Речь 35 К тем, кто не хочет выступать с речами
(§ 1 - 7, 9, 12, 13, 15, 16, 26, 28)
1. Всякий, кто заметит, как упорно вы храните молчание в судах, может, пожалуй, пролить горькую слезу и надо мной, и над нашим городом, и над вами самими, и над вашими отцами, живы ли они или уже умерли. А между тем вы уже давно могли смыть с себя этот позор, если бы вы не смотрели свысока на мои увещания, да и теперь еще не поздно сделать это, если вы захотите меня послушаться.
2. Поэтому я умоляю богов, хранящих наш город, дать мне толково по порядку изложить мои вам советы - ради чего я и пришел сюда - и убедить вас в их правильности. Ведь успех речи и для самого оратора, и для слушателей заключается в том, чтобы его слова были оценены как весьма достойные, а слышавшие их предпочли то, что для них полезно тому, что их услаждает. Если же вы и впредь будете придерживаться такого образа действий, как теперь, но хотя бы не столь упорно, то я и тогда буду считать это своей удачей - ведь это произойдет в результате моих советов.
3. Пусть кто-либо ответит мне хотя бы на один вопрос: "Какое звание имеете вы все?" Он, конечно, скажет: "Мы - члены городского совета". В чем же заключается смысл этого звания? В том, чтобы сознательно выполнять свои общественные обязанности, вносить в своих речах необходимые предложения, противодействовать вредным мероприятиям, с одними мнениями соглашаться, другие - оспаривать, оказывать содействие правителям благоразумным и бороться с теми, кто не видит, что полезно для города, противопоставлять голосам, исходящим с императорского престола, голоса совета и пользоваться своим искусством речи так, чтобы наводить страх, а не поддаваться ему.
4. Это и есть подлинное дело членов совета, а не забота о дровах, дорогах, о конях и атлетах, о медведях и звероловах. Конечно, расходы и на все это - дело достойное; оно приносит почет и городу, и жертвователю, но все же выполнять эти дела - не значит быть членом совета, это - различные виды общественных повинностей, а выполнение обязанностей члена совета - совсем другое, а именно то, о чем я сказал раньше. И даже если кто-либо десять раз выполнял каждую из этих повинностей в пользу своей родины, то это будет доказательством его щедрости и великодушия, принесет ему славу, но отсюда еще далеко до подлинного государственного дела.
5. Многие отцы и - Зевс свидетель - даже матери после смерти мужа брали на себя такие расходы от имени детей, только что отнятых от груди, а иногда даже грудных. Так разве кто-нибудь может присудить им звание члена совета? Думаю, никто, если он в здравом уме. Каким же образом младенец, который даже не сознает, что выполняет общественную повинность, мог бы на деле быть членом совета? И как же тот, кто не выполняет самого дела, может носить соответствующее звание? Так вот и вы, как малые дети, повинности отправляете, а дела не выполняете.
6. Уже и раньше слыхал об этом я от людей, которые рады поиздеваться надо мной и понасмехаться над вами; я и тогда не имел основания не верить им, я ведь знал, каков ваш дар речи и при других обстоятельствах, но теперь я полностью убедился в неудаче моего обучения: пришлось мне придти в совет, чтобы обратиться с речью к правителю, чего, собственно говоря, делать не следовало. Совет был в полном сборе. Разбирался один важный вопрос, требовавший речей и ораторских выступлений. Прочие члены совета выступали, говоря о том, что им казалось полезным, а вы выполняли ваши гражданские обязанности молча и участвовали в обсуждении вопроса только тем, что время от времени кивали соловой в знак одобрения; вернее, это делали те из вас, кто сидел на виду, а другие не делали и этого, а прятались за чужие спины, ничем не отличаясь от слуг, которые не сводят взгляда со своих хозяев. А когда вы стали расходиться, то те, кто выступали с речами, могли быть собой довольны, а вам, все время молчавшим, пришлось и здесь помалкивать: те, кто примкнули к первым, могли за них порадоваться, а сопровождавшие вас чувствовали себя униженными.
7. А что вы, вернувшись домой к обеду, могли сказать своим матерям? Если вы обманули их, говоря, что вы пришли к ним после произнесения речи, то вы поступили дурно, если же вы сознались в том, что не вымолвили ни слова, то вы заставили их тяжело вздохнуть и почувствовать себя злосчастными матерями; они проклянут тот день и час, когда родили вас на позор, упреки и поношение для себя. Пожалуй, любому ремесленнику станет стыдно за вас; как ему выполнять ваши распоряжения, как надеяться на то, что вы поможете ему в-беде, если вы сами нуждаетесь в других людях, которые станут говорить за вас?..
9. Если бы вы были гражданами города, достигшего известности вследствие обладания какими-либо другими общепризнанными благами, а не за красноречие членов своего городского совета, то и тогда вам следовало бы стать лучше ваших отцов и с полным правом применить к себе слова Сфенела,[1] но вы могли бы как-то оправдаться тем, что в свое время не приобрели искусства речи. Однако любой человек может установить, что наш город прославился именно тем, что члены его совета этим искусством владеют; поэтому-то у нас и преподаватели красноречия немало времени уделяют эпидиктическим речам. Следовательно, крайне дурно не стать наследниками и этого богатства, и в течение вашей жизни загубить приобретенную городом славу. Ведь если бы вы разрушили городские стены, вы были бы привлечены к суду, а, лишая город тех почестей, которые он заслужил своим искусством речи, разве вы поступаете достойно?..
12. А что может быть хуже вашего молчания? И какую вы найдете отговорку, чтоб оправдать себя? На родителей вы пожаловаться не можете, - что они якобы не послали вас к тем, у кого можно было научиться говорить, что они не покупали вам книг и не платили за ваше обучение; не можете пожаловаться и на нас, учителей, будто мы плохо знаем свое дело. Правильность этих моих слов могут засвидетельствовать многие города во многих областях, в которых мои воспитанники благодаря искусству .речи достигли высокого положения; если бы на это не потребовалось слишком много времени и не было бы нескромным, то я мог бы их перечислить.
13. Вы были ничем не хуже их, пока учились в школе, от природы вы достаточно одарены для того, чтобы воспринять основы искусства речи, да и в усердии у вас в ту пору недостатка не было; но в последующее время они и вы пошли разными путями; они сохранили приобретенное, а вы его упустили сквозь пальцы; а причина в том, что они читают книги, а вы охотнее возьмете в руки змею, чем книгу; они не заменили чтение конскими состязаниями, а вы считаете состязания высшей радостью жизни и, забывая обо всем прочем, думаете только о том, какой из возниц самый ловкий и кто из них победит; и того провидца, который вам это предскажет, вы чтите больше, чем самих богов; а из зрителей вы уважаете тех, которые "пашут поле" гипподрома и наживаются тем, что, сидя наверху, ободряют своими выкриками скаковых коней, а вместе с ними и возницу. Вот кому вы поклоняетесь, кому завидуете, кому подражаете; вот на кого вы хотите стать похожими, а не на ваших отцов; и - клянусь Зевсом - вы действительно уже на них похожи; да среди вас есть и такие, которые даже превзошли многих из этих людей, и вы гордитесь этой победой больше, чем победители на олимпийских играх...
15. Разве я не дооценивал эту опасную болезнь и не поступал, как врачи, сокрушаясь о вас? Разве я оставлял вас в покое, ограничиваясь ругательством? Разве я пропускал хотя бы один день, не увещевая вас: "Дорогие мои, протрезвитесь, не опьяняйтесь больше, одумайтесь, ведь это безумие, придите в себя; пожалейте себя, пожалейте и меня; научитесь пользоваться языком лучше, чем ваши рабы; в настоящее время вы отличаетесь от них только своим положением; а если бы вы и они очутились голыми перед кем-нибудь, кому о вас ничего не известно, и он бы послушал, каким языком говорите вы и они, он, мне думается, счел бы несправедливым, что одни являются господами, другие - слугами".
16. Разве вы не слыхали от меня постоянно одних и тех же увещаний в этом роде? Разве вам, чуть вы меня завидите, не казалось, что я скажу именно это самое? Разве не потому, что вы ожидали от меня таких слов, вы часто пускались бежать? Разве я не просил вас перестать относиться с ненавистью к Демосфену? Разве я не исправлял весьма настойчиво ошибки в вашей речи? и разве не обещал, что от многих недостатков можно легко избавиться? Правда, даже это казалось вам слишком трудным. Но уже если вы раньше не исправились, то хотя бы теперь, любезные друзья, докажите свое звание на деле, и станьте теми, кем вас именуют - членами городского совета.
<...>
26. Но ведь мне могут возразить: "сладостно безделье, а то, о чем ты говоришь, требует труда". Да, и что же в этом страшного - отстать от вредных удовольствий и обратиться к полезному труду? Ведь если результат второго лучше, чем результат первого, то и сам труд лучше удовольствий. Ведь и земледельцу приятно ничего не делать, но тогда придется голодать; поэтому-то они пашут и сеют и работают, не покладая рук, чтобы их не застиг голод. Много труда и у мореплавателей, - клянусь Зевсом - к тому же еще немало и опасностей. Но увеличить свое имущество приятнее, чем сидеть на берегу, не всходя на корабль. Если бы так, как вы, рассуждал кулачный боец, разве он ушел бы с состязания увенчанным? Сладко проводить жизнь, не произнося речей; а разве, если будешь молчать в судах, это не приведет к беде? Чтение портит глаза - а разве плод его не слаще всего прочего?..
28. Станьте же великими, мощными и знаменитыми; вам должно быть стыдно, что ваши ровесники в других городах называют вас трусливыми зайцами; заставьте их называть вас каким-нибудь более красивым именем. И, может быть, если придется когда-нибудь отправлять посольство, обратятся к вам, минуя старших, которым следует дать немного отдохнуть, и полагая, что вы достаточно разумны и можете принести не меньше пользы, чем они. Это послужило бы к украшению нашего города больше, чем все его площади и портики; вам самим это доставит больше радости, чем атлеты, псари и возницы, а мою душу избавило бы от уныния, часто овладевающего мной; только это одно было бы для меня в настоящее время целебным средством.
[1] Сфенел — один из героев «Илиады». Однажды предводитель ахийцез Агамемнон стал порицать его и Диомеда за то, что они славой и доблестью будто бы уступают своим отцам. Диомед не возразил Агамемнону ни слона, а Сфенел отгветил и за себя и за Диомеда: «Мы справедливо гордимся, что наших отцов мы храбрее» («Илиада, IV, 405 и сл.).
