Глава V. БОРЬБА В СИРИИ

Красс и Публий были мертвы, а орлы их легионов украшали парфянские храмы[1]. Но римские армии уничтожались и прежде, однако Рим по-прежнему существовал. Возможно, этот урок не произвел должного впечатления на общественные умы и литературу, но военные, тем не менее, осознавали грозящую опасность.
М. Туллий Цицерон был назначен проконсулом Киликии, и ему были приданы 12 000 пехотинцев и 1200 всадников. В его инструкции входило специальное предписание - поддерживать дружеские отношения с Каппадокией[2], так как ее новый царь Ариобарзан III вызывал некоторые опасения. Из Брундизия Цицерон написал Аппию Клавдию Пульхру, наместнику Киликии, которого должен был сменить на этом посту, что Сенат предложил собрать войска в Италии для Цицерона и Бибула, нового наместника Сирии, но консул Сульпиций наложил вето на это мероприятие. В донесении к Сенату Пульхр сообщил, что он распустил большую часть своих войск, но его легат частным образом опроверг это утверждение, и Цицерон просил его не уменьшать и так уже малочисленное войско[3]. Из Акциума 14 июня[4] 51 г. он написал своему другу Аттику, что надеется на мирное поведение парфян[5]. В Афинах Цицерон все еще не имел новостей об их передвижениях[6], а в Траллах услышал, что они бездействуют[7]. 31 июля новый наместник достиг Лаодикеи в пределах вверенной ему территории. Его ранние представления о миролюбии "персов" (парфян) весьма скоро изменились[8]. Едва Цицерон приступил к своим обязанностям, как 9 августа к нему поступили доклады о том, что римская кавалерия разгромлена парфянами[9]. Когда он прибыл в военный лагерь в Иконии, два легиона были рассредоточены и практически находились в состоянии мятежа[10]. Войска подверглись реорганизации, и сам Цицерон приводил их в порядок, когда 30 августа[11] получил депешу от царя Коммагены Антиоха I, сообщавшего ему о том, что Пакор (I)[12], сын царя Парфии Орода, достиг Евфрата. В то время Пакор был молод и неопытен, и командовать войсками ему помогал Осак, более закаленный в боевых действиях воин[13]. Силы Пакора состояли из большого отряда парфянской кавалерии и значительного контингента союзников, часть из которых, возможно, были арабами[14]. Сообщалось также, что Артавазд, царь Армении и шурин Пакора, намеревался напасть на Каппадокию[15]. Но перед тем как действовать, Цицерон, который не вполне доверял Антиоху - источнику этой информации, решил дождаться дальнейших новостей[16].
Поскольку ожидалось, что парфяне вторгнутся из Сирии в Кили-кию через Каппадокию, Цицерон решил выступить со своими легионами в такое место, где он мог бы подготовиться к действиям независимо от того, откуда будет совершено нападение. 19 сентября[17] во время марша в Киликию Таркондимот[18] - главный римский союзник за горами Тавра - сообщил, что Пакор пересек Евфрат и расположился лагерем в Тибе[19]. В Сирии вспыхнул мятеж, вероятно, инспирированный пропарфянской партией. От Ямвлиха, сына знаменитого Сампсицерама из Эмеса (Хомса) - вождя арабских союзников - поступили такие же известия. Цицерон отправился в лагерь, расположенный около Кибистры (Эрегли) у подножия Тавра. Отсюда он обратился к Сенату с настойчивой просьбой прислать больше войск, поскольку римских соединений в провинции едва хватало для поддержания порядка[20]. Большинство легионов находились в Испании и Галлии вместе с Помпеем и Цезарем, которые готовились к грядущей междоусобной войне и не желали делиться своими войсками. Ямвлих, Таркондимот и Дейотар оставались преданными Риму, но только на помощь последнего можно было полагаться с уверенностью[21]. Положение ухудшало еще и то, что местное население, страдавшее от алчности и гнета предыдущих римских наместников, с нетерпением ожидало прихода парфян[22].
Цицерон располагался лагерем около Кибистры в течение пяти дней, поскольку с того места, откуда можно было контролировать Киликийские Ворота, он мог как блокировать вторжение парфян через Каппадокию, так и создавать угрозу для колеблющегося Артавазда Армянского[23]. К 20 сентября Цицерон получил информацию о том, что парфяне прошли через Коммагену и находятся в Киррестике. Кассий со всеми своими войсками стоял в Антиохии[24], где в скором времени был окружен парфянами[25]. В это время еще не поступили известия относительно предполагаемого местонахождения наместника Сирии М. Кальпурния Бибула, выехавшего из Рима. Вскоре парфянские патрули проникли за границы Киликии, а значительная часть их кавалерии была уничтожена несколькими эскадронами римской конницы и преторианской когортой, расположенной в качестве гарнизона в Епифании[26]. Когда стало очевидно, что набег парфян был направлен не на Каппадокию, а на Киликию, Цицерон проследовал форсированным маршем через Тавр у Киликийских Ворот и 5 октября прибыл в Таре[27].
Ни римские военачальники, ни римские и греческие историки не смогли понять тактику, которую использовали парфяне. Эта экспедиция представляла собой кавалерийский рейд, совершенный сравнительно небольшим отрядом быстро скачущих всадников, целью которых было не завоевание, так как их численность и снаряжение были недостаточными для этого, а грабеж и разрушение неприятельской материальной базы. Вот почему они нанесли удар не по Каппадокии, а по богатой области вокруг Антиохии. Можно было сравнительно легко пересечь Евфрат, избежать столкновений с малыми гарнизонами в городах и напасть на богатые виллы и пригороды Антиохии. Кассий укрылся в хорошо укрепленной части города, где и оставался до ухода парфян. Этот уход, скорее всего, объяснялся завершением грабежа городских земель, а не какой-либо акцией римских войск, как это утверждает и сам Цицерон[28].
Затем парфяне двинулись дальше к Антигонее (ее местоположение не установлено)[29], где безуспешно попытались вырубить леса, затрудняющие движение кавалерии. Между тем Кассий отважился побеспокоить фланги противника, тем самым, несомненно, уменьшив его численность и ухудшив моральное состояние вражеских войск. Когда Кассий устроил засаду вдоль дороги, по которой парфяне двигались из Антигонеи, то он применил как раз парфянскую тактику: предпринял притворное отступление с небольшим отрядом солдат, а затем вернулся со всем своим войском, чтобы окружить дезорганизованных преследователей. В начавшемся затем сражении парфянский военачальник Осак был смертельно ранен и через несколько дней умер[30]. Кассий сообщил об этой победе Сенату в донесении, датированном 7 октября 51 г. до н. э.[31] Вскоре Бибул, недавно прибывший в Сирию, вступил в Антиохию[32].
8 октября Цицерон, находившийся в лагере недалеко от Мопсухестии в Киликии, очевидно, почувствовал себя спокойнее. В ответном письме Аппию Клавдию Пульхру, который спрашивал о парфянах, он написал, что в самом деле не думает, что они есть где-то поблизости, если не считать арабов, частично снаряженных как парфяне, и вообще полагает, что все парфяне ушли домой. Он, Цицерон, понимает, что в Сирии нет ни одного врага[33]. Очевидно, уже поступили известия о том, что парфяне потерпели поражение от его военного конкурента Кассия, и Цицерон захотел принизить значение этой победы. Вероятно, этим же объясняется и его нападение на города Амана, которое началось почти сразу же после того - 13 октября[34].
Парфяне под командованием Пакора сразу же отступили и ушли на зимние квартиры в Киррестику[35]. Цицерон оставил своего брата Квинта во главе Киликии и разбитого там зимнего лагеря и вернулся в Лаодикею. Все понимали, что и в наступающем году ситуация будет чревата опасностью[36]. Были высказаны предложения, согласно которым Цезарь должен был двинуться вместе со своей армией навстречу парфянам, или же командование следовало поручить Помпею[37]. Был принят второй вариант, и Цезарь передал I и XV легионы для предполагаемой экспедиции Помпея[38]. В феврале 50 г. до н. э. Дейотар решил присоединиться к силам Цицерона со своими 30 когортами, по 400 человек каждая, и 2000 всадников. В своем письме к Цицерону он писал, что хотел бы участвовать в кампании, и Цицерон решил, что Дейотар мог бы помочь до прихода Помпея. Ожидалось, что царь Ород будет сам командовать силами парфян. В начале мая Цицерон планировал отправиться из Лаодикеи в Киликию 15-го числа и надеялся, что поездка будет спокойной, хотя и понимал, что предстоящая война будет серьезной. В Тарсе 5 июня он услышал о страшных "грабежах" в Киликии и об охваченной войной Сирии. Конкурент Цицерона Бибул не отважился выступить из Антиохии[39].
Пытаясь предотвратить вторжение, наместник Сирии Бибул обратился к дипломатии, а не к оружию. Завоевав уважение сатрапа Орнодапата, который был настроен враждебно по отношению к Ороду, Бибул убедил его в том, что надо посадить на парфянский трон Пакора. Войска, предназначенные для войны против римлян, должны были быть использованы против Орода[40]. Но прежде чем этот план был реализован, последний, очевидно, узнал о нем и отозвал Пакора[41]. Предполагавшееся вторжение летом 50 г. до н. э. не состоялось, и к середине июля Цицерон почувствовал, что опасность со стороны парфян больше не угрожает, и он мог бы безопасно отбыть в Рим. Гарнизоны, расквартированные в Апамее и других местах, были отозваны, что вызвало некоторую критику[42]. Пакору сохранили жизнь, а позже ему даже вернули верховное командование, причем он показал себя одним из наиболее способных полководцев, которыми когда-либо располагала Парфия. В следующем десятилетии Парфия не смогла осуществить сколько-нибудь серьезное вторжение. Тот факт, что тетрадрахмы не чеканились примерно с 52 г. по 40/39 г. до н. э., возможно, указывает на перемещение центра тяжести активности парфян в восточную часть их империи[43].
Естественно, что продолжение гражданской войны среди римлян было на руку Ороду. Помпей направил в качестве посланника к парфянскому царю Л. Гирра[44] и, возможно, кого-то еще. Парфянский царь предложил союз при условии, что ему отдадут провинцию Сирия. Помпей ответил отказом, то ли потому, что считал цену слишком высокой, то ли потому, что Гирр, несмотря на ранг сенатора, был заключен в тюрьму[45], либо же по причине родства с Крассом и Публием, так как жена Помпея Корнелия сначала была женой Публия. Несмотря на это, после битвы при Фарсале Помпей намеревался сдаться парфянскому правителю в надежде продолжить свою борьбу с войском, предоставленным последним. Друзья убедили его оставить эту идею, отчасти потому, что рассматривали в качестве более безопасного убежища птолемеевский Египет, а также из уважения к Корнелии[46].
К. Корнифиций, бывший позднее наместником Киликии, писал Цицерону в 46 г. до н. э., что Цезарь дал ему власть над Сирией в будущем году и что он опасается нападения парфян[47]. Однако Корнифиций никогда не командовал в Сирии; она была отдана в 45 г. до н. э. Г. Антистию Вету. Осенью того же года один из сторонников Помпея, Кв. Цецилий Басс, которого поддержали некоторые легионы, был заперт в Апамее Ветом. Басс обратился к парфянам за помощью, и Пакор во главе своих отрядов вынудил Вета прекратить осаду[48]; но из-за поздней осени главные силы парфян оставались там недолго[49].
Поскольку компромиссные меры, очевидно, не могли решить парфянскую проблему, Цезарь начал планировать большую кампанию против парфян. Были тщательно продуманы меры по управлению римским государством в отсутствие диктатора и по организации армии[50]. Племянник Цезаря Октавий был отправлен в Аполлонию, якобы для изучения философии, тогда как в действительности он изучал военную тактику, готовясь к предстоящей кампании[51]. К ней были готовы 16 легионов и десятитысячная кавалерия[52]. Шесть легионов вместе со многими легковооруженными отрядами и кавалерией под командованием М. Ацилия Канина[53] отправились зимовать в Аполлонию[54], а еще один легион - в Сирию[55]. Золото для оплаты расходов было переправлено в Малую Азию[56], в Деметрии в Фессалии было подготовлено и собрано большое количество оружия[57]. Экспедиция должна была проследовать в Парфию через территорию Малой Армении[58]. Эти масштабные приготовления гораздо лучше любых слов отражали то уважение, с которым римляне относились к парфянам[59]. Убийство Цезаря в марте 44 г. до н. э. положило конец его планам и спасло парфян от очень серьезной войны с римлянами.
Во время последующих гражданских войн парфяне играли весьма незначительную роль. После поражения и капитуляции в 44 г. до н. э. Цецилия Басса и его легионов часть парфянских конных лучников перешли к Кассию. Когда Кассий узнал о том, что Антоний и Октавиан пересекают Адриатическое море, он был вынужден отказаться от своих планов организации египетской экспедиции и отправить назад свои парфянские отряды вместе с послами, которые просили больших по численности вспомогательных войск. Очевидно, они были предоставлены и в 42 г. до н. э. участвовали в битве при Филиппах в Македонии на стороне республиканцев против Октавиана, выигранной последним[60].
Антоний, который был наследником Цезаря не только по документам, но и по задуманным тем планам, намеревался напасть на парфян после этой битвы, сразу же после прохождения через Малую Азию[61]. В конце лета 41 г. до н. э. он находился в Тарсе в Киликии, где приказал Клеопатре явиться к нему. Из Тарса Антоний проследовал по суше в Сирию, где назначил Л. Децидия Сакса наместником этой провинции[62]. Отряд римской кавалерии пытался совершить набег на Пальмиру, но жители этого богатого торгового центра были предупреждены об опасности и бежали на парфянскую территорию, что вскоре спровоцировало вторжение парфян в Сирию[63]. К этим беженцам следует добавить пропарфянски настроенных тиранов, которые постепенно обосновались в сирийских городах в период после поражения Красса, когда римский контроль там ослабел. Такие тираны, смещенные со своих постов Антонием, искали убежища при парфянском дворе.

Рис. 32. Монета (денарий) Квинта Лабиена с его портретом и легендой Q(UINTUS) LABIENVS PARTHICVS IMP(ERATOR) ("Квинт Лабиен - Парфянский полководец") на аверсе (слева) и изображением боевого коня на реверсе (справа)

Из Сирии Антоний отправился на юг, в Александрию. В 40 г. до н. э., когда он находился в Египте вместе с Клеопатрой, парфяне вновь выступили в поход против римлян, и на этот раз им повезло, так как с ними находился Квинт Лабиен, один из тех послов, которых Брут и Кассий отправили в Парфию за подкреплением[64]. Когда Лабиен узнал о проскрипциях[65], которые последовали после сражения при Филиппах, он перешел на сторону парфян. Под объединенным командованием Лабиена и Пакора[66] парфянская армия пересекла Евфрат весной 40 г. и вторглась в Сирию. Их нападение на Апамею закончилось неудачей, но маленькие гарнизоны на близлежащей территории им легко удалось привлечь на свою сторону, так как они служили Бруту и Кассию. В решающем сражении наместник Сакса был разбит благодаря численному превосходству и боевым качествам парфянской кавалерии, а его брат, бывший при нем квестором, потерял многих из своих людей, которые перебежали к Лабиену. Этому способствовали листовки, обернутые вокруг стрел, которые направлялись в римский лагерь. В конце концов, глухой ночью Сакса бежал в Антиохию, лишившись в результате большей части своих людей. Лабиен без сопротивления овладел Апамеей.
Для того чтобы максимально использовать эту новую ситуацию, Лабиен и Пакор разделили свои войска, причем римлянин повернул на север в погоню за Саксой, а парфянин - на юг, в Сирию и Палестину. Саксу заставили покинуть Антиохию и бежать в Киликию, где он был захвачен и казнен. Затем Лабиен продолжил свою самую успешную кампанию в Малой Азии, в ходе которой он захватил почти все малоазийские города. Зенон из Лаодикеи и Гибрей из Миласы хотели оказать ему сопротивление, но другие, будучи безоружными и миролюбиво настроенными, подчинились. Гибрей особенно рассердил Лабиена, поскольку когда он выпустил монеты с надписью IMPERATOR PARTHICUS[67], то Гибрей сказал: "Тогда я должен назвать себя "Карийский полководец"". После захвата Миласы дом Гибрея специально выбрали для грабежа, но сам оратор нашел убежище на Родосе[68]. Алабанда также сдалась, но только после тяжелой борьбы. Стратоникея в Карии, хотя и находилась долгое время в осаде, так и не была захвачена[69]. Более поздний по времени рескрипт Августа восхвалял Стратоникею за ее сопротивление парфянскому нападению[70]. Наместник Азии Л. Мунаций Планк в поисках убежища бежал на острова. Войска Лабиена, возможно, проникли вплоть до Лидии и Ионии[71]. Естественно, он воспользовался сложившейся ситуацией, чтобы собрать деньги с захваченной территории[72].
Пакор, двигавшийся вдоль побережья, и один из его командиров Барзафарн, продвигавшийся вглубь римских владений, благополучно встретились на юге. Перед ними капитулировала вся Сирия, за исключением Тира, против которого Пакор, не имеющий флота, оказался бессилен[73]. В некоторых городах, таких как Сидон и Птолемаида (Акре), его принимали с почестями.
В это время в Иудее закончилось политическое владычество хасмонеев. Верховный жрец Гиркан (I) был только номинальным правителем, а его племянник Антигон уже потерпел неудачу в попытке захватить власть над иудеями у своего дяди. Реальная власть находилась в руках Фазаеля и Ирода, сыновей Антипатра Идумейского. Наступающим парфянам Антигон[74] предложил 1000 талантов и 500 иудейских женщин, и поскольку он был главой пропарфянской партии, Пакор решил помочь ему. Специальный отряд всадников под командованием царского виночерпия Пакора, носившего то же имя, что и царевич, был направлен для наступления на Иудею. Пока эти войска совершали набеги на Кармел, большое число иудеев добровольно пошли на службу к Антигону. Иудеи и парфяне вместе направились к дубовой роще неподалеку[75], где разбили неприятельские силы, а затем быстро двинулись на Иерусалим.
В ожидании парфян находившийся в этом городе автор книги Еноха выразил благочестивую надежду на то, что город праведности станет препятствием для их коней[76]. В возможности внутренних разногласий среди завоевателей он увидел шанс избавления для избранных - наиболее вероятный вариант с точки зрения прошлой истории Парфии, которому в данном случае не суждено было осуществиться.
Объединенное войско иудеев и парфян сумело ворваться во дворец; но борьба (в конечном счете, представлявшая собой что-то чуть большее, чем вооруженное соперничество между двумя политическими фракциями) какое-то время продолжалась и в его стенах. В конце концов виночерпию Пакору было позволено войти в город вместе с 500 всадниками якобы в качестве посредника. Гиркана и тетрарха Фазаеля убедили отправиться в качестве послов к парфянскому военачальнику Барзафарну. Для того чтобы оказаться вне подозрения, Пакор оставил с Иродом 200 всадников и 10 "свободных"[77], а остальная кавалерия была задействована для сопровождения посольства. Барзафарн хорошо принял всех. И так было до тех пор, пока парфянский военачальник не отправился для воссоединения с царевичем Пакором, а послы не достигли Екдиппы (эз-Зиб) на побережье, где они узнали, что фактически являются пленниками.
Между тем виночерпий Пакор пытался выманить Ирода за пределы городских стен, чтобы захватить его. Но Ирод подозревал подвох, так как слышал об аресте своего брата. Под покровом темноты он сбежал с большей частью своей семьи. Парфяне пустились в погоню, но Ироду и его помощникам удалось не подпустить их к себе, равно как и враждебную группу иудеев, и в конце концов достичь крепости Масады (эс-Себбах) к западу от Мертвого моря. Парфяне разграбили Иерусалим и окружающую его территорию и опустошили город Марешах, или Марисса (Телль Сандаханнах). Антигон сам откусил уши Гиркану, чтобы увечье помешало тому вновь занять свой пост[78]. Фазаель покончил с собой; Антигон стал царем в Иерусалиме, а Гиркан был увезен в Парфию[79]. Благодаря парфянскому вмешательству иудейский царь вновь сел на трон в Святом городе. Мечта о восстановлении царства осуществилась. Широкое распространение парфянского влияния, вначале, конечно же, обусловленное торговыми отношениями, а теперь военной силой, демонстрирует и та поспешность, с которой правитель набатейских арабов Малх выполнил приказ парфян изгнать Ирода со своей территории[80]. Этот поступок впоследствии стоил ему большой суммы денег[81]. Практически все азиатские владения Рима находились теперь в руках Парфии или оказались под серьезной угрозой с ее стороны. Антоний хотя и знал об этой ситуации, но не предпринял решительных действий во время своего путешествия вверх по сирийскому побережью по пути в Грецию[82], поскольку война в Италии продолжалась и его присутствие там было крайне необходимо.
В 39 г. до н. э. Антоний в достаточной мере контролировал ситуацию в Римском государстве, чтобы начать новую кампанию против парфян[83]. В 40 г. до н. э. он заранее отправил в Азию Публия Вентидия Баса[84], и этот офицер застал врасплох Лабиена, имевшего лишь небольшой отряд местных войск, так как его парфянские союзники в то время отсутствовали. Лабиен, который не мог вступить в битву, был вынужден бежать в Сирию, где, по сути, оказался загнанным в угол. И римляне, и отряды Лабиена ожидали подкрепления; для первых это были тяжеловооруженные воины, для последних - парфяне. Обе стороны получили помощь в один и тот же день, но Вентидий поступил мудро, оставшись в своем лагере на возвышенности, где парфянские всадники не могли действовать эффективно. Излишне самоуверенные из-за своих предыдущих успехов парфяне пошли в наступление, не посчитав необходимым объединиться с силами Лабиена, и атаковали склон холма, на котором их поджидали римляне. Легионы встретили их стремительным броском, сметая все на своем пути. Уцелевшие в этой битве парфяне отступили в Киликию, даже не попытавшись соединиться с Лабиеном, который предпринял попытку бежать с наступлением ночи. Дезертиры донесли о его планах противнику; многие из его отрядов были уничтожены, попав в засаду, а оставшиеся перешли на сторону римлян. Сам Лабиен бежал, но вскоре был захвачен в плен и казнен. Так закончилась карьера человека, который выбрал для себя титул "Imperator Parthicus"[85].
Вентидий освободил Киликию и затем отправил Помпедия[86] Силона с отрядом кавалерии охранять Аманские Ворота, через которые проходил путь в Сирию[87]. Этот офицер не смог занять проход и был почти разгромлен[88] защищавшим его парфянским военачальником Фарнапатом. В критический момент прибыл с подкреплением Вентидий и повернул ход сражения в пользу римлян. Фарнапат и большая часть его отряда были убиты[89]. Очевидно, после этого, в конце 39 г. до н. э., Пакор ушел из Сирии, которую теперь занял Вентидий. Война спорадически продолжалась во многих местах; Арад долго оказывал сопротивление, а Вентидий на некоторое время расположился лагерем около Иерусалима, хотя и не стал штурмовать город[90]. Когда он уходил, то оставил поблизости отряд под командованием Силона и сам повернул на север, чтобы нанести удар по тем городам, которые все еще находились на стороне парфян[91].
Пока легионы Вентидия стояли на зимних квартирах[92] за Тавром в Каппадокии, ранней весной 38 г. до н. э., Пакор собрал всю свою армию и вновь вторгся в Сирию[93]. Ситуация была чревата опасностью всеобщего восстания, так как многие римские наместники угнетали подвластные народы[94], тогда как парфянская администрация при Пакоре, очевидно, пользовалась популярностью[95]. Столкнувшись с таким положением дел, Вентидий был вынужден действовать осторожно. Зная о том, что один из его союзников, Фарней[96] из Киррестики, находится в тайном сговоре с парфянами, Вентидий решил использовать его, чтобы получить преимущество. Вентидий обращался с ним так, будто был полностью в нем уверен, но притворялся, что опасается как раз такого развития событий, какого на самом деле хотел больше всего. Поступая таким образом, он заставил Фарнея дать Пакору совершенно ложное представление о ситуации. Пакору рассказали, что римляне надеются, что он будет наступать через Зевгму по обычному и самому короткому пути, так как тогда они смогут избежать обстрела парфянских лучников на холмах; если же парфяне пересекут Евфрат несколько ниже, то Вентидия ждет катастрофа. Действуя согласно этой ложной информации, Пакор повел свои войска по длинному пути через Киррестику[97] и потратил 40 дней на поиск материала и строительство моста через реку, которая в этом месте была очень широкой.
За это время Вентидий собрал все свои силы и был готов к сражению уже за три дня[98] до прихода парфян. Поскольку он не препятствовал переходу парфян через Евфрат, то они решили, что у него недостаточно сил, и попытались напасть на его лагерь, который находился на возвышенности около Гиндара (Телль Джиндарис), немного западнее реки Хафрин. Атакующее войско, состоявшее из кавалерии, было отброшено к холмам в беспорядке и уничтожено внизу римскими тяжеловооруженными воинами и пращниками. В суматохе Пакор был убит, и его смерть послужила парфянскому войску сигналом к бегству[99]. Несколько отличную версию этого события дает Юстин, согласно которому часть легионов Вентидия атаковала парфян, нанесла им поражение и преследовала их. Когда Пакор увидел, что римский лагерь не защищен, он напал на него с остатками своих сил. Тогда выступили римские резервы и разбили их наголову, причем в этом последнем сражении погиб Пакор[100]. Из оставшихся парфян одни были отрезаны от основных сил и убиты при попытке пересечь по мосту Евфрат, другие бежали в поисках убежища к Антиоху Коммагенскому, тестю Орода[101], который в то время открыто встал на сторону парфян. Голова Пакора была выставлена в мятежных городах Сирии, которые, как сообщается, были таким образом приведены к покорности[102].
По всей очевидности, Пакор обладал огромной энергией и необычайным военным талантом, иначе его смерть не рассматривалась бы римлянами как тяжелый удар по Парфии, который смыл позор поражения при Каррах[103]. Считается, что именно при этом правителе население Ктезифона увеличилось за счет интенсивного притока новых граждан, а сам город был укреплен стенами и получил греческое название[104].
Вентидий завершил подчинение Сирии, и, по крайней мере на тот момент, парфяне упустили последний свой шанс добиться успеха. Подавив активное сопротивление, Вентидий решил наказать тех, кто оказывал помощь парфянам. Антиох из Коммагены был осажден в Самосате до тех пор, пока не предложил заплатить римлянам компенсацию в 1000 талантов. Но Антоний, который к середине лета 38 г. до н. э. почти достиг театра военных действий и очень хотел получить для себя хотя бы часть славы, отказался от этого предложения и отстранил Вентидия от командования. Преданный ему Ирод поспешил из Иудеи с подкреплениями - пехотой и конницей. Часть этого войска была задержана парфянами, которые контролировали путь его продвижения, но иудеи пробились с боями и прибыли к Антонию перед самым снятием осады. К сожалению, у стен Самосаты Антоний оказался менее успешен, чем его способный военачальник, и в конце концов был вынужден довольствоваться лишь 300 талантами контрибуции вместо первоначально обещанной тысячи[105].
Вентидий вернулся в Рим. Гай Сосий должен был встать во главе Сирии, и ожидалось, что Публий Канидий Красс подчинит Армению и затем двинется на север, к горам Кавказа. В ноябре 38 г. до н. э. Вентидий отпраздновал свой триумф в Риме[106]. Антонию также был пожалован триумф, но по причине своего отсутствия в столице он им не воспользовался. Иерусалим пал в 37 г. до н. э.; Антигона приговорили к смерти, а Ирод стал царем иудеев.
Гибель сына Пакора стала большим ударом для престарелого царя Орода и, возможно, в какой-то степени помутила его рассудок. Имевшему 30 сыновей Ороду оказалось затруднительно выбрать достойного преемника. Как показали последующие события, выбор Фраата, старшего из его детей[107], имевших права занять трон Аршакидов, оказался очень неудачным решением.


[1] Horat. Epist. I. 18. 56–57; idem. Od. IV. 15. 6–8.
[2] Plut. Cicero 36. 1.0 наместничестве Цицерона см. также: d'Hugues G. Une province romaine sous la république. Paris, 1876.
[3] Cicero. Ep. ad fam. III. 3.
[4] Перевод дат этого периода со старого римского календаря вызывает сомнения, так как известно, что в то время календарь был чрезвычайно неточен.
[5] Cicero. Ep. ad Att. V. 9. 1.
[6] Ibid. V. 11.4.
[7] Ibid. V. 14. 1.
[8] Cicero. De domo sua 60. Ср. с более поздним автором Боэцием, который отмечает, что во времена Цицерона парфяне боялись Рима (De consolatione philosophiae II. 7. 30–34).
[9] Cicero. Ep. ad Att. V. 16. 4.
[10] Cicero. Ep. ad fam. XV. 4. 2.
[11] Ср. письмо Цицерона, написанное Катону 30 августа 51 г. до н. э. (Cicero. Ep. ad fam. XV. 3. 1), с другим его посланием, адресованным тому же Катону четыре месяца спустя (ibid. XV. 4. 3).
[12] Очевидно, Пакор чеканил монеты от своего собственного имени, хотя отсутствуют нумизматические данные, свидетельствующие о его совместном правлении с отцом; см. с. 104, примеч. 43.
[13] Dio Cass. XL. 28; Cicero. Ep. ad Att. V. 20. 3.
[14] Cicero. Ep. ad fam. XV. 4. 7.
[15] Ibid. XV. 3.1.
[16] Ibid. XV. 1. 1–2.
[17] Ibid. XV. 1. 2. Эта дата была неправильно переведена У. Уильямсом в лэбовском издании трудов Цицерона.
[18] См.: PW. s. v.
[19] Возможно, это место, называемое Ханин Деба (ʿAin Dēbā): PW, статья «Syria», Col. 1624.
[20] Cicero. Ep. ad fam. XV. 1. 3–5; Caelius // Ibid. VIII. 5. 1.
[21] Cicero. Ep. ad fam. XV. 1.2; 6; idem. Ep. ad Att. V. 18.1–2. Позднее Дейотар получил похвалу Сената; см.: Lucan. De bell. civ. V. 54 f.; ср.: Cicero. Pro rege Deiotaro 1. 2.
[22] Dio Cass. XL. 28; Cicero. Ep. ad fam. XV. 1; 2. 3.
[23] Cicero. Ep. ad fam. XV. 2. 1–2.
[24] Cicero. Ep. ad Att. V. 18. 1.0 проходе через Коммагену см.: Caelius //Cicero. Ep. ad fam. VIII. 10. 1).
[25] Dio Cass. XL. 29; Cicero. Ep. ad Att. V. 20. 3.
[26] Cicero. Ep. ad fam. XV. 4. 7; PW, статья «Epiphaneia». Nr. 2.
[27] Cicero. Ep. ad Att. V. 20. 2.
[28] Ibid. V. 21.2.
[29] Malalas VIII. P. 201 ; Strabo XVI. 2. 4; PW, статья «Antigoneia». Nr. 1. Это не телль Шайх Хасан (Tell Shaikh Hasan), см.: Braidwood R. J. Mounds in the Plain of Antioch, an Archeological Survey. Chicago, 1937 (Oriental Institute Publications. Vol. XLVIII). P. 38, n. 2.
[30] Cicero. Ep. ad Att. V. 20. 3–4. Ср.: Dio Cass. XL. 29, где утверждается, что он был убит в сражении. Об этой победе см. также: Frontinus. Strat. II. 5. 35.
[31] Cicero. Ep. ad Att. V. 21.2.
[32] Cicero. Ep. ad fam. XV. 4. 7; idem. Ep. ad Att. V. 21. 2; Dio Cass. XL. 30.
[33] Cicero. Ep. ad fam. III. 8. 10.
[34] Ibid. XV. 4. 8; ср.: idem. Ep. ad Att. V. 20. 5.
[35] Cicero. Ep. ad Att. V. 21.2.
[36] Ibid. V. 21. 2; VI. 2. 6; Caelius//Cicero. Ep. ad fam. VIII. 7. 1.
[37] Caelius// Cicero. Ep. ad fam. VIII. 10. 2; Cicero. Ep. ad Att. VI. 1.3.
[38] Caesar. Bell. Gall. VIII. 54 f.; Plut. Pompeius 56. 3; idem. Antony 35.4; Lucan. De bell, civ. II. 474 f.
[39] Cicero. Ep. ad Att. VI. 1. 14; VI. 4 f.; VI. 8. Юлий Цезарь говорит о парфянах: «Bibulum in obsidione habuerant («[парфяне] держали в осаде Бибула») (Caesar. Bell. civ. III. 31). Ср. также: Liv. Epit. CVIII, где, возможно, упоминаются события уже 50 г. до н. э.
[40] Dio Cass XL. 30. В этом сообщении нет ничего, что прямо указывает на Пакора. Нет ничего странного в том, что Цицерон не упоминает о данном инциденте, поскольку его рассказ заканчивается около того времени. Ср.: Tarn. Tiridatcs II and Young Phraates // Mélanges Gustave Glotz. T. II. Paris, 1932. P. 834 f.
[41] Iustin. XLII. 4. 5.
[42] Cicero. Ep. ad fam. II. 17.3. Его более поздние упоминания парфян немногочисленны: Cicero. Ep. ad Att. VI. 6; VII. 2; 26; VIII. 11.
[43] О возможности нумизматического свидетельства для совместного правления с Ородом см.: Wroth. Parthia. P. 88, no. 173, n. 1, а также p. 97. no. 1 f, n. 1 ; ср.: Gardner. Parthian Coinage. P. 41 f. Тарн (Tarn. loc. cit.) будто бы относит эти монеты к молодому Фраату и датирует их временем около 26 г. до н. э. Об отсутствии тетрадрахм см.: McDowell. Coins from Seleucia. P. 184, 221.
[44] Caesar. Bell. civ. III. 82; Dio Cass. XLI. 55; ср. также: Lucan. De bell. civ. II. 633; 637 f.
[45] Dio Cass. XLII. 2.
[46] Plut. Pompeius 76. 4; Quintilian. III. 8. 33; Appian. Bell. civ. II. 83; Dio Cass. XLII. 2. 5; Vell. Pat. II. 53. 1 ; Florus II. 13.51 ; ср. также: Lucan. De bell. civ. VII. 427 ff.; VIII. 396 ff. О предполагаемой миссии Дейотара (вероятно, только воображаемой), чтобы побудить Восток выступить в пользу Помпея, см.: Lucan. De bell. civ. VIII. 209 ff.; 331 ff.
[47] Cicero. Ep. ad fam. XII. 19. 1 f.; PW, статья «Cornificius». Nr. 8.
[48] Cicero. Ep. ad Att. XIV. 9. Более подробно см.: Adcock // САН. Vol. IX. P. 714.
[49] Dio Cass. XLVII. 27; Appian. Bell. civ. IV. 58 f.
[50] Dio Cass. XLIII. 51.
[51] Suet. Augustus 8; Appian. Bell. civ. III. 9; Cicero. Ep. ad Att. XIII. 27; 31; Dio Cass. XLV. 3; Florus II. 13.94; Plut. Brutus 22. 2; idem. Cicero 43; idem. Antonius 16; Vel. Pat. II. 59; Liv. Epit. CXVII.
[52] Appian. Bell. civ. II. 110.
[53] Nic. Dam. De Caes. 16; Hall C. M. Nicolaus of Damascus' Life of Augustus. P. 81, § 16, n. 3.
[54] Appian. Bell. civ. III. 24; Dio Cass. XLV. 9.
[55] Appian. Bell. civ. IV. 58.
[56] Nic. Dam. De Caes. 18.
[57] Plut. Brutus 25.
[58] Suet. Julius 44; ср.: Plut. Caesar 58.
[59] См.: Dio Cass. XLIV. 15; Appian. Bell. civ. II. 110; Plut. Caesar 60; Cicero. De div. II. 110; Suet. Iulius 79. 3; все они цитируют рассказ, что согласно пророчеству Сивиллы, парфян может победить только царь. Это, конечно, была пропаганда, но она демонстрировала отношение римлян к парфянам.
[60] Appian. Bell. civ. IV. 63; 88; 99; ср.: Iustin. XLII. 4. 7.
[61] Plut. Antonius 25. 1.
[62] Dio Cass. XLVIII. 24.3.
[63] Appian. Bell. civ. V. 9 f.
[64] Florus II. 19; Dio Cass. XLVIII. 24. 4; Vell. Pat. II. 78; Liv. Epit. CXXVII; Ruf. Fest. 18.
[65] Proscriptiones (лат.) — объявление вне закона (примеч. ред.).
[66] Iustin. XLII. 4. 7; Dio Cass. XLVIII. 25; Plut. Antonius 28.
[67] Hill G. F. Historical Roman Coins. London, 1909. P. 128–131, pl. XIII, 80. На лицевой стороне этих монет изображена голова Лабиена, а на оборотной — оседланная и взнузданная лошадь. Принятие такого титула должно было означать победу над парфянами, но парфяне являлись союзниками Лабиена! Очевидно, современникам было так же трудно понять это странное обстоятельство, как и нам.
[68] Strabo XIV. 2. 24.
[69] Dio Cass. XLVIII. 25–26.
[70] Tac. Ann. III. 62.
[71] Plut. Antonius 30.
[72] Strabo XII. 8. 9.
[73] Dio Cass. XLVIII. 26; Iosephus. Ant. XIV. 330 ff.; XX. 245; idem. Bell. I. 248 ff.
[74] Дион Кассий путает Антигона с Аристобулом (Dio Cass. XLVIII. 26), что доказывают другие пассажи из его труда (XLVIII. 41 и XLIX. 22), а также данные Иосифа Флавия.
[75] Ср.: Strabo XVI. 2. 28; PW, статья «Drymos». Nr. 4. Возможно, это название местности.
[76] Enoch 56: 5–8; ср. также 57. Для определения даты см: Olmstead. Intcrtcstamcntal Studies. P. 225 f.
[77] «Свободными» (лат. liberi; греч. έλεύθεροι) в античных источниках назывались представители парфянской военной знати, служившие в армии в качестве тяжеловооруженных всадников (катафрактов). Их оригинальным, иранским наименованием было āzālān («благородные», «знатные»), поэтому термин «свободные» греко–латинской традиции следует понимать именно как «благородные», а не в смысле «свободные в противопоставлении рабам» (примеч. ред.).
[78] Ср.: Lev. 21: 16–23.
[79] Iosephus. Bell. 1. 273; 284; idem. Ant. XIV. 379; 384 f.; Euseb. Hist. I. 6. 7; CSCO Syr. 3. scr., T. IV. Versio (1903–1905). P. 83,1. 17–19. Ср.: Bevan E. R. Jerusalem under the High Priesls. London, 1924. P. 145 f.; Darmesteler J. Les Parthcs à Jerusalem // JA. 9 scr. T. IV. 1894. P. 43–54.
[80] Iosephus. Bell. I. 276.
[81] Dio Cass. XLVIII. 41.
[82] Dio Cass. XLVIII. 27; Plut. Antonius 30.
[83] Appian. Bell. civ. V. 65; 75; 132 f.; Gellius. Noct. Att. XV. 4; Victor. De vir. III. 85; Dio Cass. XLVIII. 39–41; XLIX. 19–22; Eutrop. Brev. VII. 5; Florus II. 19 f.; Frontinus. Strat. I. 1. 6; II. 5. 36 f.; Tac. Germ. 37; Iosephus. Ant. XIV. 392–395; 420; idem. Bell. I. 284–292; Iustin. XLII. 4. 7–11; Iuvenal. Sat. VII. 199; Liv. Epit. CXXVII; Orosius VI. 18. 23; Plin. Hist, nat. VII. 135 (44); Plut. Antonius 33 f.; Ruf. Fest. 18; Strabo XII. 2. 11; XIV. 2. 24; XVI. 2. 8; Val. Max. VI. 9. 9; Veil. Pat. II. 78; Zonaras. X. 18; 22 f. Плутарх заимствовал свою информацию о передвижениях Антония из сообщений Квинта Деллия — одного из офицеров Антония, см.: Plut. Antonius 59. Ср. также: ibid. 25; Strabo XI. 13. 3; Horat. Od. II. 3; и дискуссию: J. II D. S. 623–635. Сомнительно, что Деллий охватил в своем повествовании и кампанию Вентидия; см.: Hirschfeld O. Dellius ou Sallustius // Mélanges Boissicr. Paris, 1903. P. 293–295.
[84] Appian. Bell. civ. V. 65.
[85] Dio Cass. XLVIII. 26; 39^40; Strabo XIV. 2.24. По–видимому, город Роз (Аре) начал отсчет новой эры на своих монетах с этих побед Вентидия в 39 г. до н. э„ см.: McDonald G. A New Syrian Era II Journal international d'archéologie et numismatique. T. VI. 1903. P. 47 f.
[86] Другой вариант имени этого римского офицера — Поппедий, см. примечания Буассевэна к соответствующему пассажу (XLVIII. 41) его издания труда Диона Кассия.
[87] Dio Cass. XLVIII. 41; Э. Кэри (Cary Ε. Ad. loc. N. I) утверждает, что имеются в виду Киликийские Ворота. Очевидно, это ошибка, так как Киликийские Ворота расположены в горах Тавра, тогда как Дион ясно упоминает проход в Амане на границе между Киликией и Сирией. Роулинсон (Rawlinson. Sixth Mon. P. 190, n. 2) предполагает, что это Сирийские Ворота (на основе сообщения Страбона: Strabo XVI. 2. 8); ссылка в примечании 2 неправильна, так как Страбон упоминает Каспийские Ворота в сотнях миль к востоку (Strabo XV. 2. 8). Наиболее вероятны Аманские Ворота к северу от Епифанеи в Киликии.
[88] Ср. у Фронтина (Frontinus. Strat. II. 5.37), который, вероятно, получил информацию от Ливия. Сообщение Фронтина не совпадает с другими и, возможно, не имеет отношения к тому же самому сражению или командиру, которого он называет Фарнастаном; Дион Кассий дает имя Франапат (Dio Cass. XLVIII. 41); Страбон (Strabo XVI. 2. 8) — Франикат; Plut. Antonius 33 — Фарнапат или Франапат.
[89] Dio Cass. XLVIII. 41; Plut. Antonius 33. «Холм, похожий на стол» (Strabo XVI2. 8), возможно, был теллем.
[90] Iosephus. Bell. I. 288 f.
[91] Ibid. I. 291.
[92] Dio Cass. XLIX. 19.
[93] Frontinus. Strat. I. 1.6.
[94] Dio Cass. XLVIII. 24.
[95] Ibid. XLIX. 20; ср. также упорство, с которым Арад поддерживал парфян.
[96] Frontinus. Strat. I. 1.6; Дион Кассий дает Χανναῖον (Dio Cass. XLIX 19). Фронтин столь же надежен и по крайней мере на целое столетие ближе к описываемым событиям. Форма «Фарней» более вероятна, поскольку содержит иранский элемент «Phar».
[97] Strabo XVI. 2. 8.
[98] Frontinus. Strat. I. 1.6.
[99] Дион Кассий (Dio Cass. XLIX. 20), которому следует Роулинсон (Rawlinson. Sixth Mon. P. 191 f.), не знавший об информации Фронтина; Iosephus. Bell. I. 317; idem. Ant. XIV. 434; Tac. Hist. V. 9. Флор (Florus II. 19. 6) упоминает парфянское войско из 20 000 солдат, вероятно, то же самое. См. также: Vell. Pat. II. 78. 1; Moses Chor. II. 19.
[100] Iustin. XLIII. 4. 7–10.
[101] Dio Cass. XLIX. 23.
[102] Dio Cass. XLIX. 20; Florus II. 19; Plut. Antonius 34; Strabo XVI. 2. 8. Ср. пассаж у Евтропия (Eutrop. Brev. VII. 5), где говорится о том, что это сражение происходило в тот же день, что и битва при Каррах, т. е. около 6 мая.
[103] Tac. Germ. 37; ср. также: Horat. Od. III. 6. 9 ff.
[104] Amm. Marcel. XXIII. 23.
[105] Plut. Antonius 34; Iosephus. Ant. XIV. 439–447; idem. Bell. I. 321 f.; Dio Cass. XLIX, 20 f. Возможно, это и есть договор, упомянутый Флором (Florus II. 20. 1).
[106] Речь, в которой он объявил о своих победах, была заимствована у Саллюстия согласно Фронтону (Fronto. Epist. II. 1.5 [Loeb. Vol. II. P. 137]). О Вентидии см.: Suetonius // Gellius. Noct. Att. XV. 4. О триумфе см.: Fasti triumphales populi Romani / Ed. Ε. Pais. Roma, 1920. F. Tr. 715/39; CIL. 1/1. P. 461; A. U.C. 716; Vell. Pat. II. 65.
[107] Iustin. XLII. 4. 11–16; Dio Cass. XLIX. 23.