я не решусь признать счастливым: я даже не знаю, при какой скорости можно убежать от преследования богов, в какой мрак ускользнуть, как от них в неприступное место уйти: всюду все богам подвластно и всем во всем боги одинаково управляют. Так я рассуждаю о клятвах и о богах, (8) перед которыми мы составили дружественный договор и утвердили.
«Что же касается человеческих соображений, то здесь, в настоящее время, я считаю тебя величайшим для нас счастием. С тобой всякий путь для нас свободен, всякая (9) река проходима и никаких затруднений в продовольствии; без тебя же весь путь во мраке, потому что мы его решительно не знаем, всякая река непроходима; всякая толпа ужасна, но самое ужасное — пустыня: она полна всякой (10) безвыходности. И если бы мы теперь убили тебя, то иначе ли мы поступили бы, чем после убийства своего благодетеля, начали бы борьбу с царем, самым могучим новым противником (ефедром)? А скольких и каких надежд я лишил бы себя, допустив сделать тебе что либо дурное, об этом (11) сейчас буду говорить. Я желал, чтобы Кир был моим другом, потому что считал его в состоянии более всех современников благодетельствовать тому, кому он хочет. В настоящее время я вижу, что ты располагаешь войсками и страной Кира и удерживаешь собственную область, и что те войска, с которыми Кир имел дело, как с (12) враждебными, с тобой в союзе. Если это так, то кто настолько безумен, чтобы не желал быть твоим другом?»
(13) «Но я выскажу тебе и то, из–за чего я имею соображения, что и ты захочешь быть нашим другом. Так, я знаю, что мисяне для вас несносны, но их я надеюсь покорить вам находящимися у меня войсками; то же знаю и о писидах; слышал я, что есть много и других подобных племен, нарушающих ваше спокойствие, каковые я, полагаю, укротил бы. Что же касается египтян, на которых, как я знаю, вы наиболее озлоблены, то я не вижу, располагая какими союзными войсками, вы могли бы лучше их наказать, чем располагая войсками, находящимися (14) теперь у меня. Да и вообще перед соседями ты, с кем пожелаешь, можешь быть самым могущественным другом; если же кто нанесет тебе оскорбление, то ты, располагая нашей готовностью, можешь обойтись с ним, как деспот, потому что мы станем служить тебе не только ради платы, но из–за благодарности, каковую мы, спасенные тобой, по справедливости будем питать. И когда я думаю об этом, (15) то мне на столько кажется удивительным твое к нам недоверие, что я с радостью услышал бы, кто это на столько красноречив, что убедил тебя, доказывая нашу злоумышленность».
Так говорил Клеарх. Тиссаферн отвечал: «Клеарх, (16) мне приятно слышать твои разумные речи. При таком образе мыслей, ты, замышляя что нибудь дурное против меня, очевидно становишься зложелателен и к самому себе. Но что бы ты знал, что и вы не справедливо не доверяете и (17) царю и мне, так слушай. Если бы мы желали вас погубить, то неужели, по твоему мнению, мы нуждаемся в количестве всадников или пехотинцев или оружия? Распоряжаясь этим, мы будем в состоянии вам вредить, тогда как испытать от вас что нибудь подобное нет никакой опасности. Или, быть может, ты находишь, что у нас (18) не достает местностей, удобных для нападения? Не таковые ли вы проходите с трудом и при том преданные нам низменности? Не таковые ли вы видите лежащие на вашем пути горы, занявши которые, мы можем поставить вас в безвыходное положение? Не столько ли перед вами рек, сколько нам нужно выставить, с каким бы числом неприятелей нам ни пришлось сражаться? Но между ними есть и такие, которых вы положительно не перейдете, если мы вас не переправим.
(19) «Если же мы при всем этом будем побеждены, так огонь сильнее посевов: выжегши их, мы можем выставить против вас голод, с которым вы, даже если бы (20) были и слишком доблестны, не в состоянии бороться. Каким же образом мы, имея столько средств к борьбе с вами, из которых ни одно для нас неопасно, вдруг выбрали бы из всех путей тот, который сам по себе перед богами нечестив, и сам по себе перед людьми (21) позорен? Да и вообще, только людям, находящимся в крайности, безвыходности, теснимым нуждой, и притом дурным, свойственно желать достижения чего бы то ни было посредством клятвопреступления перед богами и измены перед людьми. Не на столько мы, Клеарх, необразованны или (22) близоруки. Зачем же мы, при возможности погубить вас, не приступаем к этому? Знай, что причиной этого мое сильное желание заслужить доверие эллинов и возвратиться сильным благодеяниями тому наемному войску, с которым (23) выступил Кир, полагаясь на него из–за платы. В чем вы будете мне полезны, отчасти и ты высказал, но самое главное известно мне: носить на голове прямую тиару предоставляется только одному царю, но при вашей помощи, быть может, и другой носит ее легко в своем сердце».
(24) Когда Тиссаферн так высказался, Клеарх подумал, что он говорит правду и сказал: «Стало быть те, которые при стольких поводах к дружбе, стараются своей клеветой сделать нас врагами, достойны крайнего наказания?» — (25) «Да, отвечал Тиссаферн, и если вы, стратеги и лохаги, согласитесь прийти ко мне, я вам явно назову тех, которые заявляют мне, что ты злоумышляешь против меня и моего войска». — «Я, сказал Клеарх, приведу всех, и со (26) своей стороны укажу тебе, откуда о тебе имею слухи».
(27) Вследствие этого разговора Тиссаферн тогда же любезно предложил ему остаться и пригласил к ужину; а когда Клеарх на другой день прибыл в лагерь, то ясно было, что он вполне убежден в дружественных отношениях Тиссаферна. Он передал, что тот ему говорил, и сказал, что должны идти к Тиссаферну все те, на кого он указал, и что тем эллинам, которые будут уличены в клевете, придется получить наказание как изменникам и обманщикам. Он подозревал доносчика в Меноне, так (28) как знал, что Менон вместе с Ариэем бывает у Тиссаферна, интригует и замышляет захватить все войско в свои руки и быть другом Тиссаферна, между тем Клеарх (29) желал, чтобы все войско питало доверие в нему и чтобы противников удалить прочь.
Некоторые воины заявляли, чтобы не идти всем лохагам и стратегам и чтобы не верить Тиссаферну. Но (30) Клеарх сильно настаивал, до тех пор пока достиг, что пошли пять стратегов и 20 лохагов. С ними пошли, как будто на базар, и из воинов человек двести. Когда они (31) подошли к палатке Тиссаферна, то стратеги были приглашены внутрь, — это: Проксен беотиец, Менон ѳессалиец, Агия аркадянин, Клеарх лакедемонянин и Сократ ахеянин; лохаги остались у дверей. Спустя немного после этого, (32) по сигналу, находившиеся внутри были схвачены, а находившиеся снаружи изрублены. Затем, некоторые варварские всадники, разъезжая по равнине, с кем только встречались из эллинов, с рабом или с свободным, всех убивали. (33) Эллины с изумлением смотрели на эту суматоху и недоумевали, что они делают, пока, наконец, прибежал Никарх аркадянин, раненый в живот и придерживавший руками внутренности, и рассказал обо всем случившемся. (34) Тогда все эллины в ужасе побежали к оружию, ожидая, (35) что варвары сейчас пойдут на лагерь. Но они все не пошли, а явились только Ариэй, Артаоз и Митридат, которые были особенно верны Киру. Эллинский переводчик говорил, что он видел еще при них и узнал брата Тиссаферна. Из прочих персов следовало за ними в панцирях человек 300. Когда они подъехали на близкое расстояние, то потребовали, чтобы к ним подошел кто–нибудь из эллинов, стратег или лохаг, чтоб объявить требования царя.
(37) Тогда выступили осторожно стратеги: Клеанор орхоменец и Софенет стимфалиец, а при них и Ксенофонт аѳинянин, чтобы узнать о Проксене. Хирисоф тогда был в отсутствии, (38) в одной деревне, вместе с другими, добывая припасы. Когда они остановились на расстоянии голоса, Ариэй сказал следующее: «Эллины, Клеарх, в силу того, что оказался клятвопреступником и нарушителем договора, получил наказание и убит, а Проксен и Менон, за то что донесли об его замыслах, получили великую награду; от вас же царь требует оружия: он считает его своим, так как оно принадлежало Киру, его рабу».
(39) Эллины на это отвечали (говорил Клеанор охроменец): «Подлейший Ариэй и все вы, которые были друзьями Кира! И вы не боитесь ни богов, ни людей! Вы клялись нам считать одних и тех же друзьями и врагами, и теперь вместе с безбожнейшим и бессовестнейшим Тиссаферном изменили нам, и тех самых людей, которым клялись, губите и, предавши нас всех, идете на нас с нашими врагами?!»
(40) Ариэй отвечал: «Известно, что Клеарх и прежде строил козни против Тиссаферна и Оронта и против всех нас, которые были при них». На это Ксенофонт сказал: (41) «Положим, Клеарх вопреки клятвам нарушил договор и получил наказание; справедливо казнить клятвопреступников; но так как Проксен и Менон ваши благодетели и наши стратеги, то пришлите их сюда. Очевидно, что они, как друзья обеих сторон, будут стараться давать советы лучшие для вас и для нас». Варвары долго говорили между собою и удалились, не давши на это ответа.
Глава VI
Биографии: Клеарха, Проксена, Менона, Агии и Сократа.
Таким–то образом были схвачены стратеги, отвезены к царю и казнены отсечением годов. Один из них Клеарх, по общему признанию всех, имевших с ним сношения, был человек не только знавший военное дело, но и любивший его до крайней степени. Пока продолжалась война (2) у лакедемонян с аѳинянами, он оставался дома; когда же наступил мир, он заявил правительству о притеснениях ѳракийцами эллинов, настоял перед эфорами (на снаряжении флота) и выехал воевать с ѳракийцами, что за Херсонесом и Перинѳом. Но когда эфоры, раздумавши почему–то, В желали воротить его из Исѳма, когда он был уже вне пределов (спартанских), он не послушался и поехал в (4) Геллеспонт. За это он приговорен был спартанскими властями к смертной казни, как ослушник. Будучи изгнанником, он прибыл к Киру; — чем он расположил к (5) себе Кира, сказано в другом месте, — и Кир дал ему 10 000 дариков. Взяв эти деньги, Клеарх употребил их не на праздную жизнь, но собрал войско и начал войну с ѳракийцами; победил их и за тем опустошал и разорял, и продолжал вести войну до тех пор, пока Киру не понадобились войска. Тогда он выехал (из Ѳракии), чтобы опять начать войну вместе с Киром.
(6) Я нахожу, что такой образ действий свойствен только человеку любящему войну, когда он, при возможности пользоваться миром, без всякого унижения и без всяких потерь, предпочитает вести войну; при возможности пользоваться досугом, решается на военные труды, и при возможности пользоваться спокойно деньгами, предпочитает расходовать их тоже на войну. Чем тратить на любимцев или на другое удовольствие, он тоже предпочитал тратить на (7) войну. Вот на сколько он любил военное дело. А что он знал его, это видно было из того, что он сам, искал опасностей, днем и ночью выступая против неприятеля, и всегда умел найтись в затруднительных обстоятельствах, как это подтверждали всегда и все его соучастники.
(8) Известно также, что он был способный начальник, на сколько это возможно было при таком характере, какой имел Клеарх. Так, напр., он более чем кто другой, умел позаботиться, не только о том, чтобы войско имело продовольствие и заготовить его, но он умел внушить (9) присутствующим, что должно слушаться Клеарха. Достигал он этого тем, что был строг. Он и на вид был угрюм, с резким голосом; всегда наказывал строго, нередко даже жестоко, так что иногда и сам раскаивался; но наказывал по убеждению: он не признавал никакой пользы от того войска, в котором не существует наказаний. Даже, как передавали, он так выражался, что (10) солдат должен бояться своего начальника более, чем неприятеля, потребуется ли идти на караул, или оставить друзей, или беспрекословно идти против неприятеля. Оттого–то в (11) виду опасностей солдаты жадно его слушали и не выбирали другого начальника. Тогда, говорят, угрюмость на его лице исчезала; и на его строгость смотрели как на защиту перед неприятелем, так что она оказывалась спасением, а не строгостью. Но когда они были вне опасности и можно (12) было переходить в другим начальникам, многие его оставляли, потому что он не имел привлекательности и всегда оставался строг и суров, так что солдаты относились к нему, как мальчики к учителю. Потому–то он никогда не (13) имел лиц, преданных по дружбе или по расположенности; а с теми, которые были у него по назначению от правительства или по нужде или в силу другой какой крайности, он обращался с полной с их стороны покорностью. Но когда солдаты вместе с ним начинали одолевать (14) неприятеля, тогда было много такого, что делало его солдат полезными: тогда требовалось мужественно держаться перед неприятелем, а страх наказаний делал их хорошими строевыми. Таков он был начальник; но быть под (15) управлением другого он, говорят, не очень желал. Когда он умер, ему было лет около 50-ти.
(16) Проксен, беотиец, еще в отрочестве желал быть человеком, способным совершать великие дела, и вследствие этого желания, он платил (за учение) Горгию (17) леонтинцу. Прослушав его (курс учения) и найдя себя способным быть начальником, а в дружбе с первыми лицами не уступать им в благодеяниях, он вступил в упомянутые сношения с Киром. Он надеялся этим достигнуть (18) великого имени, великого значения и больших средств. Но, стремясь к таким важным (целям), он, с другой стороны, явно держался того, что не желал достижения ничего путем несправедливости, напротив, по его убеждению, следовало достигать целей справедливостью и порядочностью; а (19) без этих качеств нельзя. Он мог управлять честными и доблестными, но не умел внушить воинам ни почтительности к себе, ни страха; напротив того, он сам гораздо более стыдился подчиненных, чем подчиненные стыдились его, и, видимо, он гораздо более боялся вражды воинов, (20) чем воины его гнева. Он полагал, что для того, чтобы быть и казаться начальником, достаточно поступающего хорошо — хвалить, а поступающего не хорошо — не хвалить. Оттого–то из его соучастников честные и доблестные были ему преданы, а негодяи заводили интриги, как против человека весьма податливого. Когда он умер ему было лет около тридцати.
(21) О Меноне ѳессалийце известно, что он сильно желал быть богатым, желал и власти, чтобы больше получать; желал и уважения, чтобы иметь больше корысти. В дружбе он желал быть только с людьми особенно (22) влиятельными, чтобы в случае обиды не понести наказания. Самым кратчайшим путем к достижению своих стремлений он считал клятвопреступление, лож и обман, а искренность и справедливость ставил наравне с глупостью. (23) Известно, что он никого не любил, а с кем был в дружбе, против того, наверное; питал дурные намерения. Над врагом он никогда не насмехался, тогда как обо всех приятелях всегда выражался с насмешкой. Точно также он (24) не питал замыслов против имущества врага, потому что находил трудным присвоить то, что берегут; но на принадлежащее друзьям смотрел так, как будто ему одному известно наиболее легкое присваивание того, чего не стерегут.
В ком он замечал клятвопреступника и негодяя, (25) того берегся, как хорошо вооруженного, между тем людьми богобоязненными и следующими справедливости старался пользоваться, как бесхарактерными. Как иной находит (26) наслаждение в набожности, истине и правоте, так точно Менон находил наслаждение в возможности обмануть, выдумать ложь, осмеять друга; и человека нековарного он считал необразованным. Точно также у кого домогался занять первое место в дружбе, то, по его мнению, следовало достигнуть этого клеветой на того, кто прежде занимал первое место, а чтобы солдаты оказывались послушными, он (27) придумал достигать этого путем соучастия с ними в преступлениях. Уважения и услуг он требовал, давая заметить, что может и готов много повредить; и когда кто оставлял Менона, он считал благодеянием, что имея с этим человеком сношения, не погубил его. Положим, в (28) том что в отношении его не было доказано, можно еще ошибаться, но вот, что все знают: у Аристиппа он достиг начальствования над наемными войсками тем, что был красив, и у Ариэя, варвара, был самым близким человеком, тоже потому что был красив и потому что тот любил красивых, и в то же время сам держал (29) любимцем Ѳарипу. Когда казнили стратегов, его сотоварищей, за то что они вместе с Киром пошли войной против царя, он, сделавший то же, не был казнен, но был наказан царем после смерти других, и умер не как Клеарх и прочие стратеги, которым отрезали головы, каковая смерть считается самой скорой, но жил еще год изувеченным и затем, говорят, был казнен, как злодей.
(30) Агия аркадянин и Сократ ахеянин тоже погибли. Никто над ними не смеялся за трусость на войне и не упрекал за дружбу. Каждому из них было около тридцати пяти лет от роду.


[1] 4 сентября 401 г. до Р. Х.
[2] 7—9 сентября.
[3] До 3 октября.
[4] На 30‑й день после сражения, т. е. 4 октября.
[5] До 21‑го октября.