Глава 1. ИСОКРАТ ЛИЧНОСТЬ В АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЕ

Ум и язык это благо. Немного, однако, найдется смертных, чтоб тем и другим верно могли б управлять.
Феогнид
Жизнь Исократа может служить примером как физического, так и интеллектуального долголетия. Он родился в 436 г. до н. э., т. е. в век Перикла, умер в 338 г. до н. э., после битвы при Херонее, положившей конец независимости греческих полисов. Сведения о нем, далеко не полные, имеют много лакун, но все же мы знаем об Исократе значительно больше, чем о других знаменитых аттических ораторах. Основными источниками здесь служат некоторые биографические данные в речах самого Исократа, а также этюды о нем Псевдо-Плутарха и Дионисия Галикарнасского (Dion. Hal. Isocr.; Ps. - Plut. Vitae X or. Isocr.).
Отцом Исократа был Феодор из дема Эрхия, владелец мастерской флейт. Его средств было вполне достаточно, чтобы будущий оратор получил хорошее образование, пройдя не только традиционный курс обучения, но и прослушав знаменитых софистов Горгия, Тисия Сиракузского, Ферамена. Под влиянием этих наставников сформировалось общественное и интеллектуальное credo Исократа. К сожалению, ничего не известно о жизни оратора до Пелопоннесской войны. Псевдо-Плутарх утверждает, что, имея прекрасную подготовленность для политических выступлений, он чуждался их, так как заикался и был робкого нрава (Ps. - Plut. Vitae X or. 837 А). Очевидно, для подобного мнения имелись некоторые основания, сам Исократ сетовал: "Нет у меня ни достаточно сильного голоса, ни смелости, чтобы обращаться к толпе, подвергаться оскорблениям и браниться с торчащими на трибуне" (Isocr. Phil., 82. Пер. В. Г. Боруховича). При таких обстоятельствах, продолжает он, "Я не нал духом и не позволил себе остаться незаметным и совершенно безвестным, но, после того как я потерпел неудачу в политической деятельности, я обратился к занятиям философией, к упорному труду, к изложению в письменной форме того, что было мною обдумано" (Isocr. Antid., 11. Пер. В. Г. Боруховича).
Немного более подробные известия об ораторе появляются со времени Пелопоннесской войны. Потеряв отцовское состояние (Isocr. Antid., 161) и находясь в политической оппозиции к режиму тридцати тиранов, установившемуся в Афинах, он покинул город и удалился на Хиос, где открыл школу риторики. Вернувшись на родину (очевидно, непосредственно перед восстановлением демократии в 403 г. до н. э. или сразу же после этого события), Исократ стал логографом, т. е. занялся сочинением за плату речей для участников судебных процессов. Этот род деятельности обеспечивал определенный жизненный уровень, но, видимо, не вполне соответствовал его интересам и замыслам. Правда, по словам Дионисия Галикарнасского, приемный сын Исократа категорически отрицал, что оратор писал речи для других (Dion. Hal. Isocr., 18), но слишком многое свидетельствует как раз об обратном. За те десять лет, в течение которых Исократ выступал в качестве логографа, накопилось, конечно, немало речей, однако до нас дошли лишь шесть из них (XVI-XXI).
С 392 по 352 г. до н. э. Исократ сосредоточил свое внимание на основанной им школе красноречия, крупнейшем риторическом центре Эллады, из которого вышли прославленные ораторы (Исей, Ликург, Гиперид), историки (Андротион, Эфор, Феопомп), политические деятели и полководцы (Тимофей, Леодамант, Никокл, Клеарх). Курс обучения, длившийся три-четыре года, из-за высокой платы (около 1000 драхм) был доступен лишь состоятельным людям. Глава школы был убежден, что изучение искусства красноречия закладывает фундамент образования, формирует профессиональные навыки для любой деятельности: "Люди могут стать лучшими, более достойными, чем были раньше, если загорятся желанием научиться красноречию и страстно захотят постигнуть искусство убеждать слушателей", кроме того, риторика помогает достигнуть известных выгод, "не тех, к которым стремятся невежественные люди, но тех, которые действительно таковы" (Isocr. Antid., 274. Пер. В. Г.Боруховича). Ситуация, при которой человек, сам не произносивший речей, обучал других красноречию, была, конечно, неординарной и служила скорее всего предметом обсуждения, удивления, а возможно, и критики. (Отголоски этой реакции сохранились у Псевдо- Плутарха: "Когда его спрашивали, как это он, сам неспособный [произносить речи], учит других, он отвечал, что точильный камень не может резать, но он делает железо острым" (Ps. - Plut. Vitae X or. 838 E-F). На время руководства школой приходится и пик политической активности Исократа, разработка им теории и практики государственного устройства, внутренней и внешней политики полисов, принципов межгосударственных отношений, социальной стратификации[1].
В дальнейшем наблюдается явный спад деятельности оратора, завершившийся в 338 г. до н. э. его смертью. Согласно античной традиции, известие о поражении греков в битве с македонянами при Херонее произвело в Афинах настоящий шок. Ликург сообщает, что, когда пришло известие о случившемся несчастье, "город трепетал перед грозящими бедами, и народ стал возлагать надежды на спасение на тех, кому было уже свыше пятидесяти лет; ... можно было видеть, как свободные женщины, перепуганные, дрожащие от страха, спрашивали, [стоя] у дверей, одни о муже, другие об отце, третьи о братьях - живы ли они - это зрелище, недостойное их самих и города; в то время как мужчины, слабые телом и старые, метались по всему городу... больше всего каждый гражданин страдал и оплакивал несчастья города" (Lyc. I, 39-40. Пер. Т. В.Прушакевич).
Чтобы не стать свидетелем порабощения Афин, Исократ отказался принимать пищу и скончался от истощения (Ps. - Plut. Vitae X or. 837 Ε). Похоронили его, по сообщению Псевдо-Плутарха, в Киносарге, рядом с могилами родственников, поставив на месте погребения памятник в виде колонны. Рядом был сооружен другой памятник, с изображениями поэтов и учителей Исократа. Кроме того, в Элевсине Тимофей воздвиг медную статую своего наставника с надписью: "Тимофей в благодарность за дружбу и почитая за науку посвятил богиням эту статую Исократа, творение Леохара" (Ps. - Plut. Vitae X or. 838 С-D).
За свою долгую жизнь Исократ написал около 60 речей, до нашего времени дошли 21 речь и 9 писем, адресованных различным государственным деятелям. Это немного, но, видимо, сохранились все же основные, наиболее известные произведения, по которым можно реконструировать взгляды оратора на философию, специфику ораторского искусства, внутреннюю и внешнюю политику Афин, его социальные воззрения. Начало научному изданию речей Исократа было положено И. Беккером в его книге об античных ораторах [Bekker, 1822]. В ней он впервые использовал аутентичный вариант рукописной традиции: Urbinas 111 (Г).
Исследователи подходят к наследию оратора очень дифференцированно, некоторые произведения явно не пользуются популярностью: "Об упряжке", "Трапедзигик", "Против Каллимаха", "Эгинская речь", "Против Лохита", "Против Евтиноя". Видимо, это связано с тем, что перечисленные речи посвящены судебным процессам, а для антиковедов более привлекательны те произведения, в которых Исократ описывает государственную и интеллектуальную жизнь греческого полиса.
Ключ к мировоззрению оратора дают речи иного типа, их можно условно разбить на две группы: "философско-риторические" и политические. В первую группу входят сочинения, ставшие манифестами новой, практической философии, оформившейся в острой борьбе как с представителями "чистой" философии (Платоном и Аристотелем), так и с адептами ее сугубо практического варианта (софистами).
Здесь следует выделить два этюда - "Бусирис" (390-385 гг. до н. э.) и "Похвала Елене" (ок. 370 г. до н. э.). В первом из них представлен в идеализированном виде быт и государственный строй Египта, во втором - создан образ идеального правителя и намечены некоторые важные пункты будущей программы единения греков. Эти небольшие речи в последнее время стали объектом пристального внимания ученых, занимающихся проблемами философских течений и анализом политической риторики. "Похвала Елене", признанная одним из первых шагов на пути оформления концепции панэллинизма, нередко сопоставляется с одноименной речью Горгия [Heilßrunn, 1977; Kennedy, 1958; Rekucka-Bugajska, 1988; Tuszinska-Macjcwska, 1987]. "Бусирис", подвергшийся основательному пересмотру[2], наряду с "Похвалой Елене" считается одним из основных источников для реконструкции философской полемики в Афинах IV в. до н. э., что еще раз подтвердили доклады, прозвучавшие на Втором платоновском симпозиуме в Перудже[3].
Особый интерес вызывает речь "Против софистов" (ок. 390 г. до н. э.), в которой, пожалуй, наиболее интенсивно сконцентрированы положения оратора, которые легли в основу его собственной трактовки природы и назначения философии. Написана она в острой полемической манере, так как Исократ излагает свое credo, становясь в оппозицию к другим афинским школам. Его сильнейшее негодование вызывали "эристики", под которыми подразумевались сократики. Гносеологическим фундаментом учения оратора служит δόξα ("мнение"). В философском аспекте эта категория трактуется как ограниченная возможность познания действительности и одновременно поиски способов для максимального приближения к ней [Eucken, 1983, с. 32-35]. По направленности отдельных тезисов к этому произведению примыкает речь "Об обмене имуществом", написанная много позднее (354-353 гг. до н. э.). В одном из последних ее исследований показано, что Исократ полемизировал с Аристотелем по вопросам риторики и выступал против предложенной Платоном интерпретации некоторых проблем гносеологии и оптимального государственного устройства [Россиус, 1987].
Характеристику второй группы целесообразно начать с "Панегирика" (380 г. до н. э.), первой речи оратора, посвященной чисто политическим проблемам и созданной в жанре традиционных торжественных произведений, прославляющих отечество. В творчестве Исократа выделяется "Кипрский цикл", созданный в 70-60-е годы; в нем, а также в "Филиппе" наиболее ярко и полно отразились воззрения на проблему единовластия. Об этих сочинениях речь пойдет далее.
Политические убеждения Исократа подробнее всего изложены в произведениях "Ареопагитик", "О мире" и "Филипп". Именно там вопросы управления полисом, межгосударственных отношений, социальной стратификации общества стоят на первом месте, что позволяет предположить, что наиболее важные пункты политической концепции оратора были выработаны в 50-40-х годах до н. э. Закономерен вопрос, какую позицию занимает программа этих лет по отношению к другим произведениям, насколько репрезентативна данная выборка. В речах Исократа есть достаточно много совпадений, но встречаются и противоречия. Так, например, восхваление тирании в "Кипрском цикле" противостоит негативному отношению к подобному образу правления в речах "О мире" и "Филипп", а отрицательную характеристику Спарты в речи "О мире" трудно соотнести с явным сочувствием к ней в "Архидаме".
Очевидно, следует исходить из того, что коренные вопросы полисной политики решались Исократом на теоретическом уровне и эти решения оставались в основном стабильными на протяжении всей жизни оратора. Но в зависимости от менявшейся ситуации Исократ мог разрабатывать различные, иногда не совпадающие варианты воплощения в жизнь своих основных положений или привлекать внимание к одним пунктам программы и замалчивать другие. Таким образом, представляется возможным выделить речи 50-40-х годов не только как этап деятельности Исократа, но и как квинтэссенцию его социально- политических взглядов.
"Ареопагитик" посвящен вопросам внутренней организации полиса, в данном случае - Афин. Исократ противопоставляет современному ему обществу организацию государства времени преобладания Ареопага и стремится доказать, что предки афинян жили "правильной" жизнью. Они настолько хорошо управляли полисом, что не существовало ни политических, ни социальных конфликтов, а город и его обитатели процветали. Здесь же ставится проблема о принципах правильного руководства государством.
Старые исследования помещали "Ареопагитик" после окончания Союзнической войны, т. е. после 355 г. [Kleine-Piening, 1930, с. 43], но затем появилась тенденция к более ранней датировке. В. Йегер сначала полагал, что речь создана в 363-357 гг. [Jaeger, 1939], затем изменил свое мнение и в специальной статье, посвященной разбору "Ареопагитика", отнес его к 357 г. [Jaeger, 1940]. Точка зрения В. Иегера завоевала широкое признание, но была принята не всеми учеными. Против нее выступил Е. Бухнер [Buchner, 1958], своей датировки придерживается Ж. Матье и др.
Датировка "Ареопагитика" базируется в основном на интерпретации начала речи и параграфов, характеризующих внешнеполитическое положение Афин. На наш взгляд, наиболее убедительна точка зрения В. Йегера, показавшего, что если Исократ упоминал о прочном военном положении родного города, о его мощи и многочисленных союзниках, то, следовательно, произведение написано в то время, когда Афины сохраняли лидерство во Втором афинском морском союзе.
Следует оговориться, что колебания в датировке "Ареопагитика" хотя и заслуживают внимания, но в целом не имеют основополагающего значения для интерпретации речи в данной работе, так как в ней рассматриваются взгляды Исократа на направление развития полиса и вопросы его структуры, симпатии и антипатии к различным политическим группировкам, а не вопросы конкретной политики Афин, поэтому широкие границы датировки не влияют на постановку и решение проблемы.
В речи "О мире", содержание которой, бесспорно, свидетельствует о том, что она написана в период Союзнической войны, Исократ убеждает сограждан заключить мир с бывшими союзниками. Он порицает войну и подробно перечисляет те бедствия, которые она принесла афинскому народу, доказывает, что из-за неразумной политики руководителей государства подорваны экономика полиса и его внешнеполитическое положение. Датировка речи колеблется в рамках Союзнической войны (357-355 гг.).
В "Филиппе" Исократ обращается к македонскому царю, убеждая его прекратить вражду с греческими полисами. Автор предлагает Филиппу Македонскому объединить эллинские государства и начать совместный поход против Персии, который, по замыслу Исократа, должен был принести выгоду как Элладе, так и Македонии. "Филипп" - единственная из трех речей, которую можно более или менее точно датировать. Подробная характеристика завоеваний Филиппа позволяет отнести данное произведение к 346 г., времени после заключения Филократова мира. Правда, В. Г.Борухович предложил другую дату, доказывая, что речь была закончена в 344 г. [Борухович, 1957], однако впоследствии он, очевидно, отказался от своего предложения, так как его перевод "Филиппа" в ВДИ датирован около 346 г.
Для нас важно, что в любом случае произведение появилось в Афинах уже после Филократова мира, закрепившего военные завоевания Македонии. К этому времени уже было ясно видно враждебное отношение Филиппа к полисам и характер его политики.
Исократ вошел в историю не только как блестящий оратор, но и как основатель новой идеологии, соединившей теоретическое образование с практикой. В его понимании природа, назначение и функции ораторской речи таковы, что она может и должна рассматриваться как философская категория. Эта особенность Исократа и его противостояние здесь Платону в общем виде неоднократно отмечались в исследовательской литературе. См. [Гаспаров, 1972, с. 11; Миллер, 1975, с. 67; Dclaurnois, 1959, с. 45 и сл.; Hudson-Williams, 1951, с. 72; Jebb, 1962, с. 36; Kennedy, 1963, с. 17; Sinclair, 1951]. Данный тезис настолько важен, что заслуживает не простой фиксации, а более подробного объяснения.
В диалогах, прежде всего в "Протагоре", "Горгии", "Федре", Платон достаточно определенно высказался против мировоззрения софистов. Постулату Горгия о силе слова, основанному на непостоянстве, изменчивости мнения (δόξα), Платон противопоставил незыблемость истинного значения (επιστήμη). Опасность риторики, по мнению философа, заключается в том, что ораторы, будучи сами невежественными, пытаются наставлять других и даже обучать управлению государством: "Когда оратор, не знающий, что такое добро, а что зло, выступит перед такими же несведущими гражданами с целью убедить их, причем будет расхваливать... зло, выдавая его за добро, и, учтя мнение толпы, убедит ее сделать что-нибудь плохое вместо хорошего, какие плоды... принесет впоследствии посев его учения?" (Plato. Phacdr., 260 D. Пер. А. Н.Егунова). Риторы, продолжает философ, ориентированы лишь на успех, они не только не просвещают народ, но определенно причиняют ему вред. Сократ у Платона даже отказывается относить риторику к искусству, профессии (τέχνη), считая ее навыком, приобретенным в результате опыта. Риторике отказывается в праве выступать и в качестве категории культуры, и в качестве варианта политической деятельности [Jaeger, 1986, II, с. 107-159; Jonson, 1959, с. 25-36].
Полемику между Платоном и Исократом В. Йегер очень точно и образно расценил как первую гигантскую битву между философией в старом значении этого слова и ее новым вариантом, риторикой. Исократ, по мнению исследователя, рассматривал философию как обозначение духовной культуры in toto и категорически отвергал ту узкую, ограниченную трактовку знания, которую отстаивал Платон. Причины оппозиции, столкновения двух этико-политических концепций следует искать в развитии Афин. Новое поколение граждан, а также общественных деятелей, воспитанных при Перикле, расцвет демократии - все это требовало изменения системы ценностей, формирования иных, чем прежде, идеалов, адекватных новым вариантам политики и идеологии [Jaeger, 1986, И, с. 4-53]. Роль синтезатора изменений и одновременно генератора новых идей взяла на себя риторика. Ей предстояло выработать концепцию, в которой культурные, этические принципы могли бы воплотиться в практической деятельности, теоретически обосновать ее.
В. Йегер подчеркнул, что критика Исократа направлена не только против старой философии: был атакован и один из вариантов красноречия, который можно назвать практическим, т. е. красноречием экспромтом, без надлежащего знания, не основанным на продуманной системе обучения. Такие ораторы, по мнению Исократа, не ищут истину, а поэтому и не могут приблизить к ней других. Они просто ремесленники в прямом значении этого слова. Таким образом, риторика становится квинтэссенцией политической культуры, базирующейся на педагогике [Jaeger, 1986, III, с. 60].
В этой новой философии центральное место отводилось слову. Горгий в свое время заметил: "Слово - великий властитель, телом малое и незаметное, совершает оно божественные дела. Ведь оно может и страх пресечь, и горе унять, и радость вселить, и сострадание умножить" (N? 11, Diels, 82 (76 В 11,8). Исократ вслед за своим наставником приписывал слову (λόγος) большую силу, считая его единственным преимуществом, дарованным природой людям и выделяющим их из мира животных. Он говорит о могуществе, заключенном в слове, но обращает внимание не на эмоциональное воздействие речи, как Горгий, а на ее общественное значение (Isocr. Antid., 236; Nic. 6-9; Paneg., 48). Логос в интерпретации оратора[4] становится основой цивилизации, так как при помощи речи были установлены критерии морали и этики - проведено разграничение между справедливостью и несправедливостью, прекрасным и постыдным (Isocr. Antid., 254- 255). Трактовка слова в качестве предпосылки, позволившей людям объединиться в общество, установить законы общежития и осознать себя как индивидуумов, приводит к тому, что речь у Исократа превращается в квинтэссенцию культуры, отражающую в сжатом виде этапы исторического развития. В концепции оратора слово выступает также показателем уровня развития цивилизации и степени приобщения к культуре, посредством логоса он устанавливает различие между людьми и животными, эллинами и варварами, Афинами и остальными греческими полисами (Isocr. Antid., 224-226, 293-295; Paneg., 47-50).
Исократ рассматривает слово как синоним знания, которым можно овладеть в процессе обучения, и приравнивает обучение красноречию к воспитанию, призванному сформировать гражданина, достойного полиса. Искусство составления речей квалифицируется им как философия, один из двух элементов педагогики: педотрибика должна заботиться о теле человека, а философия - заниматься его душой. Образование такого рода помогает ученикам одновременно совершенствовать и тело и душу (Isocr. Antid., 50,81, 185).
Оратор уделяет много внимания проблеме совершенствования человека посредством слова, так как считает λόγος залогом существования и процветания полиса[5]. Исократ настаивает на необходимости знакомства учеников с установлениями города, чтобы в упражнениях они приобретали опыт в государственных делах, весь ход которых зависит, по его мнению, от воспитания, полученного юношами (Isocr. Hei., 5; Antid., 174). Он обращается к событиям прошлого и настоящего, причем изменение статуса Афин в Элладе, их неудачную внешнюю политику прямо связывает с пренебрежением к воспитанию будущих граждан (Isocr. Areopag., 37, 43, 45, 48-50, 55; Antid., 186-187). Оратор подкрепляет свой тезис ссылками на благие практические результаты, которые дает обучение красноречию, - его ученики были награждены полисом золотыми венками, они безупречны в выполнении гражданского долга. Исократ обращает внимание на то, что выдающиеся государственные деятели прошлого имели репутацию и хороших ораторов (Isocr. Antid., 93-94, 230-236). Проникновение в тайны слова помогает, по его убеждению, не только в государственной, но и в военной деятельности, яркий пример здесь - политика стратега Тимофея, бывшего учеником Исократа (Isocr. De Расе, 54; Antid., 108-128). Именно полученное образование помогло Тимофею одержать блестящие победы, он не позволял войскам мародерствовать, не допускал беззакония по отношению к побежденным, проявлял дипломатическую мудрость и в результате уберег Афины от ненависти со стороны эллинов (Isocr. Antid., 122-127).
Признав красноречие частью системы, охватывающей все стороны полисной жизни, оратор раздвигает границы его возможностей, обучение искусству речи становится связующим звеном между теоретическими знаниями и их практическим воплощением. Постижение законов развития слова и построения речи для него не самоцель, а универсальный инструмент для изучения мира человека (его психологии, частной и общественной жизни) и активного воздействия на эт^т мир. Особое внимание уделяется при этом политической сфере, в которой философия и политика выступают равноправными партнерами.
Исократ довольно подробно изложил свои взгляды на теорию красноречия и определил те качества, которыми должна обладать хорошо составленная речь: "Лучшими из речей я признаю те, которые посвящены наиболее важным вопросам, наиболее ярко характеризуют ораторов и приносят наибольшую пользу слушателям" (Isocr. Paneg., 4). Из трех перечисленных условий только второе имеет отношение к чисто ораторскому мастерству, хотя видно, что не оставались в пренебрежении проблемы композиции, классификации речей, сочетания слов, построения периодов, интерпретации темы (Isocr. Antid., 45-50, 277; С. Soph. 16; De Расе, 27-72; Euag., 9-11; Paneg, 3-4, 8-10, 19; Phil., 25, 109-110)[6]. И все-таки основные достоинства речи для Исократа - актуальность и важность темы, а также степень ее полезности.
В круг интересов политического оратора Исократ включает вопросы внутренней и внешней политики, принципы мсжполисных связей, взаимоотношения греков с "варварами". Именно такие сюжеты противопоставляются им пустым темам, частным сделкам и вздору, который несут другие, желающие болтать понапрасну (Isocr. Panath., 11; Phil., 13).
Помимо значительности темы много внимания уделяется и третьему условию хорошо составленной речи - пользе, приносимой слушателям. В произведениях оратора звучит тема гражданственности, чрезвычайно актуальная для полиса IV в. с характерным для него ростом аполитичности и пренебрежения общественными делами. Исократ стоит здесь на позиции классической теории, рассматривающей индивида как часть общества, интересам которого должны быть подчинены его жизнь, поступки, убеждения, поэтому неоднократно подчеркивается, что долг оратора как гражданина - служить родному городу (Isocr. Antid., 61, 76-79; Panath., 2; Phil. 23, 82). Себе в заслугу Исократ ставит использование дара слова на благо людям (Isocr. Antid., 36). Тезис о месте ораторов в общественной жизни перерастает у него в целую концепцию о значении политического красноречия для полисной организации, так как величайшие возможности, заложенные в слове, могут принести коллективу граждан и много пользы, и много вреда. Характерно, что так же трактует назначение политической речи и Демосфен (Dem. I, 1, 16; III, 36; VIII, 32; IX, 4).
Исократу в качестве теоретика и защитника принципиально нового интеллектуального направления пришлось нелегко. Причем нельзя сказать, что у него не было предшественников, их можно найти и среди сторонников, и среди противников оратора. Платные учителя мудрости, софисты, в определенной мере проторили для него путь, приучив общество и государственных деятелей к мысли, что ораторскому искусству можно обучиться и что умение правильно подобрать факты, искусно выстроить их в нужную систему, способность мастерски парировать атаки противника в словесном состязании помогают выиграть дело в суде, побуждают Народное собрание принять нужное решение.
Философы, в свою очередь, вовсе не были чужды практической деятельности [Vatai, 1984]. Пифагор, например, известен не только своими философскими взглядами, но и тем, что возглавлял аристократическую группировку у себя на родине. Сама орфико-пифагорейская идея о возможности бессмертия и тех путей, которые ведут к нему, была, как показал Дж. Рэдфилд, новацией, расшатывающей традиционную государственную структуру [Redfield, 1989). Платон, один из самых упорных и непримиримых оппонентов Исократа, открыв понятие "межсубъективности" (категорию действия), теоретически обосновал существование политической философии - связующего звена между философией и практикой [Jermann, 1986].
Однако Исократ был первым, кто превратил политическую философию в действенный фактор полисной жизни, придав тем самым философии практические функции, а риторике - философские. Этот новый оригинальный жанр по-настоящему не был ни принят, ни оценен современниками оратора. Ему неоднократно приходилось подвергаться нападкам со стороны поклонников "чистой науки" за неуместные, с их точки зрения, прагматизм и "заземленность". Политические лидеры, по достоинству оценив выгоды владения риторическими приемами, похоже, тоже не спешили признавать Исократа. Для них произведения оратора были слишком абстрактными и теоретичными, слишком выходящими за рамки обычных речей, построенных на интерпретации конкретных ситуаций и создаваемых на злобу дня.
Если к этому прибавить и неординарные взгляды на внутреннюю и внешнюю политику, нередко идущие вразрез с общепринятыми, то становится ясно, у Исократа была нелегкая судьба. Уже в IV в. у современников оратора сформировался комплекс негативных представлений, мешавших восприятию его идей. Видимо, поэтому античная культура "закрыла" его для себя как мыслителя и теоретика, восхищаясь им лишь как выдающимся мастером красноречия - в этой области его авторитет был незыблем. Блестящие периоды речей Исократа, их стройная композиция, безупречный стиль создали им славу непревзойденных образцов аттического красноречия, на которых воспитывалось не одно поколение античных ораторов.
Историография нового и новейшего времени нередко следует за традициями древности, воспринимаемыми как модель. Особенно хорошо данная тенденция заметна на ранних стадиях антиковедения, когда оно еще не оформилось как научная дисциплина. Видимо, чем интенсивнее идет процесс развития науки об античности, чем ближе она соприкасается с другими областями знания, чем активнее вторгается в нее мир, окружающий исследователя, тем глубже и значительнее становится для нас прошлое, тем легче преодолеть давление существующих традиций. Метаморфозы образа Исократа в научных работах могут служить выразительным показателем изменений в методологии и методике истории, а также переориентации общественного сознания.
Исходя из этих соображений, представляется целесообразным не ограничиваться фиксацией взглядов ученых на те или иные проблемы в творчестве оратора, а дать хотя бы краткий историографический очерк. Литература о творчестве Исократа очень обширна. Здесь и специальные монографии, и статьи, и отдельные главы в трудах, посвященных самой различной тематике. Даже если выделять только работы, затрагивающие интересующие нас проблемы, то и при таком отборе задача потребовала бы специального исследования. Поэтому мы вынуждены ограничиться обзором трудов, имеющих либо обобщающий, принципиальный характер, либо вносящих оригинальный вклад в изучение политических и социальных взглядов оратора.
В числе первых западных исследователей, обративших внимание на политическое звучание речей Исократа, были К. Белох и Э. Мейер, отметившие в своих трудах по истории Греции стремление оратора к объединению греческих полисов для похода против Персии [Beloch, 1897; Meyer, 1902].
Неординарным явлением в историографии XIX в. следует считать книгу И. Бабста, рассматривающую политические теории Греции IV в. на фоне кризисных симптомов этого времени [Бабст, 1851]. Хотя исследование и не свободно от недостатков, оно - первый в русской исторической литературе серьезный анализ идей единовластия в Греции. Однако значение данного труда не ограничивается только русской историографией; книга И. Бабста содержит целый ряд верных и интересных оценок творчества Исократа, предвосхитивших в середине XIX в. некоторые выводы, обоснованные лишь столетие спустя. Так, например, И. Бабст пишет, что Исократ разделял недоверие Демосфена к Филиппу, был патриотом, но расходился со своим соотечественником в выборе средств. Автор отметил готовность оратора на уступки ради благоденствия полиса и сделал правильный вывод о том, что политические теории IV в. стремились сохранить форму полиса.
Из работ начала XX в. заслуживает внимания исследование Р. Пёльмана [Pöhlmann, 1913]. Хотя книга посвящена Исократу и демократии, ее содержание значительно шире, так как обусловлено задачей, поставленной автором: показать порочность и неприемлемость демократии как политической системы для любого времени. Поэтому афинская демократия сравнивается с современной Р. Пёльману немецкой социал-демократией и американским государственным устройством. Исократ выбран им как ярый противник афинской демократии, но критику этого государственного строя автор считает универсальной и актуальной для своего времени. Р. Пёльман акцентирует внимание на негативном отношении Исократа к радикальной демократии и делает из этого вывод о неприятии оратором основных положений демократической теории. Р. Пёльман обратил внимание на интерес Исократа к монархии как форме, противоположной демократии, "Кипрский цикл" должен был, по его мнению, показать массам, как в зеркале, их жалкое положение. Автор подчеркивает, что Исократ видел, как монархия охраняет сознательных граждан и избавляет государства от несчастий, приносимых механическим равенством при демократии.
В 20-30-e годы XX в. интересы исследователей творчества Исократа были в основном сосредоточены на проблеме взаимоотношений греческих полисов с Македонией и оценки их оратором. В связи с ней косвенно затрагивались темы панэллинизма и похода на Восток. Характерно, что если в начале века идея объединения греков и покорения Персии исследовалась в основном путем анализа "Панафинейской" речи и "Панегирика", то позднее центр тяжести переместился на "Филиппа".
Много внимания уделено анализу позиции Исократа в данном вопросе в монографии Ж. Матьс [Mathieu, 1925], серьезном и обстоятельном исследовании, где убедительно показаны сложность позиции оратора, разнообразие его приемов убеждения. Ж. Матье связывает обращение к Филиппу с интересом Исократа к монархии и желанием покорить персов, но недостаточно обращает внимания на то, что помимо определенных убеждений существовала еще и политическая ситуация, вынудившая Исократа решиться на подобный шаг. Спорно, на наш взгляд, трактуется описание Спарты как предостережение Филиппу воздержаться от союза с ней. Хотелось бы подчеркнуть важную мысль автора о том, что Исократ давал советы македонскому царю в интересах Греции, и его доказательство взаимосвязи двух идей: примирения греков и антиперсидского похода[7].
Вопрос о совместимости взглядов Исократа и Филиппа, поставленный в свое время в книге П. Вендланда [Wendland, 1910], открыл длительную, не прекращающуюся по сей день дискуссию о взаимоотношениях оратора и македонского царя, в которой не заметно особого прогресса. В работе А. Момильяно о Филиппе Македонском [Momigliano, 1934] затрагиваются воззрения Исократа в связи с описанием взаимоотношений полисов и Македонии. Автор выдвинул положение, что теоретики панэллинизма, в том числе и Исократ, неосознанно подготовили программы, которые Филипп затем воплотил в жизнь. А. Момильяно стремится найти причины, в силу которых оратор обратился к македонскому царю, и дает краткий очерк взглядов Исократа на демократию и проблему гегемонии в Греции. Он справедливо связывает поиски оратором гегемона для похода против персов сначала с полисами, затем с Филиппом, отмечает пристрастие Исократа к Афинам, но вряд ли можно согласиться с его заключением, что недоверие к демократии привело к переориентации взглядов оратора, что его стали интересовать не государства, а отдельные выдающиеся личности. Автор книги, оставляя в стороне воззрения Исократа на полис и межэллинские отношения, сосредоточивает внимание на антипeрсидской программе и идее единения греков, считая, что для осуществления последней не было иного пути, как принять господство Филиппа.
К серии работ о подходе Исократа к взаимоотношениям с Персией и Македонией примыкает по времени издание, написанное на другую тему: исследование П. Клоше "Исократ и лакедемонская полития" [Cloché, 1933]. П. Клоше взял темой монографии очень важную и, в сущности, почти не разработанную проблему об отношении Исократа к соперничеству Афин и Спарты. Этот вопрос имеет и более широкое значение-изучение представлений Исократа о принципах межполисной политики. Автором сделано тонкое наблюдение о дифференцированности позиции оратора. Во внешней политике Спарта рассматривалась как опасный соперник Афин, хотя в "Панегирике" и предполагался временный альянс. Вместе с тем Исократ восхищался принципами внутренней организации Спарты. Когда речь шла о социальных моментах, то оратор стоял на стороне спартанцев, защищая их традиционные права перед мессенцами.
С работами В. Йегера 40-х годов связан новый этап в изучении творчества Исократа, на котором подвергаются тщательному анализу взгляды оратора на внутреннюю структуру государства. Одна из статей В. Йегера [Jaeger, 1940] уточняет датировку "Ареопагитика" и содержит обоснованный вывод о непосредственной связи идей Исократа с вопросами внутренней и внешней политики Афин. Таким образом, В. Йегер положил начало исследованию "Ареопагитика" как важного и достоверного документа не только для изучения политических взглядов оратора, но и истории политической борьбы в Афинах IV в. Автор сравнивает характеристику демократии и олигархии, данную в речи, и приходит к аргументированному выводу, что Исократ не разделял позиции ни радикальной демократии, ни олигархии, соотносит воззрения Исократа с кругом Ферамена.
Фундаментальное исследование того же автора о пайдейе [Jaeger, 1945] оказало в свое время значительное влияние на труды по истории Греции. Книга задумана как исследование философско-политико-этического идеала древней Греции и рассматривает изменения в культурной и политической жизни полисов под этим углом зрения. В третьем томе монографии много внимания уделено Исократу.
В связи со своей основной задачей В. Йегер интерпретировал творчество Исократа как новый тип красноречия, соединяющий в себе этические идеалы с практической деятельностью. Бесспорной заслугой автора стал принципиально новый подход к речам Исократа, основанный на комплексном анализе риторических и политических аспектов. В. Йегер относится к Исократу как к политическому и философскому деятелю крупного масштаба и проводит параллели между взглядами Платона и Исократа. Затем он развивает тезисы о структуре полиса, высказанные им в статье о датировке "Ареопагитика". В. Йегер характеризует напряженность политической обстановки в Греции первой половины IV в. и показывает, что для Исократа политическая или экономическая экспансия служит решением его основной задачи - урегулирования конфликта между полисами.
Другим важным событием в изучении наследия Исократа была публикация Л. Пирсоном статьи об исторических ссылках у аттических ораторов [Pearson, 1941]. Л. Пирсон рассмотрел определенные тенденции в исторических экскурсах Демосфена, Ликурга, Андокида, Эсхина, Исократа, общее для них всех направление (например, стремление использовать примеры из ранней истории Афин) и различия, характерные для каждого из ораторов. Исократ выделен особо благодаря его глубоким познаниям в истории. Пирсон сопоставил исторические ссылки, используемые Исократом и Демосфеном, т. е. на их примере продемонстрировал различный подход ораторов к аудитории.
Работы 50-х годов показывают новый всплеск интереса к творчеству оратора. Воззрения Исократа начинают рассматриваться не изолированно, а как компонент общей истории политических идей Греции.
Т. Синклер [Sinclair, 1951] посвятил седьмую главу своего исследования характеристике взглядов Исократа и Платона, он подчеркнул внимание Исократа к текущей политике. Однако автор не склонен оценивать политические идеи оратора как оригинальные, указывает на Горгия и Протагора как на предшественников концепции панэллинизма.
Оценку политической деятельности Исократа дал Э. Баркер в работе по истории политических теорий [Barker, 1951]. Не считая Исократа теоретиком, он приписывает ему интуитивное понимание тенденции своего времени. Автор отмечает, что оратор увидел актуальную проблему IV в. в поисках основ отношений между греческими государствами. В главе о политических учениях, написанной для "Кембриджской истории античности" (Cambridge Ancient History), Э. Баркер развивает указанный тезис, подчеркивая важное место, занимаемое вопросами внешней политики по взглядах Исократа [Barker, 1953].
О неослабевающем интересе к "Филиппу" свидетельствует статья С. Пелмена [Pcrlman, 1957], в которой предлагается новая точка зрения на позицию Исократа по отношению к Македонии. Автор выдвигает тезис, получивший широкое признание, что Исократ понимал, какую большую угрозу представляла для полисов возрастающая сила Македонии, и пытался урегулировать отношения с ней, предложив Филиппу роль гегемона в походе против персов. Статью С. Пелмена следует считать началом нового периода в изучении "Филиппа" как многопланового произведения, соединившего многие важные проблемы современной Исократу действительности.
В указанный период времени впервые было обращено внимание на политическую терминологию Исократа: Ж. де Ромили рассмотрела значение термина εύνοια [Romilîy, 1958] в речах оратора, его применение в вопросах межполисной политики и политики по отношению к Македонии. Термины άρχη и ηγεμονία исследовал Е. Бухлер [Buchner, 1958] и показал их принципиальное различие. На этом основании он пришел к выводу, что "Панегирик" не могла рассматриваться как пропаганда Второго афинского морского союза..
На необходимость скрупулезного исследования терминологии оратора как ключа к системе его взглядов указал финский историк философии Э. Миккола [Mikkola, 1954]. К сожалению, его оригинальная концепция изучения творчества Исократа, а также сделанные выводы не были должным образом оценены в историографии, возможно, по причине их необычности для той стадии развития антиковедения, новизне подхода, во многом опередившего свое время. В монографии проводится сопоставление между Исократом и современным философом Ортега-и-Гассетом и постулируется несомненное сходство между ними. Исследование посвящено в основном философским взглядам оратора, но в нем затронуты и его общественно-политические воззрения, больше других - концепция Исократа о единовластном правлении.
Следующая серия работ об Исократе, датируемая в основном 60-ми годами, свидетельствует о появлении новой тематики, более глубоком и всестороннем анализе политических идей оратора и специфики его творчества.
Прежде всего обострился интерес к проблеме интерпретации Исократом истории. Было опубликовано несколько статей, разрабатывающих данную тему (см., например, [Bradford-Welles, 1966; Wilson, 1966]). На новую, более высокую ступень это направление было выведено С. Пелменом [Perlman, 1961], предложившим подойти к риторике как к сложившейся системе пропаганды с твердо установленными loci communes. Автор статьи отметил, что хронологические и фактологические неточности, прежде воспринимавшиеся учеными как незнание ораторами истории, скорее всего показывают их отношение к тем или иным событиям и личностям прошлого. Анализируя принцип отбора и способ употребления исторических ссылок Исократом и другими ораторами, он доказал, что примеры такого рода вводились в текст для того, чтобы лучше оттенить позицию ораторов по отношению к современным событиям.
К. Моссе [Mossé, 1962] продолжила начатое английскими исследователями изучение места Исократа в системе политических взглядов его времени. В обобщающей работе, посвященной социальной, политической и экономической жизни Афин IV в., она обратила внимание на теорию Исократа о единовластном правителе. Давая оценку оратору, К. Моссе ставит на первый план его идею объединения греков и рассматривает программу, изложенную в "Филиппе". Автор справедливо полагает, что Исократ обратился к македонскому царю после того, как убедился, что греческие полисы не способны воплотить в жизнь его мечты о завоевании Азии.
Ее соотечественник П. Клошс [Cloché, 1963] обратился к политической программе оратора в совокупности, включая его взгляды на проблему управления, внешнюю политику Афин, на отношение к Филиппу. П. Клоше тщательно проанализировал "Ареопагитик" и пришел к выводу о том, что в данной речи критика Исократа не затрагивает основ демократии и что оратора нельзя считать приверженцем олигархов. Автор подчеркивает социальные сюжеты в программе Исократа. Представляется справедливым мнение французского исследователя о том, что оратор стремился к установлению афинской гегемонии в Элладе, но его желаниям не суждено было сбыться, равно как и проектам реорганизации афинского полиса. Однако представляется совершенно неприемлемым критерий оценки места Исократа в идеологии IV в., находящийся в зависимости от успеха или неуспеха воззрений политического теоретика у его современников. Исократ охарактеризован просто как честный человек, преданный прекрасным и благородным идеям, создатель блестящего литературного стиля.
К. Брингман [Bringmann, 1965) также посвятил свою работу изучению взглядов Исократа на полис, анализу политических тенденций речей оратора. В главе о панэллинистической концепции он уделил основное внимание связи между постулатами единства греков (ὁμόνοια) и необходимости антиперсидской войны, сопоставив эту мысль Исократа с позицией оратора в "Филиппе". Заслуживает внимания тезис К. Брингмана о том, что критика Исократом архэ (άρχή), могущества, основанного на грубой силе, и противопоставление ей гегемонии означали один из вариантов решения социальных и политических задач IV в. Интересен и тезис о связи программы оратора в "Ареопагитике" с экономическими интересами имущих слоев населения. Работа К. Брингмана ценна тем, что в ней проводится анализ таких фундаментальных для Исократа терминов, как πλεονεξία δίκαιον, συμφέρον, ευεργεσία. Исследование построено на скрупулезном анализе речей, приведены оценки других ученых, что позволило автору создать обобщающий труд о политических воззрениях оратора.
Темы "Исократ и Македония", "Исократ и Персия" продолжали занимать важное место в изучении оратора. Им посвящены две статьи С. Пелмена. В одной из них [Perlman, 1967] рассмотрен вопрос о взаимоотношениях Греции и Персии в концепции Исократа. С. Пелмен следует за мнением Г. Болдри, что оратор воспринимал поход на Восток как миссию цивилизации, стремление греков покровительствовать варварам, приобщить их к эллинской культуре [Baldry, 1965], что довольно трудно согласовать с формулировкой задач похода, представленной в "Филиппе". В другой статье С. Пелмен [Perlman, 1969] продолжает развивать тезисы, выдвинутые в работе о реинтерпретации "Филиппа": о роли Македонии как посредника для объединения полисов. Автор сравнивает условия для объединения, изложенные в "Панегирике" и "Филиппе", и кроме сходства находит в них и различия: в "Панегирике" объединение осуществляется под эгидой Афин и Спарты, в "Филиппе" эту миссию должен выполнить македонский царь. С. Пелмен справедливо подчеркивает важность проблемы "выживания" полиса, поставленной Исократом[8].
Работы 70-х годов ознаменованы прежде всего принципиальным сдвигом в технике изучения политических речей оратора. Впервые к риторике были применены методы исследования, адекватные ее структуре. Дж. Джиллис сосредоточил внимание на аргументации Исократа в речи "О мире" [Gillis, 1970). Он установил, что там были использованы два типа доказательств (юридические и основанные на целесообразности), которые органично вписались в ткань произведения, корреспондируя с полисными проблемами. Политические тенденции произведения Исократа, таким образом, были продемонстрированы путем анализа аргументов и способов их сочетания.
В другой статье того же автора [Gillis, 1971], посвященной разбору "Панегирика", поставлен вопрос о влиянии риторических принципов на политические проблемы. В частности, показано, что ориентация на мнение большинства, взаимоотношения оратора с его аудиторией трансформировались в постулат о значении общественного мнения для общественного деятеля. Дж. Джиллис подтвердил (точнее, доказал) высказанное его предшественниками предположение, что на историческую концепцию оратора влияли не только цели его речей, но и уровень знаний слушателей о прошлом, их отношение к тем или иным фактам прошлого, а также степень популярности различных исторических деятелей.
Вторым заметным явлением стала публикация А. Фуксом [Fuks, 1972] статьи о социально-политических взглядах оратора[9]. Речи Исократа анализируются им с двух точек зрения - как отражение конфликтных ситуаций в Элладе IV в. и как источник для характеристики этих ситуаций.
Остальные направления в изучении Исократа можно определить как более или менее традиционные. О значении идей Исократа для античной философии, риторики, теории образования, а следовательно, и для европейской культуры написал статью М. Финли [Finley, 1975а). А. Фроликова опубликовала несколько исследований, посвященных подходу к изучению наследия оратора, а также его взглядам на проблему государственного устройства [Frolikova, 1974; 1976; Фроликова, 1972]. По-прежнему, как показали работы С. Пелмена и М. Маркле, пользовалась популярностью тема "Исократ и Филипп" [Perlman, 1977; Marcle, 1976).
Такая же ситуация, т. е. определенная стагнация проблематики, наблюдается и в исследованиях 80-х годов. Вместе с тем совершенно определенно можно говорить, что многолетние соединенные усилия ученых, занимавшихся различными аспектами творчества Исократа, не пропали даром. Речи оратора стали обязательным источником для всех занимающихся социальными конфликтами, политической философией, структурой полиса и борьбой политических группировок в нем, взглядами греков на историю и спецификой ее восприятия (см., например, [Gehrke, 1985; Nouhand, 1982; Strauss, 1986]).
Итак, обзор выявил аспекты и основное направление исследований западной литературы о творчестве Исократа. Мы стремились показать, что изучение речей оратора давно стоит на повестке дня. Интерес к произведениям Исократа резко возрос в 50-60-е годы, когда было опубликовано несколько фундаментальных исследований его программы. И тем не менее упрек Дж. Джиллиса, брошенный современной науке, в том, что она не очень внимательна к Исократу, имеет определенные основания, равно как и замечание, что многие из вновь опубликованных работ новы в основном по дате их публикации, но не по идеям. При взгляде на литературу об Исократе бросается в глаза диспропорция тематики. Основное внимание уделено панэллинистическим идеям оратора и интерпретации речи "Филипп".
Это направление привлекало исследователей на протяжении долгого времени, но происходили изменения в освещении проблем, в работах последнего времени наблюдается тенденция к соединению идеи объединения греков с антиперсидским походом и ролью гегемона, отведенной оратором македонскому царю. "Филипп" рассматривается в трудах С. Пелмена и К. Брингмана как сложное, многоплановое произведение. Необходимо также отметить, что если раньше взаимоотношения греческих полисов и вопрос о лидере в Греции изучались в основном по "Панегирику", то в последние годы основным источником по данной теме стала речь "О мире".
Значительно хуже исследованы взгляды Исократа на внутреннюю структуру полиса, практически остались в стороне и его социальные воззрения. Единственный фундаментальный труд, в котором они затрагиваются, - монография К. Брингмана, остальные авторы либо обходят их молчанием, либо ограничиваются общими фразами о том, что Исократ защищал интересы имущих и надеялся путем завоевания Персии удалить из Греции недовольных. Во многих исследованиях всесторонне изучался вопрос о возможности соотнесения политических воззрений Исократа с конкретными событиями его времени, но осталась в стороне другая, не менее важная проблема - связь взглядов оратора с политическими теориями его времени. Эта тема звучит в английских исследованиях 50-х годов по истории греческой политической теории и немного - в книге К. Моссе, но упомянутые работы носят общий характер и оценка Исократа в них довольно поверхностна, так как не построена на тщательном анализе его политических речей.
Затронутая в статьях Ж. де Ромили и С. Пелмена, в монографиях Э. Миккола, К. Брингмана, Е. Бухнера проблема терминологии в речах Исократа практически очень мало исследована, здесь предстоит приложить еще много усилий. Специфика речей Исократа такова, что его произведения нуждаются, очевидно, в разработке особой методики для их изучения, соединяющей в себе элементы филологического и исторического анализа, с применением отдельных методов анализа политической пропаганды. На сегодняшний день данные направления в изучении произведений оратора развиваются изолированно, сами по себе, хотя давно подчеркивается их органическая связь. Исключение составляют лишь статьи Дж. Джиллиса, Л. Пирсона, С. Пелмена, М. Нуо, посвященные изучению исторических примеров у аттических ораторов.
Советскую литературу об Исократе характеризует пристальное внимание к социальным воззрениям оратора в контексте его политических идей, выявление экономических факторов, повлиявших на формирование программы Исократа.
Сначала характеристика взглядов Исократа была дана в общих курсах по истории древней Греции. В работе А. И. Тюменева [Тюменев, 1922] обращено внимание на экономику и кризисные явления в полисе как исходный пункт для объяснения политических теорий IV в., хотя общая схема несколько упрощена и модернизирована. А. И.Тюменев отметил интерес Исократа к внешней политике, но дал оратору уничтожающую характеристику, видя в нем яркий пример политической беспринципности.
Один из аспектов внешнеполитической программы Исократа исследовала ЕА. Миллиор, опубликовавшая большую и обстоятельную статью, сокращенный вариант диссертации [Миллиор, 1939]. Она отметила обострение социальной борьбы внутри полиса и прием использования идеального прошлого для изложения взглядов оратора на современность. Большую часть работы занимает исследование места межполисных связей в программе Исократа и его завоевательных планов. ЕА. Миллиор пришла к справедливому выводу, что не "Панегирик" подготовил Второй афинский морской союз, а его публикация показала, что созрели все условия для борьбы со Спартой. Однако нельзя согласиться с мнением автора, что Исократ представлял интересы классовой группы не только не заинтересованной в сохранении полиса, но и резко враждебной ему.
После диссертации ЕА. Миллиор в 50-е годы была подготовлена диссертация В. Г. Боруховича об Исократе и Феопомпе. В ней исследовалась позиция Исократа по отношению к Македонии и его панэллинистическая идея. В основу анализа положена речь "Филипп". Исократ представлен защитником интересов крупных рабовладельцев, надеющихся обрести в лице македонского царя твердую гарантию своих прав. Статья того же автора об Исократе и Демосфене [Борухович, 1957] посвящена вопросам датировки "Филиппа", основанием взяты упоминания о завоеваниях Филиппа и полемика Исократа с группировкой Демосфена.
В. Г. Борухович в соавторстве с М. Г. Колотовой опубликовал в ВДИ обзор западной литературы по эллинизму [Борухович, Колобова, 1951], значительное место в котором заняла оценка панэллинистических идей Исократа в трудах различных историков. Признавая целый ряд данных в нем оценок верными, мы не можем согласиться с его основной мыслью: прямой параллелью между освещением панэллинизма в западной историографии и идеей пангерманизма.
В 60-е годы интерес к Исократу в советской исторической литературе, как и в западной, резко возрос, расширилась и тематика исследований.
Внимание ученых продолжал привлекать вопрос о позиции оратора по отношению к Македонии. А. С. Шофман [Шофман, 1960] дал оценку политическим взглядам оратора, когда анализировал взаимоотношения Македонии и Афин. Исократ охарактеризован как представитель промакедонской группировки, желавшей укрепить при помощи Филиппа позиции зажиточных слоев общества. Такая интерпретация политических воззрений оратора представляется очень спорной, равно как и причисление Исократа к олигархам и определение его программы как призыва к военной диктатуре крупных рабовладельцев.
В статье, написанной несколькими годами позже [Шофман, 1967], А. С. Шофман сконцентрировал внимание на антиперсидской программе, отметив ее связь с экономикой. Он проводит параллель между политическими взглядами оратора и его социальными воззрениями и выдвигает положение, что Филипп был заинтересован в пропагандистской деятельности Исократа.
В. Г. Борухович [Борухович, 1967] провел интересный анализ терминов εὔνοια и ὁμόνοια в речах Исократа и доказал, что автор "Филиппа" использовал гражданские понятия в новом качестве - как условие сближения между греческими полисами и македонским царем и образования на этой почве единодушия. Такая трансформация терминов применительно к новым условиям заслуживает, на наш взгляд, самого пристального внимания. Тем не менее трудно согласиться с выводом, что цель "Филиппа" сводится к призыву объединиться крупным рабовладельцам греческих полисов на основе симмахии; а также с интерпретацией одного из значений ὁμόνοια как единства интересов тех же рабовладельцев и даже не одного полиса, а всей Эллады.
Л. П. Маринович исследовала один из неизученных аспектов программы оратора - отношение Исократа к наемникам [Маринович, 1965]. Она показала, что сначала все упоминания о них встречаются в отрицательном контексте, но с увеличением роли наемных армий в жизни полиса позиция оратора менялась. В "Филиппе" уже представляется невозможным поход в Азию без помощи наемных сил.
Взглядам Исократа на единовластие посвящена статья Э. Д. Фролова [Фролов, 1969]. Автор исходит из постулата, что обращение к теме единовластного правителя - закономерный этап в творчестве оратора, основанного на принципиальной враждебности к демократическому строю. Впервые в литературе об Исократе была поставлена проблема социальной терминологии, проведен ее анализ. Однако попытка автора связать традиционную олигархическую или аристократическую доктрину с монархией представляется нам малоубедительной. Исследовав речи "Кипрского цикла", ЭД. Фролов выдвинул интересный и, безусловно, верный тезис о связи темы единоличной власти не только с внешнеполитической программой Исократа, но и с внутренними проблемами полиса.
Т. А. Миллер [Миллер, 1967] подняла неизученный в советской литературе вопрос об авторстве писем, приписываемых Исократу, и их политических тенденциях. Она провела убедительное сопоставление между представлениями Исократа о благе единовластия и конкретными политическими задачами, поставленными в письмах, адресованных различным правителям.
В 1967-1969 гг. в журнале "Вестник древней истории" был напечатан перевод (под редакцией К. М. Колобовой) всех сохранившихся писем и речей Исократа. Сделанные на высоком научном уровне переводы, выполненные Ю. В. Андреевым, В. Г.Боруховичем, М. Н.Ботвинником, Л. М. Глускиной, К. М. Колобовой, А. И. Зайцевым, Э. Д. Фроловым, И. А. Шишовой, были снабжены введениями и подробными комментариями. Завершалась публикация обзором В. Г. Боруховича и Э. Д. Фролова [Борухович, Фролов, 1969] о жизни, публицистической деятельности и социально-политической программе оратора. Издание на русском языке произведений Исократа позволило широким кругам ученых ознакомиться с творчеством знаменитого оратора. Вместе с тем более двадцати лет, прошедшие со времени публикации речей, а также малый тираж журнала вновь поставили проблему доступности для читателей наследия одного из самых известных античных ораторов.
В 70-80-е годы изучение творческого метода Исократа и его социально-политических взглядов проводилось автором этой книги [Исаева, 1974 а, б; 1976; 1984].
Первое и пока единственное исследование философских воззрений оратора принадлежит А А. Россиусу [Россиус, 1987], оно строится на анализе речи "Об обмене имуществом" и определяет позицию Исократа по отношению к школам Платона и Аристотеля.
Практически об изучении речей оратора в советской историографии можно говорить с 1939 г. - даты публикации статьи Е. А. Миллиор. При определенном хронологическом отставании в этом вопросе от западной историографии советские исследователи в основном двигались в русле тех же самых проблем. Сильной стороной отечественных работ следует считать внимание к социальному credo оратора, которое было соотнесено с его политической программой. К сожалению, творчество Исократа привлекало внимание преимущественно историков при почти полном равнодушии к нему филологов и философов, что значительно обедняет наши представления об этом выдающемся мастере античного красноречия.
Обзор литературы об Исократе свидетельствует, что примерно к 80-м годам произошел явный спад интереса к оратору. Создастся впечатление, что историки в основном рассмотрели методы изучения и те вопросы, па которые могут дать ответ речи. Не случайно в последнее время в этой области не появляются интересные работы, многие статьи посвящены лишь уточнению тех или иных деталей. Правда, Исократ по-прежнему привлекателен для филологов и философов, что объясняется оживлением в направлении, изучающем борьбу философских школ IV в. до н. э. Трудно делать прогнозы, но хотелось бы надеяться, что в ближайшее время антиковеды вновь обратятся к Исократу. Основание для этого дают принципиально новые подходы к теории и политической организации полиса, наметившиеся в западной историографии, позволяющие, как нам кажется, по-иному взглянуть на представления Исократа о государственном строе. Неопределенность перспектив ни в коей мере не умаляет того, что уже сделано. Уровень наших знаний о политической риторике-это своеобразная концентрация достижений, ошибок, трудностей современного антиковедения в постижении греческой культуры, и в этом качестве представляет несомненный интерес.


[1] О жизни и педагогике Исократа см. [Борухович, Фролов, 1969, Burk, 1923; Jonson, 1957; 1959; Kennedy, 1963, с. 174-179; Tuplin, 1980].
[2] Правда, реинтерпретация эта не всегда бесспорна Так, Кр. Ойкен [Eucken, 1983, с. 172—207] видит в речи антиплатоновскую направленность и полагает, что Египет изображен там в издевательских тонах. Между тем нельзя отбросить преемственность между «Бусирисом» и другими речами оратора, посвященными монархии. Иронические параллели с Египтом неоднократно проводились в греческой литературе, но вместе с тем он играл особую, отнюдь не негативную роль в мировоззрении и политических концепциях эллинов [Борухович, 1972; 1974].
[3] Simposium platonicum. Perugia, 1—6 sept. 1983.
[4] Р. Джонсон справедливо отмечает, что логос у Иоскрата – понятие более емкое, чем речь [Jonson, 1959, c. 33]
[5] Мы разделяем мнение Дж. Кеннеди, что образование для Исократа это прежде всего необходимое условие для практической деятельности [Kennedy, 1963, с. 17].
[6] Эта проблема достаточно полно исследована филологами. См. [Лапина, 1962, а, б; Миллер, 1975; Barwik, 1963; Blass, 1892; Delaumois, 1959, Hudson–Williams, 1948; Jebb, 1962; Steidle, 1952].
[7] Последнее положение ранее было сформулировано в книге Я. Кесслера [Kessler, 1911, с. 19).
[8] К данной серии работ примыкает исследование Г. Добеша [Dobesch, 1968]
[9] Позднее этот сюжет был включен как глава в книгу того же автора о социальных конфликтах в древней Греции [Fuks, 1984].