Совершенно особое место занимает в литературе II в. творчество Лукиана из Самосаты, названного Энгельсом "Вольтером классической древности" [1]. Время Лукиана - это период обострения противоречий, разъедавших римский мир, период глубокого кризиса экономического и социального уклада, основанного на рабском труде, упадка старой религии и прихода на смену ей христианства. В произведениях Лукиана преломились эти особенности современной ему исторической обстановки. Но непосредственнее и ярче, чем все другое, отразился в его произведениях идеологический кризис эпохи, когда "философы были или просто зарабатывающими деньги школьными учителями, или же шутами на жаловании у богатых кутил" [2] и старая олимпийско-капитолийская религия отживала свой век.
Упадок старой философии, крах старой религии - вот главная тема Лукиана. В римской литературе эта тема стояла на втором плане. Современник Лукиана великий сатирик Ювенал в первую очередь обличал материальное и правовое неравенство свободных граждан и лишь в связи с этим касался таких тем, как жалкая роль современных философов и пошатнувшееся положение олимпийских богов. Лукиан не отличался ювеналовской четкостью социальных симпатий. Воспитанный на образцах аттической прозы и поэзии и сам писавший по-гречески, сначала странствующий ритор, а затем крупный чиновник, Лукиан был продолжателем эллинских литературных традиций. Сатира Лукиана на первый взгляд лишена глубокого общественного содержания. Но объективно критика эта бьет и по официальной, получающей государственную поддержку религии, и по официальной, призванной укреплять рабовладельческое государство философии, в частности стоической. Энгельс отметил также, что Лукиан является "одним из лучших наших источников о первых христианах" [3].
Если не считать кратких упоминаний о Лукиане у Свиды и некоторых других христианских авторов, всеми нашими сведениями о жизни и деятельности Лукиана мы обязаны его собственным произведениям. Из них особенно богаты автобиографическими материалами такие, как "Сновидение, или Жизнь Лукиана" и "Дважды обвиненный, или Судебное разбирательство". В "Сновидении" писатель ведет рассказ от первого лица, в "Дважды обвиненном" выводит себя в образе Сирийца. Что же касается датировки жизни Лукиана и хронологии его творчества, то они устанавливаются на основании отдельных, разбросанных по разным произведениям косвенных указаний.
Так устанавливается, в частности, год рождения Лукиана. В "Дважды обвиненном" (гл. 32) Лукиан сообщает, что в сорок лет он получил отвращение к риторике и перестал ею заниматься. Так как в нериторических произведениях Лукиана можно усмотреть указание на то, что они были написаны не раньше середины шестидесятых годов II в., то Лукиан, который должен был достичь к этому времени сорокалетнего возраста, родился около 125 г. Впрочем, в "Лексиконе" Свиды говорится, что Лукиан родился в царствование Траяна, а оно, как известно, закончилось в 117 г. Относительно даты смерти Лукиана со всей определенностью можно сказать только то, что умер он после императора Марка Аврелия, т. е. после 180 г.: в "Александре, или Лжепророке" [4] Лукиан говорит о "божественном Марке Аврелии" (гл. 48), и эпитет "божественный" - несомненное указание на то, что речь идет об умершем, а не о здравствующем императоре. Так как в некоторых других произведениях ("Про Геракла", "Дионис") Лукиан называет себя человеком почтенных лет и стариком, то можно предполагать, что умер он в глубокой старости, дожив, возможно, до конца II в.
Способ датировки рождения и смерти Лукиана показывает, каким путем приходится определять те или иные даты, являющиеся вехами его жизни и деятельности. Теперь, наметив главные хронологические рамки, целесообразнее подробно не останавливаться на датировке отдельных событий в жизни Лукиана, а изложить биографию его так, как она вырисовывается из его сочинений.
Лукиан родился в Сирии, в городе Самосате. Самосата прежде была столицей небольшого государства Коммагены, но еще до рождения Лукиана, при Веспасиане, в конце I в. н. э., Коммагена утратила самостоятельность и стала частью римской провинции Сирии. Таким образом, с римской точки зрения Лукиан - провинциал-азиат. Отец его был, по-видимому, бедным ремесленником. Во всяком случае, когда Лукиан перестал ходить в школу, дела семьи шли плохо, и на семейном совете было решено обучать мальчика ремеслу. Дядя Лукиана, считавшийся прекрасным ваятелем, взялся обучать племянника своему искусству, но вскоре ученик по неопытности расколол каменную плиту. Дядя избил Лукиана, и на этом занятия ваянием прекратились. Лукиан решил продолжать образование. В "Дважды обвиненном" [5] фигура, олицетворяющая риторику, говорит, обращаясь к судьям (она обвиняет Лукиана в измене ей): "Этого человека я нашла во время его скитаний по городам Ионии, когда он был еще подростком, говорил только по-варварски, едва ли не одевался в длиннополую одежду по ассирийскому обычаю и еще не знал, что делать с собою. Я взяла его к себе и дала ему воспитание... Когда он захотел отправиться в Италию, я переправилась вместе с ним через Ионийское море и в конце концов проводила его до самой Галлии и там помогла ему разбогатеть" (гл. 27 и 28). Нетрудно перевести эти образы на простой язык биографии: Лукиан прожил какое-то время в Ионии, изучил там греческий язык и риторику, сделался странствующим ритором и отправился в другие страны. Кроме Италии и Галлии, он посетил Македонию, где нашел богатых покровителей, участвовал в олимпийских состязаниях ораторов, неоднократно останавливался в Афинах. Время от времени Лукиан возвращался на родину, в Сирию, и выступал здесь, как и в других странах, с речами, построенными во вкусе второй софистики. В сорокалетнем возрасте Лукиан, по собственному его свидетельству (на что было указано выше), почувствовал отвращение к риторике. Ему надоели обычные темы риторических упражнений - обвинения тиранов и панегирики героям. Лукиана привлекает философия. "Бежав от обвинения тиранов и восхваления героев, я хотел бы пойти в Академию или в Ликей прогуливаться и разговаривать в тиши вот с этим Диалогом, не нуждаясь ни в похвалах, ни в рукоплесканиях" ("Дважды обвиненный", 32). Нельзя не предположить, что отход от риторики и внешне изменил образ жизни писателя, которому теперь средства к существованию доставляли не публичные декламации, а сочинение диалогов философского и бытового содержания. Выступая в роли разоблачителя всяческих суеверий, Лукиан и на деле показал себя врагом всякого рода шарлатанов-лжепророков, спекулировавших на невежестве народа. Со всей решительностью он выступил против пафлагонского "чудотворца" Александра, выдававшего себя за сына бога Асклепия и пользовавшегося покровительством влиятельного римского сановника. "Придя к Александру, - рассказывает Лукиан, - я застал около него толпу... Александр протянул мне для поцелуя свою правую руку, как он обыкновенно делал, я же, наклонившись, как будто для поцелуя, сильным укусом почти лишил его руки" ("Александр, или Лжепророк", 55). После долгих лет странствий и неверного литературного заработка Лукиан получает пост императорского судейского чиновника в Египте. Писатель, прежде прославлявший честную бедность и неоднократно выступавший против состоящих на жаловании философов, сам чувствовал непоследовательность такого поведения и призвал для его оправдания всю свою риторскую технику. "Если бы мною был раньше установлен закон: "пусть никто ничего не делает", я, конечно, подлежал бы обвинению в нарушении подобного закона", - говорит Лукиан, приравнивая хорошо оплачиваемую работу императорского судейского ко всякой другой полезной деятельности. "Плату я получаю не от частного лица, а от императора, и плату не малую, а весьма значительную. Да и на будущее, если только дела мои пойдут как следует, у меня неплохие виды: получить управление областью или иное какое-нибудь императорское поручение" ("Оправдательное письмо", 12) [6].
Трудно сказать, как "пошли дела" Лукиана в дальнейшем. Никакого материала на этот счет в его произведениях мы не находим. Нужно, однако, заметить, что упомянутые нами произведения, которые, по свидетельству самого Лукиана, были написаны им в старости, и по форме, и по содержанию являются чисто риторическими. Лукиан говорит, что он "отважился спустить на воду давно уже стоявшее на суше суденышко, оснастив его, насколько позволяли средства, и снова выйти в открытое море" ("Про Геракла", 8). Мы не знаем, зачем было спущено на воду старое суденышко риторики - было ли это развлечением высокооплачиваемого императорского служащего или возвращением Ликиана к старым занятиям как к профессии [7].
Свида сообщает, что Лукиан погиб, растерзанный собаками. Эта версия христианского писателя, очень напоминающая легенду о смерти Эврипида, легко объясняется ненавистью к "нечестивцу", который (цитируем того же Свиду) "хулит самого Христа" и "будет гореть на вечном огне Сатаны".

---

[1] Ф. Энгельс. К истории раннего христианства. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XVI, ч. II, стр. 411.
[2] Ф. Энгельс. Бруно Бауэр и раннее христианство. Там же, т. XV, стр. 607.
[3] Ф. Энгельс. К истории раннего христианства. Там же, т. XVI, ч. II, стр. 411.
[4] Перевод Д. В. Сергеевского.
[5] Перевод Э. В. Диль.
[6] Перевод Н. П. Баранова.
[7] Ср.: «Будьте же и вы благосклонны, о боги, и наполните парус, ибо сейчас всего больше нуждаемся мы в крепком попутном и дружеском ветре» («Про Геракла», 8). Перевод Н. П. Баранова.