Выражаю глубокую благодарность Фонду им. Александра фон Гумбольдта, предоставившему мне в 2003–2004 гг. возможность для научной работы в Мюнхенском университете (LMU) и в Государственной Баварской библиотеке (Мюнхен) в рамках Программы Федерального канцлера (Bundeskanzler–Stipendium).

Датировка «Описания ойкумены» и время жизни автора долгое время были предметом дискуссии — позднеантичные и средневековые схолии лишь отмечают, что Дионисий (по прозвищу Периэгет) жил во времена Римской империи. Вследствие недостатка сведений предлагаемые исследователями датировки поэмы колебались от I в. до н. э. вплоть до конца античности. Лишь сравнительно недавно обнаружилось, что сам Дионисий скрыл сведения о своей родине и времени жизни в акростихах поэмы, согласно которым произведение Дионисия из египетской Александрии создавалось между 117 и 138 гг. при императоре Адриане[1]. «Описание ойкумены» представляет собой географическую поэму, относящуюся к дидактическому жанру, со всеми присущими такого рода сочинениям чертами — неукоснительным следованием избранному размеру (в данном случае — гекзаметру), этнонимическим разнообразием в целях риторической «расцветки» текста, занимательностью и т. п.[2] В прологе Дионисий намечает основные темы своей поэмы («воспевать сушу и широкое море, реки и города, бесчисленные народы», ст. 1–2), затем говорит о форме земли, уподобляя ее праще (ст. 1–26), и переходит к описанию океана и Средиземноморья (ст. 27–160), материков — Ливии (= Африки) (ст. 174–269), Европы (ст. 270–446), островов (ст. 447–619), Азии (ст. 620–651), разделяя ее на северную (ст. 652–880) и южную (ст. 881–1165) части; завершается поэма эпилогом (ст. 1166–1186).

Последовательное описание сухопутного пути (в терминологии древних — «периэгеза», «период», «хорография») или морского пути («перипл», т. е. описание побережья с перечислением рек, городов, гаваней, племен) уже в эпоху поздней архаики стало одной из распространенных разновидностей греческой географической литературы. Принцип «описания пути» оказался востребованным как форма восприятия географического пространства и как литературная форма с жанрообразующими признаками. Дошедшие до нас произведения античной географической литературы (отчасти целиком, отчасти во фрагментах или пересказах поздних авторов) весьма неоднородны по форме и содержанию. Одни из них содержат технические описания принципов создания карт, интересовавших довольно узкий круг специалистов (представителей научной или математической географии, например, Эратосфена, Гиппарха и т. п.), Другие были рассчитаны на широкий слой любознательных читателей и носили энциклопедический характер (такие, как «География» Страбона, «Хорография» Помпония Мелы и др.), а третьи представляли собой риторически украшенные дидактические поэмы на географические темы (периэгеза Псевдо–Скимна, «Описание Эллады» Дионисия, сына Каллифонта, «Описание ойкумены» Дионисия Периэгета).

Судя по дошедшим до нас отзывам античных и средневековых авторов, произведение Дионисия служило им не только образцом ученой поэмы, воплотившей принципы эллинистической поэтики, но и отвечало интересам образованной читательской среды в по–знании окружающего мира и географических реалий. Придав удобную для запоминания форму свидетельствам античной географической традиции, Дионисий уготовил собственному произведению последующую славу: на протяжении многих веков «Описание ойкумены» Дионисия считалось одним из самых авторитетных руководств по географии, на него ссылались, ему подражали, заимствовали из него сведения и комментировали позднеантичные и средневековые авторы самых разных направлений[3]. По всей видимости, одна из рукописных копий оригинала поэмы Дионисия хранилась у занимавшего высокую государственную должность римского чиновника Руфа Феста Авиена (IV в.), страстного поклонника «старины», приверженца традиционной веры в языческих богов и, между прочим, участника застольных «ученых» бесед, которые подробно описаны Макробием в «Сатурналиях». Именно Авиен первым вольно перевел гекзаметром на латинский язык географическую поэму Дионисия, добавив при этом в прологе и эпилоге кое–что от себя. Появление стихотворной парафразы Авиена под названием Descriptio orbis terrae недвусмысленно указывало на растущую популярность произведения Дионисия Периэгета в западных областях Римской империи[4]. Около 500 г. в Византии появился новый, более совершенный по сравнению с языческой версией Авиена, перевод на латинский язык гекзаметром поэмы Дионисия, который принадлежал проживавшему в Константинополе ученому грамматику Присциану; именно на этот перевод Присциана и будут в дальнейшем опираться средневековые латинские рукописи (так, например, ирландский ученый начала IX в. Дикуил цитирует периэгезу Дионисия в переводе Присциана в своей географической «Книге об измерении Земли»). Помимо того, сохранились средневековые схолии на перевод Присциана, который использовался в качестве школьного текста[5]. Подробнейший комментарий к поэме Дионисия Периэгета был составлен в ХП в. Евстафием Солунским, который до своего избрания митрополитом Солуни (Фессалоники) проживал в Константинополе. Евстафий — один из крупнейших византийских ученых эпохи поздних Комнинов, осмелившийся делать конъектуры при издании древних текстов, предтеча гуманистов и эрудитов Возрождения и, вместе с тем, церковный деятель, профессор Высшей патриаршей школы[6]. Помимо комментариев к поэме Дионисия Евстафий Солунский составил обширные комментарии к «Илиаде» и «Одиссее» Гомера и к «Одам» Пиндара[7]. Обращение Евстафия к анализу географической поэмы Дионисия Периэгета показывает, сколь высоко оценивали в Византии ХП в. творчество александрийца и активно использовали его произведение в качестве школьного текста. Как видим, в христианских странах средневековой Европы географическая поэма Дионисия сохраняла свое влияние и продолжала пользоваться заслуженной славой, о чем свидетельствуют дошедшие до нас 134 рукописных списка поэмы на греческом языке[8].

Одна из наиболее ранних сохранившихся рукописей с текстом поэмы Дионисия была выполнена в Южной Италии и датируется X в. (Paris. Suppl. gr. 388). Текст самой поэмы Дионисия, которому издатели присвоили наименование «кодекс А», располагается на листах рукописи 89r-113v; кроме того, в тексте рукописи имеются не только исправления писца (AI), но и более поздняя правка: кто–то обратил внимание на множество грамматических погрешностей (А2), вслед за ним два неизвестных лица (возможно, владельцы рукописи) вписали между строк рукописи собственные пояснения на латинском языке (их принято обозначать как A3); и, наконец, ряд пометок и записей принадлежит последнему по времени писцу (A4). Понятно, что для реконструкции первоначального текста поэмы Дионисия кодекс А имеет решающее значение, поскольку, в отличие от остальных рукописей, он в наибольшей степени «приближен» к оригиналу.

Язык и манера изложения Дионисия опираются на дидактическую традицию, в качестве образцов которой выступают сочинения древнегреческих авторов — Гесиода, Арата, Никандра, Псевдо–Скимна, Дионисия, сына Каллифонта. Особенность дидактического жанра заключалась в том, что его адепты перелагали в стихотворной форме принадлежавшие другим авторам научные сведения или теории. Обязательным элементом поучительно–риторического жанра в античности считалось сочетание принципов «полезного» и «приятного» в изложении сугубо научной (в данном случае географической) темы[9]. Сухой научный материал, подчиняясь, таким образом, условностям дидактического жанра, обретал доступную и привлекательную для читателя форму. В соответствии с требованиями жанра Дионисий Периэгет обращался к божественным покровительницам поэзии, Музам, тем самым обозначая свою принадлежность к поэтической традиции. Показательно, что в риторических обращениях к Музам Дионисий просит не только поэтического вдохновения, но и достоверной информации в области географии.

В своей поэме Дионисий выступает прямым продолжателем поэзии ученого «александринизма», используя и варьируя материал сочинений предшественников. Поэма Дионисия Периэгета объединяет хронологически разнородные сведения и представляет собой компиляцию извлечений из произведений других авторов[10].

Уже в ХП в. Евстафий Солунский в комментарии к поэме указывал на знакомство Дионисия не только с гомеровскими и гесиодовскими текстами, но и с эллинистической поэзией Арата, Каллимаха и Аполлония Родосского (Eust. ad Dion. Per. 638). Следуя требованиям «александрийской» поэтики и сознательно ориентируясь на «старину», Дионисий использует гомеровские эпитеты, словесные формулы, обыгрывает мотивы гесиодовских поэм, насыщает собственные стихи реминисценциями (вплоть до редких слов) из произведений Арата, Каллимаха и Аполлония Родосского. В качестве знака интертекста у Дионисия выступают лексически цитатные параллели и вольные вариации стихов, за которыми образованные и эрудированные читатели могли угадать прототипы.

Мифологические эпизоды в периэгезе Дионисия всегда связаны с географическими реалиями и дают объяснения названиям конкретных местностей, городов, островов, гор, мысов, утесов, морей и пр. Ряд аллюзий на мифы перекликается в периэгезе с раннеионийской исторической традицией об основании городов и расселении греческих колонистов на периферии античного мира. Происхождение других географических названий Дионисий объясняет с помощью этиологического мифа. Внимание к разного рода сакральным сооружениям, связанным с местным преданием о божестве, можно объяснить стремлением Периэгета подчеркнуть высокий статус данного объекта. Манера Дионисия прибегать к перифразам затрудняет для современного читателя восприятие топонимической, орогидрографической и этнической лексики, поскольку она носит образный характер. Тем не менее мифологический материал не играет самостоятельной роли в решении наиболее важного для периэгезы Дионисия вопроса о локализации географических объектов. Очевидно, что мифологическим аллюзиям, выполняющим в поэме орнаментальные функции, отводилась вспомогательная роль. Однако, несмотря на различие географической и мифологической традиций, их разнородные сведения о локализации объектов переплетаются и могут рассматриваться в контексте поэмы Дионисия как взаимодополняющие и уточняющие друг друга.

Дионисий не скрывает основной цели своего труда: дать этногеографический очерк всего обитаемого мира (ст. 170 сл.; 888 сл.), ради чего он использует чужие сведения, концепции и схемы, которые стали для него источниками географического знания, хотя прямо и не называет нигде имен авторов привлекаемых им сочинений. «Книжный» характер произведения с очевидностью демонстрирует, что Дионисий ни разу не выступает в качестве наблюдателя описываемых им событий.

Последнее обстоятельство, однако, ничуть не умаляет значение свидетельств Дионисия: сохраняя сведения предшественников — среди них, например, сочинения Эфора из Кимы (IV в. до н. э.), Тимосфена Родосского (Ш в. до н. э.), Эратосфена Киренского (III в. до н. э.), Псевдо–Скимна (П в. до н. э.), Гиппарха Никейского (П в. до н. э.), Артемидора Эфесского (II–I вв. до н. э.), Посидония Родосского (I в. до н. э.) и Страбона Апамейского (I в. до н. э. — 1 в. н. э.), дополняя или переосмысливая данные античной географической традиции (в основном древнеионийской), труд Дионисия позволяет расширить и уточнить сложившиеся представления в области исторической географии о местах обитания, расселении и контактах древних племен и народов. Используемые Дионисием приемы компиляции предполагали: 1) почти неизмененные выдержки из источников разного объема; 2) возможность компоновать эти выдержки по–новому, согласно авторскому замыслу; 3) пересказ и переработку источников ради сокращения объема поэмы при незначительных утратах информации в угоду поэтико–риторическим требованиям (изменение порядка слов, изменения ради звукописи и др.). Особая ценность произведения Дионисия заключается в том, что благодаря его компиляции сохранились важные сведения, заимствованные из разных по времени сочинений античных авторов, огромная часть которых утеряна или не дошла до нас полностью[11].

В соответствии со странами света Дионисий делит Океан на четыре части и, двигаясь мысленно по часовой стрелке в направлении с запада на север, затем к востоку и югу по принципу перипла, перечисляет названия этих частей. Далее по аналогии с четырьмя частями Океана Дионисий выделяет четыре крупных залива Океана — на западе Гесперийское (т. е. Средиземное) море, на севере залив, соединяющий Океан с Каспийским морем, и, наконец, два залива на юге — Персидский и Аравийский (ст. 44–56). Обращает на себя внимание, что названия большинства мелких заливов Океана, или морей, обозначены у Дионисия либо по отношению к прибрежной части материка, населенной народом или племенем, либо по отношению к острову или группе островов. Членение водного пространства Океана на четыре части предполагает наличие по крайней мере двух перекрещивающихся условных линий (с севера на юг и с запада на восток), что напоминает о традициях математической географии. В данном случае можно говорить лишь о частичном использовании методов математической географии, поскольку наряду с четырехчленным делением Океана Дионисий не отказывается от традиционного для древнеионийской географии деления мира на материки и описывает народы, города и острова Средиземноморья в соответствии с принципами перипла и хорографии.

Слова Дионисия об ойкумене в виде пращи, омываемой Океаном, свидетельствуют о том, что автор поэмы ориентировался, с одной стороны, на традицию древних ионийцев, идущую от Анаксимандра и Гекатея Милетского, с другой — отдавал себе отчет в изменениях в картине мира и, опираясь на авторитет Посидония Родосского, использовал его образ ойкумены, уподобленный праще (Posid. F 200a Edelstein–Kidd = Agathem. 1.2). Так, несмотря на критическое отношение к древнеионийским представлениям о круглой форме ойкумены эллинистических географов, отстаивающих теорию сферичности земли и прочие элементы научной географии, древнеионийская традиция не ослабевала и продолжала оказывать влияние на географов римского периода, вроде Дионисия, произведения которых носили по преимуществу книжный характер и преследовали учебные или сугубо литературные цели. Подобно древнеионийским географам Дионисий разделяет всю ойкумену на три материка — Европу, Азию, Ливию (= Африку), проводя границы между ними с учетом естественных объектов — рек или гор, отмечая при этом, что наряду с «островной» теорией, делящей землю по рекам, существует «континентальная» теория, членящая землю по суше. Тем самым автор поэмы дает понять, что границы материков устанавливаются людьми и не являются безусловными. Неудивительно, что, столкнувшись с традицией неоднозначного разделения ойкумены, Дионисий порой впадает в противоречие, используя хронологически разнородные источники: например, в одном случае он проводит границу между Ливией (= Африкой) и Азией по Нилу (ст. 262–264), в другом — по перешейку между Средиземным и Аравийским (= Красным) морями.

Согласно Дионисию, схожие по очертаниям и форме Европа с Ливией уподобляются равнобедренному треугольнику, основание которого совпадает с основанием Азии, представляющей собой такое же схематическое изображение равнобедренного треугольника. Границей между Европой и Ливией, с одной стороны, и Азии, с другой, служит общее основание в самом центре ойкумены (ст. 270–278; 620–622). В схематичной картине мира, уподобленной у Дионисия праще, которая состоит из двух равнобедренных треугольников, общее основание этих геометрических фигур составляют течения рек Танаиса — на севере (ст. 14 сл.; 660 сл.) и Нила — на юге (ст. 18; 230). Таким образом, в центре перекрещивающихся линий, одну из которых образует вертикаль Танаис–Нил, а другую — горизонталь, разделяющая Средиземное море и тянущаяся вдоль горной цепи Тавра, расположен, согласно Дионисию, остров Родос. Столь странные и геометрически правильные формы материков напоминают о живучести традиции математической географии, связанной прежде всего с именами Эратосфена и Гиппарха, и отражение которой — нередко в чисто внешней «риторической» форме — закрепилось в произведениях по описательной географии (например, у Страбона и Плиния Старшего).

Однако при соотнесении общей картины мира с отдельными географическими объектами у Дионисия обнаруживаются иногда явные противоречия. К примеру, в противоположность свидетельству ст. 174 о том, что Ливия имеет форму трапеции, в ст. 274 сл. форма Ливии уподоблена треугольнику; южная часть Азии в качестве отдельного региона представляет собой четырехугольник (ст. 887) в то время как в общей картине мира та же Южная Азия составляет треугольник, отделяемый от Северной Азии горами Тавра (ст. 620 сл.). Непоследовательность и противоречивость в использовании сравнений по отношению к одним и тем же географическим объектам можно объяснить тем, что сведения Дионисия были почерпнуты из разных источников.

Систематизируя этногеографические свидетельства, Дионисий использует характерный для античной периэгезы способ описания «пути». Годологический (от греч. οδός — «путь») метод описания предполагает наличие определенного направления, от которого перечень географических объектов, если и удаляется в сторону, то обязательно возвращается к исходному пункту[12]. Двигаясь по намеченным им условным «путям» — направлениям, Дионисий последовательно называет этно- и географические объекты (водное пространство, материки и острова, их прибрежные и внутренние области и населяющие их народы) с точки зрения перемещающегося в пространстве субъекта. Подобный способ воспроизведения картины мира относится к архаической системе ориентирования человека в пространстве. Слово «путь» в контексте поэмы не обладает строго терминологическим значением, и для обозначения воображаемого маршрута Дионисий использует разнообразную лексику (например, ст. 58, 62, 270, 331, 448, 651, 799, 1036 и др.). Присущий Дионисию способ восприятия и описания пространства — через «пути», вдоль которых, как в перечнях–каталогах, называются страны, народы, острова, моря, реки и т. п. — основывался, с одной стороны, на картах путей и практических пособиях, с другой — на разнородных нарративных источниках. Умозрительный способ восприятия пространства Дионисием во многом был обусловлен книжным характером накопленных им знаний и нашел литературное выражение в форме периэгезы, преследующей дидактические цели.

Известно, что название «карта» в Греции и Риме не обладало терминологическим значением и кроме обычного употребления в качестве обозначения графического рисунка применялось в отношении географических текстов — периплов, периэгез и хорографий, нередко смешиваясь с их названиями[13]. В научной литературе, посвященной изучению античной географии, не всегда учитывается различие между двумя способами передачи информации в древности — описательным и картографическим. Большинство античных карт, о которых нам что–либо известно, создавались ради пропагандистских или дидактически–иллюстративных целей, что указывает на специфику пространственного восприятия в древности. В связи с этим особую остроту приобретает вопрос о соотношении географического текста и карты.

Ряд свидетельств косвенно указывает на то, что на материале поэмы Дионисия в по–зднеантичную эпоху могла быть составлена карта, служившая иллюстрированным учебным пособием для усвоения учащимися предмета географии[14]. В своей поэме Дионисий неоднократно сравнивал и связывал очертания географических объектов — материков, стран, островов и т. д. — с различными геометрическими фигурами. Генетически сравнение географических объектов с геометрическими фигурами восходит к традиции математической географии, однако в поэме Дионисия эти сравнения используются прежде всего для наглядных целей и запоминания. Не только с формальной, но и с функциональной точки зрения их можно поставить в один ряд и рассматривать в тесной связи с другими поэтическими сравнениями. С одной стороны, данное обстоятельство обусловлено «школьной» традицией поучать и наставлять, а с другой — требованиями риторики, посягающей на запретную для нее область специальных знаний. В своем географическом описании Дионисий следует принципу «от общего к частному», сперва изображая материки и страны в целом (как бы с высоты птичьего полета), а. затем — как бы постепенно спускаясь к поверхности земли — начинает описывать острова, города, народы, природный ландшафт, комбинируя элементы периэгетического и картографического описаний. Представляется весьма сомнительным, что Дионисий рассматривал графическую карту во время работы над своей периэгезой; скорее, напротив, данные текста и элементы картографического изображения переплетаются в произведении Дионисия в зависимости от разнородного характера его источников, что позволяет рассматривать конкретные географические сведения в контексте общих представлений Дионисия о картине мира, выявить историческое происхождение ряда топонимов и их географическую специфику.

Анализ сведений Дионисия Периэгета по исторической этногеографии античного Северного Причерноморья в сопоставлении с данными других античных авторов позволяет прийти к важному выводу о различной степени достоверности свидетельств поэмы. К примеру, очертания Понта Евксинского Дионисий сравнивает со скифским луком (ст. 157–163). Линия европейского (левого) побережья Понта дает в поэме Дионисия два изгиба рогового лука (им соответствуют заливы, образуемые выдающимся на юг Крымским полуостровом); азиатское (правое) побережье (исключая выступ мыса Карамбис) составляет прямую линию и соответствует тетиве лука. Сравнение Черного моря со скифским луком отражает не только античные представления о простейших географических координатах (правое и левое, прямое и кривое), но и в соответствии со схемой скифского лука указывает на местоположение важных для Дионисия географических объектов (Правый и Левый Понт, мыс Карамбис, расположенный в углублении между изгибами лука Крымский полуостров с мысом Криу Метопон — Бараний Лоб). Традиционное для античных авторов сравнение стало ко времени жизни Дионисия «общим местом», которое, по всей видимости, восходило к схематическим изображениям древнеионийских карт, хотя остается неясным, на каком этапе традиции произошло замещение графического изображения нарративным[15].

Богатый топонимический материал включает названия северопонтийских рек и гор (Истр–Дунай, Борисфен–Днепр, Алдиск, Пантикап, Танаис–Дон, Меотида, Кавказ и горы Тавра). Река Истр, протекая в направлении с запада на восток, выступает у Дионисия в роли широтного меридиана и одного из «путей», по обе стороны которого последовательно описываются северные (ст. 302–320) и южные (ст. 321–329) области, указываются границы расселения местных племен и народов. Следуя исторической традиции, Дионисий пишет, что Истр, впадая в Евксин напротив острова Певки, образует пять устьев (ср. Herod. IV. 47), и лишь влиянием литературной традиции можно объяснять свидетельства других античных авторов римского времени о семиустом Истре. По словам Дионисия, устье Борисфена, расположенное между Истром и мысом Бараний Лоб, лежит напротив острова Левка и Кианеев — скал у пролива Боспор Фракийский при входе в Евксинский Понт. Таким образом, по Дионисию, устье р. Борисфен, остров Левка и Кианеи располагаются на одной линии долготного меридиана.

Устья рек Алдиск и Пантикап лежат, по Дионисию, далеко на севере у Замерзшего моря, неподалеку от Рипейских гор, локализуемых античной традицией в северной части Скифии. Исключительно редкий гидроним Алдиск, зафиксированный Дионисием, упоминают Гесиод в своем каталоге рек рядом с Истром, Фасисом и др. (Hesiod. Theog. 345), безымянный схолиаст, локализующий реку в Скифии (Schol. ad Hesiod. Theog. 338) и византийский гуманист ХП в. Евстафий Солунский в Комментарии к гомеровской «Одиссее» (Eust. ad Нош. Od. XVIII. 70). Реки Пантикап и Алдиск, судя по словам Дионисия, следует помещать неподалеку от р. Борисфен; однако локализация устья Пантикапа вблизи Замерзшего моря на севере противоречит всем известным по античной традиции свидетельствам.

Устойчивое представление античной географии о том, что границей между Европой и Азией служит река Танаис, сложилось довольно рано. По словам Дионисия, Танаис, вытекая с Кавказских гор, течет по Скифской равнине и впадает в Меотийское озеро (ст. 14–17; 660–665). Обобщающий эпитет «скифский» — дань литературной традиции — указывает на северное местоположение и на этническую принадлежность племен, населявших равнинные области вокруг Танаиса. Гидроним Меотида — один из древнейших в топонимике Северного Причерноморья. В античной письменной традиции Меотида обычно называлась «озером» или «болотом», хотя не была замкнутым бассейном и соединялась с Понтом Евксинским проливом Боспором Киммерийским, на побережье которого начиная с VI в. до н. э. основывались греческие апойкии. По–видимому, в своем описании Дионисий обыгрывает историческое свидетельство древнеионийской традиции о Меотиде — матери Понта (ср. Herod. IV. 86).

Представление Дионисия о горном хребте Тавр как о широтном сложилось под влиянием предшествующей географической традиции, однако свидетельства Дионисия относительно Тавра носят неоднозначный характер, во многом обусловленный противоречивостью разновременных источников Периэгета[16]. В поэме Тавр не только разделяет Азию на северную и южную части, но и выполняет одновременно функцию водораздела (ст. 644–646). Северные отроги Тавра, о которых идет речь у Дионисия (ст. 168 сл.), следует идентифицировать с Северо–Кавказским хребтом, частью которого является также «перешеек» между Понтом и Каспием (ст. 690 сл.).

В целом греческие названия северопонтийских рек и гор, отражающие древнейший слой ономастики, представляют собой собрание исторических и мифопоэтических свидетельств. Сообщаемые Дионисием сведения позволяют скорректировать сложившееся в науке представление об орогидронимической системе Северного Причерноморья. Вполне допустимо, что стереотипность и противоречивость данных стихотворной периэгезы обусловлена тем, что Дионисий использовал разновременные источники, восходящие по преимуществу к древнеионийской географической традиции, сохранившей древние сведения о греческой колонизации Причерноморья.

Судя по отдельным замечаниям Дионисия, разбросанным в его поэме, Периэгет знал о теории климатических зон и был знаком с методами математической географии (включая астрономические наблюдения), лежавшими в основе картографического метода. Вместе с тем Дионисий все же ориентируется на образцы поэтической традиции и придерживается манеры описательной географии, опуская специфическое содержание, доступное лишь узким специалистам. Рисуя отчасти достоверный, но во многом условно–стереотипный облик северной страны с характерным для нее суровым климатом, Дионисий акцентирует внимание на жестокости «скифской» зимы, которая принуждает проживающих в этом климатическом поясе народы сниматься с места и покидать родные места. Отдельный экскурс поэмы, посвященный описанию уникального климатического явления — наступлению зимней стужи в соседствующих с рекой Танаисом областях — наиболее полно раскрывает парадигму изображения северопонтийской скифской зимы (ст. 666–678).

С осторожностью следует использовать единственное в периэгезе сообщение Дионисия о древнейших городах азиатского Боспора — Фанагории и Гермонассе, учитывая поэтическую манеру изложения и потенциальную возможность источника Дионисия трактовать тему боспорских городов значительно шире. Сопоставление дошедших до нас свидетельств античной географической традиции позволяет допустить, что основой для упоминания Гермонассы и Фанагории, связанных в поэме Дионисия со списком островов, послужил исторический труд Эфора (IV в. до н. э.) или один из промежуточных источников.

При перечислении северочерноморских племен и народов Дионисий неизменно следует принципу размещать их относительно водного или сухопутного «пути»: 1) от Истра до Меотиды; 2) вокруг Меотиды и вдоль северо–восточного (кавказского) побережья Понта и 3) вдоль горного хребта между Евксинским (Черным) и Гирканским (Каспийским) морями. В поэме Дионисия упоминаются восточные германцы, геты, даки, бастарны, аланы, тавры, агавы, гиппемолги, меланхлены, невры, гиппоподы, гелоны, агафирсы (ст. 302–310), меоты, савроматы, синды, киммерийцы, керкеты, тореты, ахейцы, гениохи, зиги, тиндариды, колхи (ст. 652–689), кавказские иберы и камариты (ст. 695–705). Отдельные этнонимы (и среди них — скифы) выступают у Дионисия как традиционные, чисто географические понятия, лишенные почти всякого этнографического содержания, что вполне согласуется с данными истории и античной историографии. Анализ сведений о северочерноморских племенах и народах приводит к выводу об исторической ценности свидетельств Дионисия, очерчивает круг вероятных источников поэмы — от Гекатея Милетского до Посидония Родосского, — представляющих в интерпретации Дионисия оригинальную смесь[17]. Нельзя забывать, что на употреблении ряда этнонимов сказалась специфика поэтического текста (необходимость выдерживать избранный размер — гекзаметр — и использовать поэтические средства: анафору, метонимию, аллитерацию, постоянные эпитеты, этнонимическое чередование в целях риторической «расцветки» текста и т. п.).

В начале XX в. В. В. Латышевым был опубликован корпус сведений античных авторов о Северном Причерноморье и Кавказе, содержащий также фрагменты периэгезы Дионисия в переводе И. П. Цветкова; в 1964 г. из–под пера М. Е. Грабарь–Пассек вышел перевод Пролога к поэме Дионисия[18].

Настоящий перевод поэмы Дионисия Периэгета выполнен по изданию: Dionysiou Alexandreos Oikumenes periegesis (ΔΙΟΝΥΣΙΟΥ ΑΛΕΞΑΝΔΡΕΩΣ ΟΙΚΟΥΜΕΝΗΣ ΠΕΡΙΗΓΗΣΙΣ. Κριτική ἔκδοση) / Ed. Is. O. Tsavari. Ioannina, 1990 (с учетом издания: Dionysios von Alexandria. Das Lied von der Welt / Zweisprachige Ausgabe von Kai Brodersen. Hildesheim, 1994) и впервые печатается на русском языке полностью.

[1] Leue G. Zeit und Heimath des Periegeten Dionysios // Philologus. 1884. 42. S. 175–178; idem. Noch einmal die Akrosticha in der Periegese des Dionysios // Hermes. 1925. 60. S. 367–368; Unger G. Fr. Dionysios Periegetes // JCIPh. 1887. 35. S. 53 ff.; Crusius O. Dionysius Periegetes und die imbrische. Hermesdienst // JCIPh. 1889. 37. S. 525 ff.; Klotz A. Zu Dionysios Periegetes//RhM. 1909. 64. S. 474- 475; Wachsmuth C. Zu den Akrostichen des Dionysius Periegetes //RhM. 1889. 44. S. 151–153; Nauck A. Zu Dionysius Periegetes // Hermes. 1889. 24. S. 325; Counillon P. Un autre acrostiche dans la Périégèse de Denys // REG. 1981. 94. P. 514–522; Илюшечкина E. B. О двух акростихах в географической поэме Дионисия Периэгета // Восточная Европа в древности и Средневековье. Автор и его текст. Материалы конференции. М., 2003. С. 100–103.

[2] Bowie Ε. Denys d’Alexandrie: un poète grec dans l’empire romain // REA. 2004. T. 106 (1). P. 177–185.

[3] Scholia in Dionysium // Geographi Graeci Minores (далее — GGM) / Ree. C. Müller. Vol. II. Parisiis, 1861. P. 427–457; Anonymi Paraphrasis // GGM / Ree. C. Müller. Vol. II. Parisiis, 1861. P. 409–425.

[4] Rufi Festi Avieni Descriptio orbis terrae // GGM / Ree. C. Müller. Vol. II. Parisiis, 1861. P. 177- 189; новейшие издания Авиена: La Descriptio orbis terrae d’Avienus / Ed. P. van de Woestijne. Brugge, 1961; Avienus, Rufus Festus. Ora maritima / Ed. D. Stichtenoth. Darmstadt, 1968; см. также Cameron A. Macrobius, Avienus and Avianus //CQ. N. S. 1967. T. 17. P. 385–399; Gualandril. Avieno e Dionisio il Periegeta I I Studi in Onore di Aristide Colonna. Perugia, 1982. P. 151–165.

[5] Woestijne P. van de. Scholies Médiévales à la Périégèse de Priscien // Archivum Latinitatis Medii Aevi. Vol. 21. 1951. P. 133–157; об использовании перевода Присциана в качестве школьного текста подробнее см. Bevan W. L. Mediaeval Geographi: an Essay in Illustration of the Hereford Mappa Mundi. Amsterdam, 1969. P. XXIX. Издания перевода Присциана см. Prisciani Periegesis // GGM / Ree. С. Müller. Vol. II. Parisiis, 1861. P. 190–199; Priscianus. La Périégèse de Priscien / Ed. P. van de Woestijne. Brugge, 1953.

[6] О личности и творчестве Евстафия Солунского см. Browning R. The Patriarchal School at Constantinople in the Twelfth Century // Byzantion. 1962. T. 32. P. 167–202; Каждан А. П. Византийский публицист XII века Евстафий Солунский // ВВ. 1967–1969. T. XXVII–XXIX; статья А. П. Каждана перепечатана в кн.: Kazhdan A. Studies on Byzantine Literature of the Eleventh and Twelfth Centures / In collab. with S. Franklin. Cambr. — P., 1984; Wirth P. Eustathiana. Gesammelte Aufsätze zu Leben und Werk des Metropoliten Eustathios von Thessalonike. Amsterdam, 1980; Wilson N. G. Scholars of Byzantium. L,, 1983. P. 203 sqq.

[7] Eusthaphii Commentarii in Dionysium Periegetam // GGM / Ree. C. Müller. Vol. II. Parisiis, 1861. P. 201–407; Eustathii archiepiscopi Thessalonicensis Commentarii ad Homeri Iliadem. Vol. I–IV. Lipsiae, 1827–1830; Eustathii archiepiscopi Thessalonicensis Commentarii ad Homeri Odysseam. Vol. I–III. Lipsiae, 1825–1829; о рукописной традиции Евстафиевых комментариев к тексту Дионисия Периэгета, трактовка которой не прерывалась до середины XVI в. см. Diller A. The Manuscripts of Eustathius’ Commentary on Dionysius Periegetes // Diller A. The Textual Tradition of Strabo’s Geography. Amsterdam, 1975. P. 181–207.

[8] Tsavari Is. O. Histoire du texte de la description de la terre de Denys le Périégète. Jannina, 1990.

[9] Effe B. Dichtung und Lehre. Untersuchungen zur Typologie des antiken Lehrgedichtes. München, 1977. S. 188–189; Toohey P. Epic Lessons. An Introduction to Ancient Didactic Poetry. L., 1996. P. 9–11.

[10] Schindler Cl. Geographische Lehrdichtung // Geographie und verwandte Wissenschaften / Hrsg. von W. Hübner. Stuttgart, 2000. S. 163–183.

[11] Подробнее об историко–географических источниках Дионисия см. Göthe A. De fontibus Dionysii Periegetae. Diss. Göttingen, 1875; Anhut Ε. In Dionysium Periegetam Quaestiones Criticae. Diss. Regimonti, 1888; Bernays U. Studien zu Dionysius Periegetes. Diss. Heidelberg, 1905; Ростовцев М. И. Скифия и Боспор. Критическое обозрение памятников литературных и археологических. Л., 1925. С. 79–81.

[12] Подробнее см. Подосинов А. В.. Картографический принцип в структуре географических описаний (постановка проблемы) // Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. М., 1978. С. 22–45; Janni P. La mappa e il periplo. Cartografia antica e spazio odologico. Roma, 1984; idem. Cartographie et art nautique dans le monde ancien // Geographica historica. Textes réunis par P. Arnaud et P. Counillon. Bordeaux–Nice, 1998. P. 41–54.

[13] Brodersen K. Terra cognita. Studien zur römischen Raumerfassung. Hildesheim–Zürich–New York, 1995. S.139 ff.

[14] Так, в середине VI в. Кассиодор писал о карте Дионисия в наставлениях монахам своего монастыря: deinde pinacem Dionisii discite breviter comprehensum… ut quod auribus in supra dicto libro (se. Iulii Honorii) percipitur, paene oculis intuentibus videre possitis — «Изучайте также кратко составленную табличку Дионисия… чтобы вы могли видеть глазами то, что воспринималось слухом в вышеназванной книге [sc. Юлия Гонория]» (Cassiod. De inst. div. I. 25. 2; пер. А. В. Подосинова).

[15] Подробнее см. Илюшечкина Е. В. «Скифский лук» как модель для ориентации в пространстве // Древнейшие государства Восточной Европы, 2003 г.: Мнимые реальности в античной и средневековой историографии. М., 2005. С. 73–82.

[16] Пьянков И. В. Средняя Азия в античной географической традиции. Источниковедческий анализ. М., 1997. С. 224 слл.

[17] Подробнее см. Илюшечкина Е. В. Диатеза племен Северного Причерноморья у Дионисия Периэгета // Colloquia classica et indogermanica — III. Классическая филология и индоевропейское языкознание. СПб., 2002. С. 379–402.

[18] Латышев В. В. Scythica et Caucasica: Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. T. I. СПб., 1893. С. 178–187. Перевод фрагментов периэгезы Дионисия почти без изменений, но с краткими комментариями Л. А. Ельницкого был переиздан в ВДИ (1948. № 1. С. 236–241); Памятники поздней античной поэзии и прозы. М., 1964. С. 110–111.