I. ЛЕСБИЯ
(ГОДЫ 62-55)
ВОСПОМИНАНИЕ
(76)
Кто, вспоминая порой о минувших далеких порывах
К благу и добрым делам, радость в душе не таит,
Если он помыслом чист, вероломством И сговором темным
Горя не множил людей, ложно богами клянясь.
Что же, Катулл, и тебя одарила на долгие годы
Ядом сладчайших отрад неблагодарная страсть.
Есть ли благие слова иль благие поступки, которых
Ты не сказал, не свершил радостно ради нее?
Тщетно! упали они в пустоту ненадежного сердца...
Что же терзаться душой, память тоской бередить!
Духом воспрянь, оторвись от навязчивой страсти-приманки,
Разве раздавленным быть - высшая участь людей?
Трудно - еще бы! и как! - одолеть многолетнее чувство.
Трудно, - но ты потрудись! Не одолеть? - Одолей.
В этом спасенье - иль смерть. Пересиль роковое бессилье!
Волей, неволей - сверши! Должен - и выбора нет.
Боги, о если и вас не чуждается жалость, о если
Вы исторгали в беде жертву из смерти самой,
Взор обратите ко мне - я грешил, но грехи мои чисты,
Вырвите эту чуму, черную язву, молю.
В душу ко мне заползла, отравила, проклятая, - горе!
Оцепенел, не живу. Радость и смех позабыл.
Я не о том хлопочу, чтоб она за любовь полюбила
Или бесстыдство свое девственным смыла стыдом.
Сам исцелиться хочу, - эту пагубу злобную сбросить...
Боги, - о горечь мольбы! - сжальтесь! Я чисто любил.
Перев. Я. Голосовкер
ЛЮБОВЬ[1]
(51)
Мнится мне, он бог, а не смертный образ,
Мнится, пусть грешно, он превыше бога:
Близ тебя сидит, не отводит взора
Слушая жадно
Смех рокочущий этих губ. А мне-то
Каково терпеть! Чуть, бывало, встречу
Лесбию - душа вон из тела. Слово
Вымолвить трудно.
Нем язык. Дрожа бормочу. Под кожей
Тонким огоньком пробегает трепет,
И в ушах звенит, и в глазах темнеет -
Света на вижу.
Лень твоя, Катулл, для тебя погибель,
Лень рождает блажь о блаженстве мнимом,
Лень владык былых и держав богатых
Сколько сгубила?
Перев. Я. Голосовкер
ЗАБАВА ЛЕСБИИ[2]
(2)
Милый птенчик! Услада моей милой.
Как забавно ока с тобой играет,
Подставляя под клювик свой мизинец,
Ожидая, чтоб яростно ты клюнул.
Когда деве, блистающей красою,
Позабавиться так придет желанье,
Чтоб найти утоленье своей страсти, -
Вероятно, и жар ее стихает.
О, когда бы и мне, с тобой играя,
Облегчить свою жаждущую душу.
Перев. И. Сельвинский
СМЕРТЬ ПТЕНЧИКА[3]
(3)
Плачьте, плачьте, Венеры и Амуры,
Лейте слезы, чувствительные люди:
Умер птенчик, дружок моей подружки,
Милый птенчик, услада моей милой,
Кого больше очей своих любила.
Слаще меда он был и знал хозяйку,
Словно девочка мать свою родную;
Он, бывало, с колен ее не сходит,
То сюда, то туда по ней порхает,
Для нее лишь одной он и чирикал.
А теперь он бредет стезею мрачной
В ту юдоль, из которой нет возврата.
Будь же проклят, проклятый ужас Орка,
Что навек всё прекрасное уносит!
Ты чудесного птенчика похитил...
О, мучение! О, покойный птенчик!
По тебе горьки слезы проливая,
Покраснели глаза моей подружки.
Перев. И. Сельвинский
ПОЦЕЛУЙ
(5)
Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!
Пусть ворчат старики - за весь их ропот
Мы одной не дадим монетки медной!
Пусть заходят и вновь восходят солнца, -
Помни: только лишь день погаснет краткий,
Бесконечную ночь нам спать придется.
Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню,
И до тысячи вновь и снова до ста,
А когда мы дойдем до многих тысяч,
Перепутаем счет, чтоб мы не знали,
Чтобы сглазить не мог нас злой завистник,
Зная, сколько с тобой мы целовались.
Перев. С. Шервинский
ЕЩЁ ПОЦЕЛУЙ
(7)
Если спросишь ты, сколько поцелуев
Утолили бы, Лесбия, мой голод, -
Сосчитай-ка пески в ливийских дюнах,
Что кочуют, зыбучие, в Киренах
Меж оракулом бога Громовержца
И священною Баттовой гробницей,
Или звезды сочти в безмолвном небе,
Что взирают на тайные свиданья...
Вот когда бы ты столько целовала -
Утолила, пожалуй, и Катулла...
Тут не счел бы лобзаний любопытный,
А язык не назвал бы эту цифру.
Перев. И. Сельвинский
СОРЕВНОВАНИЕ В КРАСОТЕ[4]
(43)
Добрый день, долгоносая девчонка,
Колченогая, с хрипотою в глотке,
Большерукая, с глазом, как у жабы,
С деревенским нескладным разговором,
Казнокрада формийского подружка!
И тебя-то расславили красивой?
И тебя с нашей Лесбией сравнили?
О, бессмысленный век и бестолковый!
Перев. А. Пиотровский
СОПЕРНИКУ
(40)
Что за черная желчь, злосчастный Равид,
В сети ямбов моих тебя погнала?
Что за мстительный бог тебя подвинул
На губительный этот спор и страшный?
Или хочешь ты стать молвы игрушкой?
Иль какой ни на есть ты славы жаждешь?
Что ж, бессмертным ты будешь! У Катулла
Отбивать ты осмелился подружку.
Перев. А. Пиотровский
ИЗМЕНА
(56)
Ох, как весело! Как смешно, Катон мой!
Есть что слушать, над чем смеяться можно...
Вволю смейся, Катон мой, над Катуллом,
Презабавный, смешной на редкость случай:
Я мальчишку поймал с его девчонкой,
Как копьем я его разделал палкой,
Той, своей... "О, прости, Венера, грех мой!"
Перев. Богоявленский
РАЗМОЛВКА[5]
(8)
Катулл измученный, оставь свои бредни:
Ведь то, что сгинуло, пора считать мертвым.
Сияло некогда и для тебя солнце,
Когда ты хаживал, куда вела дева,
Тобой любимая, как ни одна в мире.
Забавы были там, которых ты жаждал,
Приятные - о да! - и для твоей милой,
Сияло некогда и для тебя солнце,
Но вот, увы, претят уж ей твои ласки.
Так отступись и ты! Не мчись за ней следом,
Будь мужествен и тверд, перенося муки.
Прощай же, милая! Катулл сама твердость.
Не будет он, стеная, за тобой гнаться.
Но ты, несчастная, не раз о нем вспомнишь.
Любимая, ответь, что ждет тебя в жизни?
Кому покажешься прекрасней всех женщин?
Кто так тебя поймет? Кто назовет милой?
Кого ласкать начнешь? Кому кусать губы?
А ты, Катулл, терпи! Пребудь, Катулл, твердым!
Перев. И. Сельвинский
* * *
(70)
Милая мне говорит, что моею женой она будет,
Даже если бы стал Зевс добиваться ее.
Так говорит. Но всё то, что любовница в страсти лепечет,
Надо на ветре писать да на бегущей воде.
Перев. И. Сельвинский
* * *
(72)
Некогда ты говорила, что предана только Катуллу
Лесбия и что тебе даже Юпитер не мил.
Я же тянулся к тебе не обидною похотью черни:
Словно дочурку отец, вот как любил я тебя.
Ныне ж, увы! - я прозрел. Хоть сильней ты меня опаляешь,
Всё же в сознаньи моем стала ничтожнее ты.
Спросишь меня: почему? Потому что обманутым сердцем
Можно страстнее хотеть, но невозможно любить.
Перев. И. Сельвинский
* * *
(83)
Лесбия вечно при муже поносит меня и ругает.
Это ему, дураку, кажется музыкой сфер.
Ах ты, безмозглый осел! Да ведь если б меня позабыла,
Знаю: молчала б она. Если ж бранится весь день,
Значит, не может забыть. Не под силу ей стать равнодушной.
Лесбия гнева полна: страстью клокочет она.
Перев. И. Сельвинский
* * *
(86)
"Квинтия - безукоризненна!" Я ж ее вижу высокой,
Статной и белой. О да: это и я признаю,
Но никогда не признаю красавицей: нет обаянья,
Очарования нет в теле дебелом таком.
Лесбия - вот кто волшебница! Прелести все сочетая,
Не у Венеры ль самой тайну свою заняла?
Перев. И. Сельвинский
* * *
(92)
Лесбия вечно бранит и бранит меня, не умолкая.
Пусть меня гром разразит: Лесбия любит меня!
Ибо и сам я таков: оскорбляю, браню - и однако
Да разразит меня гром, если ее не люблю.
Перев. И. Сельвинский
* * *
(107)
Если желанье какое сбывается сверх ожиданья,
Этому дару судьбы век благодарна душа.
Вот и сейчас мое сердце полно благодарности вечной:
Ты возвратилась ко мне, страстно-желанная, вновь!
Страстно-желанная Лесбия снова ко мне возвратилась...
О, как сияет в груди этот нечаянный свет!
Кто же теперь во вселенной светлей и счастливей Катулла?
Что еще может Катулл большего в мире желать?
Перев. И. Сельвинский
* * *
(109)
Ты обещаешь, о жизнь моя, сделать любовь бесконечной,
Нерасторжимой вовек, полной волнующих тайн.
Боги великие! Дайте ей силу сдержать обещанье,
Пусть эта клятва звучит искренно и от души,
Чтобы мы с Лесбией милою до гробового покрова
Дружбы священной союз свято могли сохранить.
Перев. И. Сельвинский
РЕВНОСТЬ[6]
(79)
Лесбий красавец... Что спорить! Его ведь Лесбия больше
Хочет иметь, чем тебя с челядью всею, Катулл,
Только красавец продать Катулла с фамилией вправе,
Коль из знакомых кто даст три поцелуя ему.
Перев. Богоявленский
* * *
(82)
Квинтий, коль хочешь меня обязать дорогим мне, как очи,
Или чем-то таким, что мне дороже очей, -
Не отнимай у меня, что очей мне гораздо дороже,
Даже дороже того, что мне дороже очей.
Перев. Н. Шатерников
УПРЕК
(60)
Как! Иль страшилище ливийских скал, львица,
Иль Сциллы лающей поганое брюхо
Тебя родило с каменным и злым сердцем?
В тоске последней, смертной, я тебе крикнул,
И рассмеялась ты, жестокая слишком!
Перев. А. Пиотровский
ОТЧАЯНЬЕ
(58)
Целий! Лесбия, Лесбия, о боги,
Та единственная, что драгоценней
Самой жизни бывала для Катулла, -
Эта Лесбия ныне в закоулках
Отдается, как девка, внукам Рема.
Перев. И. Сельвинский
* * *[7]
(85)
ненавижу ее и люблю. Гложет чувство двойное!
Люди, зачем я люблю! - и ненавижу зачем!
Перев. Я. Голосовкер
ССОРА
(42)
Все сюда, мои ямбы, поспешите!
Все сюда! Соберитесь отовсюду!
Девка подлая смеет нас дурачить.
И не хочет стихов мою тетрадку
Возвратить. Это слышите вы, ямбы?
Побегите за ней и отнимите!
Как узнать ее, спросите? - По смеху
Балаганному, по улыбке сучьей,
По бесстыдной, разнузданной походке.
Окружите ее, кричите в уши:
"Эй, распутница! Возврати тетрадки!
Возврати нам, распутница, тетрадки!"
В грош не ставит? Поганая подстилка!
Порожденье подлейшего разврата!
Только мало ей этого, наверно!
Если краски стыдливого румянца
На собачьей не выдавите морде,
Закричите еще раз, втрое громче:
"Эй, распутница! Возврати тетрадки!
Возврати нам, распутница, тетрадки!"
Всё напрасно! Ничем ее не тронуть!
Изменить вам придется обращенье,
Испытать, не подействует ли этак:
"Дева чистая, возврати тетрадки!"
Перев. А. Пиотровский
ВЕСЕЛАЯ ЖЕРТВА[8]
(36)
Хлам негодный, Волюзия анналы!
Вы сгорите, обет моей подружки
Выполняя. Утехам и Венере
Обещалась она, когда вернусь я
И метать перестану злые ямбы,
Худший вздор из дряннейшего поэта
Подарить хромоногому Гефесту
И спалить на безжалостных поленьях.
И решила негодная девчонка,
Что обет ее мил и остроумен!
Ты, рожденная морем темно-синим,
Ты царица Идалия и Урий,
Ты, Анкону хранящая и Голги,
Амафунт, и песчаный берег Книда,
И базар Адриатики, Диррахий, -
Благосклонно прими обет, Венера!
Вы ж не ждите! Живей в огонь ступайте,
Вздор нескладный, нелепица и бредни,
Хлам негодный, Волюзия анналы!
Перев. А. Пиотровский
КАБАК
(37)
Вы, гости кабака, известного развратом
(От братьев в колпачках дверь при столбе девятом)!
По-вашему, лишь вы мужских достойны прав,
Все женщины живут для ваших лишь забав,
А прочих за козлов считаете смердящих?
Иль оттого, что вас, вплотную там сидящих,
Сто, двести олухов, вы думаете так,
Что побоюсь задеть я двести вдруг сидяк?
Но знайте: я готов и стену всю у входа
Покрою знаками достойного вас рода.
Ведь с груди женщина бежавшая моей,
Которой ни одна не будет мне милей,
Из-за которой вел я войны без пощады,
Засела между вас. Вы все пылать к ней рады.
Богаты, знатны вы, но, что мне в вас претит,
Вы все из уличных, ничтожных волокит,
А худший ты - как франт, в прическе покос матей,
Сородич кроликов, ты, Кельтибер Эгнатий,
Красавцем славимый за бороды размер
И зубы, мытые, чем моет их Ибер.
Перев. Ф. Корш
ГЕЛЛИЮ
(91)
Не до такой слепоты я доверился Геллию, Геллий,
В этой жестокой игре пагубной страсти моей,
Разве не знал я тебя, или мнил непреклонным, иль думал:
В нем благородство души помыслов низких сильней.
Я простодушно считал, что не мать, не сестра ему, право,
Та, чья голодная страсть так изглодала меня.
Если в дни дружбы и впрямь сочетали нас тесные узы, -
Это ли повод, скажи, друга коварно предать?
Геллию - повод: тебя сладострастною радостью полнит
Тайный проступок, когда нечто преступное в нем.
Перев. Я. Голосовкер
ГЕЛЛИЮ
(116)
Часто, тебе угодить от души желая, бывало,
Случая ждал переслать в дар Каллимаха стихи
В робкой надежде, что ты, примиренный со мною, не будешь
Злобными копьями впредь метить в бедовый мой лоб.
Только напрасен был труд, не осилила добрая воля:
Геллий, к моленьям моим ты оставался глухим.
Мне-то... копья твоих не страшны, - не укусят Катулла,
Ты же моими насквозь будешь в отместку пронзен.
Перев. Я. Голосовкер
ГЕЛЛИЮ
(80)
Геллий, как объяснить, что красны твои губы, как розы,
Те, что всегда у тебя зимнего снега белей?
Из дому ль выйдешь с утра, поднимешься ль с мягкого ложа
После покойного сна к позднему вечеру ты...
Не говорю ничего, но так будто молва утверждает,
Что, окорнав, ты лишил мужа всей силы его...
Кровоточащий Виррон подтверждает, что все это правда, -
Значит, и губы твои та же окрасила кровь.
Перев. Богоявленский
РУФУ
(69)
Руф, не дивись, почему нет женщины, что захотела б
К нежному сердцу тебя крепко и страстно прижать,
Хоть бы ее соблазнял ты подарком редкого платья
Иль драгоценных камней ярко горящей игрой.
Так вот порочат тебя нехорошие некие слухи:
Будто под мышками ты гнусного держишь козла,
Все боятся его, и не диво: опасный зверюга.
Ни у одной из девиц силы не хватит с ним лечь.
Значит: иль эту чуму нестерпимую как-либо сбудешь,
Или не спрашивай, Руф: "Что за причина? Бегут!"
Перев. Богоявленский
РУФУ
(71)
ЗАПАХ КОЗЛА
Запах козлиный ужасен, хоть будь он трикраты заслужен.
Злая подагра, увы, также несносная вещь!
Что ж удивительного, двойным наказаньем наказан
Недруг твой - он у тебя отнял подруги любовь!
Только обнимется с ней, постигает обоих возмездье:
Вонь удушает ее. Мучит подагра его.
Перев. Богоявленский
ГАЛЛУ
(78)
Галлова брата жена - красавица. Два их у Галла.
Также красив, хоть куда, сын у второго из двух.
Сам Галл - красавец, и сам же он сводит влюбленную пару.
Чтобы красавицы друг был ей под стать красотой.
Галл презабавный глупец - позабыл, что супруг он супруге:
Дядею будучи сам, дяде дружка подсадил.
Перев. Богоявленский и Я. Голосовкер
* * *
Да, я готов зарыдать. Эти чистые девичьи губы
Грязью нечистой слюны губы сквернили твои.
Даром тебе не пройдет. Берегись, навеки ославлю.
Звонко старуха молва, кто ты таков, разгласит.
Перев. Я. Голосовкер
БЕЗВОЗВРАТНО[9]
(11)
Спутники-друзья, мой Аврелий, Фурий,
Вы дойдете впрямь по пятам Катулла
К дивным индам, где ударяют гулко
Волны о берег,
До гиркан - в тот край аравийской неги,
До кочевий саков, до самых парфов,
К морю, где прибой семикратно красит
Нил семиглавый,
К дальним Альпам, где перевала выше
Цезаревых дел предстоит величье,
И за гальский Рейн, где британов море -
Север свирепый.
Куда рок меня ни забросит, всюду
Неотступно вы для услуг готовы,
Возвестите же моей милой кратко,
Хоть и не сладко:
Да живет она, как живала, - в блуде,
Целых триста в день обнимая разом,
Никого душой не любя, но в душу
Порчей въедаясь.
Ей моей любви не вернуть, как прежде.
Поздно, подсекла, как цветок, что скошен
У прогалины мимоходом острым
Плугом скользнувшим.
Перев. Я. Голосовкер
[1] «Первые встречи». Первые три строфы — перевод 2–го фрагмента Сафо, сделанный сафической строфой подлинника. Последняя строфа присочинена Катуллом. Существует предположение, что она принадлежит другому стихотворению. Имя «Лесбия» вставлено Катуллом. Сафической строфой написано также стихотворение № 11. Влияние Сафо имеется в эпиталамах.
[2] «Забава Лесбии». Стихотворение было настолько популярно, что книжка стихов Катулла получила название «Птенчик» — «Passer». Перевод «passer» словом «воробей» неточен.
[3] «Смерть птенчика». В подражание эпитафии, излюбленного жанра александрийских поэтов, римские поэты создали трогательно иронические элегии, посвященные смерти любимых животных и птичек. В Антологии приведено несколько таких образцов, завоевавших широкую популярность уже у древних читателей: «На смерть птенчика» Катулла, «На смерть попугая» Овидия и «На смерть собачки Иссы» Марциала. Некоторые усматривают в этом стихе Катулла пародию на поминальный плач.
[4] «Соревнование в красоте». Полагают, что стихотворение относится к Амеане (см. «Мамурра»).
[5] «Катулл измученный…». Холиямбы оригинала переданы александрийским стихом, т. к. тот размер, которым обычно передают по–русски античный холиямб, ассоциируется с сатирическим и комическим жанрами ( Плавт, Теренций, эпиграммы), но не элегическим.
[6] «Ревность». Эпиграмма на слухи о сожительстве Клодии–Лесбии после смерти ее мужа Целия Пульхра с ее братом Клодием, которого Катулл, играя словами, именует Лесбием пульхром–красавцем, намекая на мужа Лесбии.
[7] «И ненавижу ее и люблю…». Такое двойное чувтво ненависти–любви выражено уже у Теогнида.
[8] «Веселая жертва». Поэт ради пародии на обетные гимны перечисляет культовые центры Венеры: Идалии, Амафунт, Голги — на Кипре, Урий, Анкону — в Италии, Диррахий — на восточном берегу Адриатики, старинный город Книд — в Малой Азии.
[9] «Аврелию и Фурию». Фурий и Аврелий принадлежали к кругу обожателей Клодии–Лесбии. Они сблизились с Клодией, по–видимому, после Катулла, на что намекают слова «по пятам Катулла». Он их делает посредниками, передавая через них Лесбии свой отказ от сближения, чтобы подчеркнуть свое презрение. В географическом обзоре роста римского военного государства, данного в этом стихотворении, — в упоминаниях о походе Красса на парфов, о вступлении Цезаря в Британию, о возведении Габинием на египетский престол Птоломея, — вряд ли следует усматривать лесть Цезарю. Такие каталоги географических имен были исстари присущи эллинской поэзии, эпосу и драме и нравились древним читателям. Александрийская ученость возвела их в свой эстетический канон, который позаимствовали от нее авторы напыщенных римских од. Их лукаво пародирует Катулл, побеждая своих литературных противников пленительностью сафической строфы и своих политических противников двусмысленностью их прославления.