После того как Август завершил свои великие войны на Рейне и Дунае и окончательно усмирил Испанию и Африку, Римская империя почти целое столетие жила спокойно и не вела больших внешних войн. Аннексия Британии, Мавритании и Фракии при Клавдии, честолюбивые предприятия Нерона на востоке и Иудейская война при Веспасиане были локальными «колониальными» войнами, которые в целом не затрагивали империю. Ее опасные соседи и соперники — германцы и сарматы на севере и северо-востоке, парфяне на юго-востоке — вели себя более или менее мирно. Первое серьезное потрясение принесла гражданская война в 69 г. по Р. X., и, как ее следствие, начались осложнения на рейнской границе. Поэтому нет ничего удивительного в том, что здание Римской империи казалось прочным и вечным и что экономическая жизнь, несмотря на заблуждения и глупость некоторых, цезарей, развивалась все более и более успешно. Не следует забывать и о том, что упомянутые колониальные войны, кончавшиеся захватом имущества относительно богатых и цивилизованных стран, приумножали богатства империи; римская торговля и промышленность осваивали новые рынки сбыта, и одновременно с этим империя приобретала новые земли, поставлявшие солдат.

Между тем ситуация постепенно менялась. Германцы, жившие в тесном взаимодействии с Римской империей, усовершенствовали свое вооружение и военное искусство: они понимали, что римский лимес не представляет собой непреодолимый рубеж, и видели необходимость лучшей организации своего народа. Кроме того, некоторые германцы, наиболее приближенные Римом, не раз бывали в богатых провинциальных городах и очень хотели приобщиться к культурной жизни империи; постоянное возрастание численности населения вынуждало германцев продвигаться в новые пределы и осваивать новые области для проживания. Благодаря возведению римского лимеса некоторые германские племена удалось оттеснить на юго-восток в Приднепровье, однако земли, которые их здесь приняли, были недостаточно пространными, а соседство сарматских народов, подчинивших себе российские степи, не позволяло новым обитателям чувствовать себя в безопасности. Могущественные сарматские племена явно стремились расширить западные границы своей области. Они были хорошо вооружены и организованы и жили в постоянных распрях со своими соседями, которые наступали на них с тыла: германцы — с севера, а другие сарматские племена — с востока. Поэтому западные сарматы — в первую очередь языги, а за ними роксоланы — жадно стремились поселиться на Дунае в непосредственной близости от римского лимеса. Языгам это удалось, они укрепились на территориях к северу от Дуная и к западу от царства Дакия. Иначе обстояло дело с роксоланами, которые пришли позднее и сдерживались римской дунайской армией. В течение длительного времени они представляли собой постоянную угрозу землям южнее Дуная. И наконец, следует добавить, что парфяне никогда не отказывались от своих притязаний на сирийские земли и Армению. Риму ни разу не удалось нанести парфянам сильного поражения и по-настоящему их разбить. Парфяне прекрасно понимали, что сирийские легионы Рима не в состоянии дать действенный отпор в случае их новой попытки вторжения в области, прежде находившиеся под властью Персидской империи.

Однако внешняя политика Римской империи не является предметом нашего исследования. Упомянем лишь о том, что во времена Домициана и Траяна прозорливые римские генералы и политики, хорошо знавшие положение дел на границах империи, ясно сознавали необходимость возвращения к политике, которую проводил Август, т. е. они понимали, что если Рим не хочет подвергать себя риску опасных набегов с севера, востока и юга, он должен совершить новый победоносный бросок во вражеские области. Эту необходимость отчетливо понимал Домициан, хотя его военные походы и не были очень удачными и даже привели к некоторым тяжелым поражениям. Траян возобновил начатое Домицианом дело, проявил больше выдержки и преуспел. Как известно, он совершил два военных похода и присоединил к империи Дакию, последнее не окончательно цивилизованное, но хорошо организованное придунайское государство, т. е. фракийское царство Децебала, служившее буфером между Римской империей и германскими и иранскими племенами. Теперь ничто уже не защищало Римскую империю от двойного натиска: германцев — с севера и иранцев — с востока. У нас слишком мало данных об обстановке на Нижнем Дунае и об отношениях между Римом и государством даков, поэтому мы не знаем, было ли вторжение Траяна оправдано той политикой, которую проводил Децебал, и не было ли на самом деле более выгодно иметь дело непосредственно с германцами и сарматами. Но, разумеется, присоединение Дакии, из-за которого граница империи приобрела весьма сложную конфигурацию, потребовало более интенсивной военной оккупации придунайских земель. Далее, империя должна была обеспечить новые области населением, особой задачей которого должна была стать урбанизация Дакии. Политика урбанизации и колонизации бьгла необходима и для отдаленных от Дуная дакийских земель, т. е. Фракии и Нижней Мёзии. Аналогичную политику аннексий Траян проводил на юге и юго-востоке — в Парфии, Аравии и Африке. Африка и Сирия при Траяне приобрели огромные преимущества. Колонизация плодородных земель и создание городских поселений на огромных пространствах, которые прежде были пустыней, осуществлялись очень энергичными мерами. Вопрос о том, была ли действительно выгодной в политическом и военном отношении аннексия Месопотамии, вызвавшая мощный и опасный взрыв национальных чувств местного населения, остается открытым. [1]

Траян платил за свои победы колоссальным напряжением сил всей империи. Для проведения военных операций требовались все новые и новые мобилизации, их бремя ложилось почти исключительно на римские и романизированные области; не избегли этой участи и италийские города, в которых набирали преторианцев и офицеров. Мужчины, уезжавшие на целинные земли востока и юга, редко возвращались назад, многие из них находили там свою смерть; меж тем для колонизации и урбанизации недавно присоединенных провинций нужен был все новый и новый приток многочисленных людских резервов. Мы уже упоминали о том, что Траян стремился развивать города в новых придунайских землях, для того чтобы под защитой дунайского лимеса создать новую Галлию. Известно также, что он основал многие колонии в Африке и что при его правлении быстро и эффективно продвигалась урбанизация ряда областей Сирии. Все это происходило за счет более древних и в большей степени романизированных (или эллинизированных) римских провинций — Испании, Галлии, Далмации и Малой Азии. Поэтому неудивительно, что в городах Испании начались волнения и протесты против непрекращающихся мобилизаций. [2]

Времена, когда Рим мог финансировать свои войны, а победы приносили завоевателям богатства, миновали. Какой бы богатой ни была дакийская и месопотамская военная добыча, ее было недостаточно, чтобы покрыть колоссальные расходы на ежегодное проведение планомерных военных операций, требующих многочисленных войск и ведущихся на далеко удаленных друг от друга театрах военных действий. Постоянные перемещения войск к местам боевых действий, нашедшие достойное художественное воплощение в рельефах колонны Траяна, требовали реконструкции старых и прокладки новых дорог, строительства дорогостоящих мостов (достаточно вспомнить знаменитый мост через Дунай), постройки новых кораблей, массовой мобилизации тяглового скота и его погонщиков, подготовки городских квартир для солдат, находившихся на марше, накопления в определенных пунктах огромных количеств продовольствия, для чего опять-таки нужны были хорошие дороги и достаточное количество транспортных средств, а также обеспечения регулярного подвоза огромного количества всевозможного оружия, одежды и обуви. Лишь тот, кто на собственном опыте испытал подобные трудности, несмотря на наличие современных железных дорог, автомобилей и крупных фабрик, может оценить всю остроту проблем, которые возникали в Древнем Риме во время настоящих, а не «колониальных» войн, продолжавшихся годами. Кроме того, после войны с даками Траян выделил огромные денежные суммы на congiaria для народа, donativa для солдат, а также на всевозможные игры и представления. Еще большие затраты были им сделаны на масштабное строительство в Риме, Италии и в провинциях. Не следует забывать, что Траян был величайшим строителем, какого только знал Рим после Августа и Нерона, и что он вместе с тем всячески избегал увеличения налогов или других поборов, которые могли превзойти меру платежеспособности римских граждан.

Методы, с помощью которых удовлетворялись потребности римского войска, нам почти неизвестны. Мы знаем только то, что в основном это делалось путем реквизиций, для чего и в Италии, и в провинциях широко использовался подневольный труд. Но даже на основании имеющихся в нашем распоряжении скудных материалов можно заключить, что повинности, связанные со строительством и ремонтом дорог, со снабжением продовольствием войск в придунайских провинциях, во Фракии, Македонии и Вифинии, т. е. в тех землях, через которые проходили важнейшие дороги из Италии в придунайские области и отсюда — на парфянский театр военных действий, были тяжелым бременем для населения. В надписях имеется несколько показательных примеров. Траян настаивал на ремонте одной из дорог на территории Гераклеи Линкестидской, который был возложен на город и прилегающие к нему племена. Богатые граждане из Берое в Македонии заступились за свой город и сняли с него часть бремени; городам Македонии — относительно богатого края, производившего зерно, — было трудно платить налоги и собирать необходимое количество зерна для своего населения. Неудивительно, что ко времени начала правления Адриана, когда основные ресурсы в провинциях уже были исчерпаны, положение крайне обострилось. [3] Подобная ситуация сложилась в Вифинии. Не случайно в 111 г. по Р. X., вскоре после окончания Парфянской войны, Траян отправил туда Плиния Младшего, одного из своих лучших людей, дав ему задание навести порядок в финансах вифинийских городов и проконтролировать управление провинцией в целом и ее отношения с зависимым от Рима Боспорским царством — важнейшим поставщиком, обеспечивавшим армии на востоке. Не случайно также, что города, лежащие вдоль главной дороги на восток (в Византий и Юлиополь), жаловались на то, что их средства постоянно отбирают, чтобы обеспечить передвижение войск. [4] Здесь совершенно так же, как в Македонии, богатые люди приходили на помощь своим провинциям: члены бывшего царского дома в Галатии и ликийский миллионер Опрамоас упоминают о своем участии в снабжении Траяна и Адриана и их войск незадолго до смерти Траяна и в последующее время. [5] Достаточно прочитать известное описание у Плиния, в котором показано, чем для провинций оборачивались путешествия цезаря, чтобы составить себе представление о том, каким тяжким было это бремя даже во времена просвещенного правителя Траяна. Особенно же тяжело приходилось провинциям во времена войн, когда в силу обстоятельств цезарь чаще, чем ему того хотелось бы, применял чрезвычайные меры. Подробные сведения на этот счет у нас имеются о более поздних временах, о них пойдет речь в следующей главе. Однако методы, применявшиеся после Траяна, определенно были изобретены гораздо раньше.

И все же нас слегка удивляет, когда выясняется, что войны Траяна оказались поистине роковыми для Римской империи. Сам Траян был слишком импульсивным человеком, чересчур увлекавшимся военными авантюрами, чтобы ясно сознавать, что его военные походы подрывают жизненные силы империи. Однако он обратил внимание на быстрый упадок Италии и попытался поправить ее положение, — в дальнейшем он ни разу не вышел за пределы тех завоеваний, которые наметили еще Флавии и Нерва. Упадок Италии выразился в страшном сокращении численности населения полуострова и одновременном упадке сельского хозяйства. Мы уже упоминали о том, что Домициан попытался спасти Италию, запретив возделывать виноград в провинциях. Нерва решил снова заселить италийские равнины и с этой целью одобрил план раздачи земель бедным гражданам; он был также первым правителем, попытавшимся ввести alimenta. Траян запретил эмиграцию из Италии и поселил римских ветеранов в непосредственной близости от Рима. Он заставил сенаторов приобретать землю в их родной стране, и он же дал всем италийским землевладельцам, и мелким и крупным, возможность улучшить свое положение, предоставив им кредиты на выгодных для них условиях. Последнее мероприятие» по-видимому, было тесно связано с тремя первыми и означало лишь применение нового средства для достижения той же цели» которую имел в виду и Нерва. Но мало было просто остановить поток эмиграции из Италии и таким искусственным способом создать огромную массу безработных пролетариев, — их нужно было обеспечить работой и жильем. Попытка Нервы превратить этих людей в самостоятельных земледельцев оказалась слишком дорогостоящим предприятием, и его не удалось осуществить в широких масштабах. Траян избрал другой путь. Он привлек в Италию капитал, с одной стороны, заставив сенаторов вкладывать деньги в италийскую земельную собственность, с другой — организовав дешевую ипотеку уже имеющихся земельных владений. Благодаря этому области, которым уже грозила опасность постепенного превращения в пустыни, снова стали использоваться в сельском хозяйстве. Поскольку экономика I в., основанная на труде рабов, стала нерентабельной, а ее превалирующей формой стал аграрный труд арендаторов, увеличение площадей сельскохозяйственных угодий обусловило постоянное возрастание спроса на труд свободных арендаторов; этот процесс создал благоприятные условия для пролетариев, не имевших своего собственного клочка земли: теперь им было легче приобрести жилье, сельскохозяйственные орудия, скот и маленький земельный участок в поместье крупного землевладельца. Когда Плиний вложил свое состояние в италийские земли, он действовал в соответствии с мерами Траяна и тем самым поддержал его действия, направленные на заселение италийских земель. Тем же целям служило массовое освобождение рабов, происходившее в это время и поддержанное цезарским законодательством. И еще одним средством достижения все той же цели были проценты, которые начислялись государством по кредитам, предоставлявшимся для приобретения земли в Италии, и затем шли на содержание детей италийского пролетариата, т. е. представляли собой alimenta, которые были расширены при Траяне и поддержаны такими крупными землевладельцами, как, например, Плиний, и постепенно распространены и на провинции.

Таким образом, экономическая и социальная политика Траяна, так же как и политика его предшественников на престоле, была направлена на сохранение за Италией ее ведущей роли, а также на возвращение полуострову его былого превосходства в экономике империи. Для этого Траян создал особую категорию чиновников из сенаторского сословия, которым надлежало направить все силы италийских городов на выполнение единой задачи. Но мероприятия Траяна не увенчались успехом. Очевидно, упадок Италии на некоторое время был приостановлен, но окончательно остановить этот процесс так и не удалось. Опыт, приобретенный Плинием при использовании труда арендаторов, был типичным для общей ситуации в стране. Италия больше не являлась экономическим центром империи, да уже и не могла им быть. [6]

Между тем ухудшалось и положение провинций. Было бы несправедливо ставить в вину Траяну то, что он не уделял внимания их нуждам. Имеется множество упоминаний о том, что он планомерно способствовал развитию городов в некоторых провинциях, и в не меньшем объеме, чем это делалось при Веспасиане. Траян старался пресекать чрезвычайно распространившиеся злоупотребления недобросовестных наместников — об этом свидетельствуют многочисленные процессы, деятельное участие в которых принимал Плиний. Траян также пытался привести в порядок финансы провинциальных городов, назначив там специальных кураторов, которым надлежало следить за рациональным использованием собственности в городах и сокращать расходы на обустройство учреждений, обеспечивающих всевозможные удобства и комфорт граждан. Упадок городов означал упадок государства, так как города были ответственны за уплату налогов горожанами и жителями городских территорий. [7] Такие полумеры не могли спасти ситуацию. Когда, возвращаясь из Месопотамии в Рим, Траян умер, положение империи было далеко не блестящим. Его победы не смогли привести к прекращению набегов опасных соседей. После недолгого затишья, которое наступило в результате покорения Дакии, и языги на Тисе, и роксоланы на Нижнем Дунае возобновили свои грозные набеги на провинции. В Британии и Мавритании начались новые войны. По Месопотамии, Палестине, Египту и Киренаике прокатились жестокие, кровавые восстания евреев, последнее из них полностью опустошило Киренаику. Города Италии и провинций уже были не в состоянии нести расходы по целому ряду войн, которые казались неизбежными. [8]

Столь опасным положением империи объясняется политика преемника Траяна, Адриана. Не стоит упрекать Адриана в неразумности и отсутствии предприимчивости, если он не продолжил завоевания своего предшественника в Месопотамии и, совершив ряд успешных военных операций, тем не менее пошел на некоторые уступки сарматам. Адриан был очень энергичным и умным человеком. Его деяния говорят сами за себя. Ни один цезарь не был так любим солдатами, как он, даже несмотря на то, что строжайшая военная дисциплина всегда была главным его требованием. Ни один цезарь, как мы еще увидим, не понимал потребностей империи лучше, чем Адриан. И если он не продолжил завоевательную политику Траяна, то это проистекало из понимания неплодотворности такой политики, а также знания того, что резервы Римской империи недостаточны для дальнейшего продолжения завоевательной политики и не могут создать для нее прочной базы. Главной задачей этого умного правителя империи являлось создание надежных основ без увлечения масштабными планами военных завоеваний, — именно на понимании этих обстоятельств и базировалась политика Адриана. Он без колебаний взялся за неизбежное усмирение сарматов, но отказался от расширения пределов империи и ограничился тем, что получил от сарматов согласие защищать ее рубежи за ежегодно выплачиваемое вознаграждение. Это была та же самая политика, которую проводил Траян по отношению к Боспорскому царству. Адриан подавил восстание евреев на востоке и позаботился о восстановлении численности населения Киренаики, направив туда колонистов. И в Мавритании и Британии его действия были успешными, и в обеих этих провинциях Адриан серьезно улучшил военную оборонительную систему. В Месопотамии он создал буферные государства, которым надлежало стать оплотом империи против набегов парфян, а также основал и организовал Каменистую Аравию и прилегающие к ней области. Благодаря постепенному введению системы местного призыва солдат Адриан добился притока свежих сил в войска, которые теперь были знакомы с нуждами провинций, где они были дислоцированы. Благодаря укреплению старых и строительству новых крепостей на римском лимесе, — а он отнюдь не был чем-то вроде Великой китайской стены, служащей единственной защитой от врагов, — стало легче оборонять провинции. Но все-таки главной защитой по-прежнему оставались моральный дух и дисциплина римских солдат, поднявшиеся до необыкновенных высот именно при Адриане. [9]

Однако главной задачей Адриана было укрепление основ Римской империи. И если первыми его деяниями были освобождение Италии от уплаты традиционного налога, взимавшегося при смене цезаря (aurum coronarium, στέφανος), и уменьшение этого налога для провинций, если за этими первыми улучшениями последовало общее списание всех долгов Италии фиску, если, наконец, — и это было не последнее по значимости мероприятие — городам империи была оказана щедрая финансовая помощь, то отсюда следует сделать вывод о том, что общее положение было критическим и требовало немедленного реагирования. Упадок империи в известной мере объяснялся бесконтрольностью и коррупцией цезарских чиновников, т. е. явлениями, развитию которых способствовали непрекращающиеся войны при Траяне. Как мы убедились, Траян видел эти недостатки и боролся с ними. Адриан попытался изменить ситуацию, улучшив контроль за государственными чиновниками, для чего он привлек на службу самое способное и умное сословие — всадников. Сбор налогов, если он не осуществлялся городами, был доверен почти исключительно представителям этого сословия, которые действовали либо как непосредственно уполномоченные государства, либо как государственные концессионеры (conductores). Их деятельность контролировали цезарские чиновники. Институт государственного кураторства был сохранен и еще более развит. Из богатого опыта его работы цезарь сделал заключение, что для сохранения устойчивого положения городских финансов иного средства не существует. Конечно, все эти реформы еще более тяжким бременем легли на налогоплательщиков, но Адриан считал, и совершенно справедливо, что это зло — гораздо меньшее, чем бесконечные войны. [10]

Адриан хорошо понимал, что все эти меры являются лишь паллиативом и сами по себе не приведут к улучшению положения империи. Главным бедствием была не слабость администрации и не растраты городами денежных средств, равно как и не тяжкая обязанность защищать границы империи путем наступательных войн, — главной причиной упадка были прогнившие государственные основы, особенно экономические, на которых покоилось все здание империи. Она не была в достаточной степени цивилизованной; иначе говоря, ее экономическая жизнь не была настолько развитой, чтобы выдерживать большие нагрузки, без которых самоутверждение единой и политически целостной империи было немыслимо. Именно по этой причине Адриан, некоторое время оказывавший поддержку Италии и предоставлявший ей различные привилегии, в конце концов отказался от идеи восстановления ее ведущего положения по отношению к остальным землям империи и посвятил свою жизнь провинциям. Не досужее любопытство побуждало его снова и снова совершать путешествия в самые отдаленные уголки империи. Движимый духовными интересами, он легко переносил невзгоды жизни вечного путешественника и даже находил удовольствие в таком образе жизни. Но не непоседливость путешественника увлекала Адриана в поездки, — он хотел как следует узнать империю, которой правил, причем узнать лично и во всех деталях. Он полностью отдавал себе отчет в том, что является правителем греко-римской империи и что попытка отдать предпочтение какой-то одной провинции была бы никчемной тратой времени и сил. Этим объясняется проэллинистическая политика Адриана, которой способствовали также его духовные интересы и любовь к искусству.

Для улучшения жизни провинций и повышения их благосостояния существовал, по крайней мере с точки зрения античного наблюдателя, один-единственный путь: дальнейшая урбанизация, неустанное создание новых очагов культуры и прогресса. Убежденность в этом, а также желание составить свое войско из культурных элементов побуждали Адриана неуклонно проводить политику поощрения городов во всех провинциях империи. Сколько городов он основал во время своих разъездов по стране, подсчитать невозможно. Наш материал в этом отношении весьма скуден. Но можно с уверенностью сказать, что после Августа, Клавдия, Веспасиана и Траяна именно цезарь Адриан внес наибольший вклад в урбанизацию империи. Его деятельность в основном простиралась на области, которые в силу своего положения представляли собой важнейшие военные оплоты на границах империи. Конечно, рейнская граница была надежна, так как тыл здесь составляли Галлия и Испания. Но положение в limites на Дунае, Евфрате и в Африке было не столь благоприятным. Несмотря на усилия Клавдия·, Флавиев и Траяна, города в большинстве придунайских провинций, и особенно во Фракии, все еще пребывали в младенческом состоянии. На обширных пространствах Малой Азии и Сирии жизнь текла по старому руслу, придерживаясь древних примитивных форм, то же самое можно сказать и о больших областях Африки. В главах VI и VII мы уже рассматривали деятельность Траяна в этих провинциях. В придунайских землях часто встречаются municipia Aelia, а в областях греческого языка на Балканском полуострове и в Малой Азии было большое количество городов, названных в честь Адриана, — Адрианополь или в таком же роде. Кроме Антинополя в Египте известны Адрианутера и Стратоникея в Малой Азии; оба они были раньше деревнями, и в них политика Адриана подверглась серьезным испытаниям. Многие поселения в Африке стали городами только благодаря цезарю. Сельские общины, не готовые к тому, чтобы превратиться в города, получили от Адриана существенные привилегии, вследствие чего условия жизни в этих поселениях заметно приблизились к условиям жизни в настоящих городах. [11]

И все же имелось много областей, в которых городская жизнь даже не зародилась. Такими областями были равнины Египта и большие цезарские домены в Африке и Азии. Адриан хорошо знал, какова была жизнь в этих краях. Он понимал, что благосостояние империи в огромной мере зависит от доходов этих областей и что было бы опасно превращать их в городские территории, чтобы таким образом заставить значительную часть каждой области работать на содержание города. Безусловно, Адриан ничуть не обманывался на тот счет, что экономические отношения в этих цезарских поместьях были совершенно ненормальными. Крестьяне Египта жаловались, особенно после Иудейской войны, на высокие налоги, в африканских доменах крупные арендаторы (conductores) предпочитали брать в аренду пастбища, а не поля и сады; они равнодушно смотрели на то, как гибли поля и виноградники, превращаясь в пустыни, из-за чего сокращалась площадь земель, обеспечивающих существование крестьянских семей. Насколько можно судить по некоторым сохранившимся фрагментам законов Адриана, он стремился к тому, чтобы в его поместьях появилось новое поколение предприимчивых хозяев, заинтересованных во внедрении новых, прогрессивных форм земледелия, а также новое население, поставляющее солдат для войска и регулярно уплачивающее государственные налоги. Ему не нужны были жалкие арендаторы, которые кое-как работали на своих участках и жаловались на притеснения со стороны откупщиков и цезарских чиновников, на непомерные поборы и на тяготы подневольного труда. Адриану были нужны хорошие садоводы и виноградари — не арендаторы, а собственники (possessores) земли, и в соответствии с этими целями он действовал.

Из документов, найденных в Египте, мы знаем, что Адриан превратил часть царских земельных владений в поместья, сдававшиеся в аренду, к которым арендаторы относились почти так же, как к своей частной собственности. Эти земли получили название βασιλική γῆ ίδιωτικῳ δικαίῳ έπικρατουμένη [царская земля во владении честного частного владельца (греч.)] или βασιλική γῆ ἐν τάξει ιδιοκτήτου ἀναγραφομένη. [(царская земля, регистрируемая в разряде владения частного лица (греч.)] Произведенные Адрианом реформы приходятся на 117 г. по Р. X., их причиной бьгл серьезный упадок сельского хозяйства во многих местностях Египта, отчасти обусловленный Иудейской войной. Путем снижения арендной платы и заключения долгосрочных договоров, по которым аренда земли почти приобретала характер собственности, Адриан намеревался пробудить у арендаторов царских земель предприимчивость и большую заинтересованность в земледельческом труде. В нашем материале отсутствуют данные о том, в каких масштабах проводились реформы Адриана. Если мероприятия, направленные на снижение арендной платы, — а под ними, очевидно, подразумевалось превращение участков упавших в цене царских земель в новую категорию наполовину царских, наполовину частных владений — проводились только во время правления Адриана и если новая земельная категория позднее, при обмере земель, упоминается лишь изредка, то отсюда можно сделать вывод, что реформа Адриана в этой стране древних традиций бьгла обречена на недолговечность и не имела серьезных последствий. [12] В этой связи мы можем сослаться на другой документ, из которого явствует, что Адриан хорошо знал нужды сельских хозяев и разбирался в методах, которые применял для улучшения положения дел в Египте. Это два недавно найденных папируса, представляющих собой копии одного и того же документа — эдикта Адриана, опубликованного намного позднее первой попытки этого цезаря улучшить положение в сельском хозяйстве Египта (135—136 гг. по Р. X.). Ко времени составления эдикта Адриан уже состарился, и, вероятно, его взгляды стали более консервативными. В 130 г. он приезжал в Египет и основательно изучил местную жизнь. Адриан уже не был склонен проводить радикальные реформы. Целый ряд неурожайных лет привел к тому, что египетские земледельцы (γεωργοί) подали прошение об уменьшении взимаемых с них платежей. Хороший год, пришедший на смену неурожайным годам, побудил цезаря ответить на прошение в свойственной ему благочестиво-набожной и одновременно саркастической манере: общее снижение налогов он категорически отклонил, ссылаясь на то, что земледельцам помогут божественный Нил и законы природы. Что же касается его самого, то он все-таки идет крестьянам навстречу и распределяет их задолженности на пять, четыре или три года, в зависимости от того, каково экономическое положение соответствующих земельных участков. Упоминание о денежных выплатах и необычное выражение προσοδικά, которым в эдикте обобщенно обозначены различные платежи, позволяют с некоторым сомнением все же предположить, что земледельцы, просившие об уменьшении поборов, не были простыми работниками, а являлись собственниками, вернее, представителями той категории, которую Адриан сам же когда-то и создал, т. е. наполовину — собственниками, наполовину — арендаторами земли. [13]

Еще более показательны для политики Адриана африканские документы, связанные с управлением цезарскими поместьями. Когда Флавии и Траян производили реорганизацию цезарских saltus после крупномасштабных конфискаций, проведенных Нероном, они старались надолго обеспечить их надежными арендаторами, а также привязать арендаторов к земле, используя их личные экономические интересы. С этой целью известный Манций — вероятно, специальный уполномоченный одного из Флавиев, а не богатый землевладелец из сенаторского сословия — опубликовал распоряжение, впоследствии получившее название lex Manciana, по которому любой желающий мог использовать невозделанные земли, входившие в цезарские и государственные домены. До тех пор пока землю возделывали оккупанты, они оставались ее собственниками; на условиях, сформулированных в законе, им был дан ius colendi, причем не требовалось заключение какого-либо особого договора. Если они сажали на участках плодовые деревья и оливы, то им даже предоставлялся ипотечный кредит и они могли завещать участок своим наследникам. Но если в течение определенного времени земля оставалась невозделанной, она возвращалась ее собственнику, причем предполагалось, что дальнейшие земельные работы на себя возьмет крупный арендатор поместья, предприниматель. Оккупанты были также обязаны жить в пределах поместья, обосновавшись там надолго; в этом состояло их отличие от жителей деревень — местных уроженцев, арендовавших участки земли, а также от арендаторов, для которых строил жилища собственник земли и которые трудились на земле, очевидно, по краткосрочному договору.

Адриан оставил в силе основные положения lex Manciana, но пошел еще дальше, издав один или два закона, касающихся пустынных и заброшенных земель цезарских поместий в Африке. На них Адриан хотел поселить долгосрочных арендаторов — людей, которые были бы в состоянии создать в своих хозяйствах более высокую культуру земледелия, высадив оливы и инжир, т. е. ему были нужны настоящие хозяева: своими силами вырастив сады и оливковые рощи, они сознавали бы свою прочную связь с землей. Поэтому он разрешил оккупантам сажать и сеять не только на запущенных, но и на пахотных землях, если те не засевались в течение десяти лет. Кроме того, он позволил им разводить масличные и плодовые культуры на пустующих землях. Адриан предоставил им также права possessores, т. е. квазисобственников земли. Теперь у них был уже не ius colendi, но usus proprius на пахотные и садовые земли, к тому же они могли завещать эти земли своим наследникам, при условии, что те также будут трудиться на земле и выполнять свои обязательства перед собственником земли и крупными арендаторами. Несомненно, Адриан руководствовался тем соображением, что создание класса свободных землевладельцев на цезарских землях повысит культуру земледелия. По всей вероятности, усилия Адриана и других цезарей во II в. по Р. X. увенчались успехом. Я убежден, что быстрое распространение олив по всей Африке отчасти было обусловлено привилегиями, которые Адриан предусмотрел для тех, кто сажал оливковые рощи. [14]

Эту же политику цезарь проводил и в других провинциях, особенно в Греции и Малой Азии. В главе VI мы упоминали о разграничении крупных областей, произведенном им в Македонии. Весьма вероятно, что таким способом Адриан пытался поставить на прочную основу примитивное сельское хозяйство этой провинции. [15] В Аттике мелким арендаторам были отданы земельные владения, прежде принадлежавшие известному Гиппарху, ставшему жертвой Домициана. В Малой Азии Адриан поддерживал интересы мелких собственников, владевших землей в бывшем округе храма Зевса в Эзани. А из одной недавно найденной надписи нам стало известно, что Адриан хотел приобрести плодородные земли в Беотии на озере Копаида. [16] Наконец, в главе VII мы уже упоминали о том, что именно Адриан ввел на рудниках и в каменоломнях, принадлежавших цезарям и государству, систему сдачи в аренду отдельных рудников мелким арендаторам или оккупантам вместо прежнего использования там труда рабов или заключенных. И здесь главной целью Адриана было формирование новых категорий трудящихся, способных работать с высокой производительностью, и создание зачатков будущих общин, поселений, которые впоследствии могли бы превратиться в деревни и города. [17]

Мероприятия цезаря не были оригинальны. Мы видели, что восстановление мелкой собственности являлось одним из важнейших пунктов в программе просвещенных монархов, его горячо отстаивал в своем Εύβοικός Дион Хрисостом. Однако не подлежат сомнению усердие Адриана и щедрость, с которой он проводил свою политику во всей империи, ни в чем не отдавая предпочтения Италии. [18]

В других областях экономики Адриан проявлял такую же настойчивость. В его времена по-настоящему обрело почву положение, восходящее к Нерве и Траяну и разделявшееся всеми цезарями II в. и особенно в III в., о том, что слабого нужно защищать от сильного, бедного — от богатого, униженных humiliores — от почитаемых honestiores. Эта политика нашла отражение во многих мероприятиях законодательного характера II и III вв.: они относятся к вольноотпущенникам и рабам, защищают collegia tenuiorum, вводят новшества в судопроизводство для защиты tenuiores от potentiores и с этой же целью вносят ряд изменений в области долговых отношений и прав. [19] Ряд документов, найденных на востоке Римской империи, затрагивает всевозможные мелкие детали, но вместе с тем чрезвычайно показателен в смысле общего направления экономических планов Адриана; они свидетельствуют о том, что его участие в этих мероприятиях было очень активным. Подобно Солону, Адриан лично решил вопрос о торговле маслом в Афинах, строгим указом положив конец неограниченному вывозу масла и настояв на его продаже в самих Афинах. В другом рескрипте, опять-таки содержащем реминисценции прошлого, Адриан обрушивается на мелких торговцев, которые поставляли на рынки рыбу по недоступной для бедняков цене: «Вся выловленная рыба должна продаваться либо самим рыбаком, либо теми, кто покупает рыбу непосредственно у него. Покупка этого товара третьими лицами с целью перепродажи ведет к повышению цены». В этом же духе Адриан или его наместник вмешиваются в спор между банкирами и мелкими торговцами в Пергаме, выступая в защиту интересов слабой стороны. [20]

У нас нет возможности далее заниматься периодом правления Адриана и оценкой значения его личности в истории Римской империи. Эта тема заслуживает отдельного рассмотрения. Невозможно не признать, что Адриан делал все возможное для укрепления фундамента империи. Он брался за решение важнейших проблем и по мере сил старался удовлетворить интересы всех слоев населения. Империя обязана ему тем, что после тяжелых лет правления Траяна настал короткий период покоя и благоденствия. Конечно, не следует забывать, что мир был обеспечен не только дипломатическими успехами Адриана, но прежде всего благодаря заслугам Траяна, который своими блестящими победами расчистил путь для успешной дипломатической деятельности своего преемника и, кроме того, оставил ему в наследство войско, на верность и дисциплинированность которого можно было всецело положиться.

Спокойное правление Антонина Пия, при котором посеянное Адрианом дало богатые всходы, отличается некоторыми интересными особенностями. По-видимому, усилия Адриана, направленные на возрождение благосостояния страны, были все-таки не сплошь успешными: процесс оздоровления экономики замедляли частые разъезды правителя, дальнейшее развитие цезарской бюрократии и грандиозные стройки, — все эти дела поглощали огромные суммы. Пий как раз и старался сократить эти и подобные им расходы. Адриан много строил и в Риме, и в провинциях, Пий же в этом направлении проявлял величайшую бережливость. Он сознательно отказался от того, чтобы взваливать на бюджет провинциальных городов тяжкое бремя достойного обеспечения визитов цезаря в провинции. Численность административных чиновников при нем не увеличилась, напротив, Пий даже уменьшил ее: в полном согласии с пожеланиями сената он снова поручил Италию попечению высокопоставленных сенатских чинов. Он даже решился на такой шаг, как продажа ненужного оборудования из запасов цезарского хозяйства и некоторых цезарских поместий. Все это говорит о том, что не следует переоценивать тогдашнее благосостояние империи. В ней действовали силы, которые подрывали это благосостояние даже во времена полного мира. [21]

С приходом к власти Марка Аврелия положение империи вновь стало критическим. Нет необходимости приводить здесь уже известные факты. Напряженные отношения Рима с парфянами обострились до такой степени, что интересы империи, несмотря на миролюбивые устремления великого цезаря, потребовали, как во времена Траяна, предпринять военный поход против великой восточной державы. Едва этот поход был успешно завершен, как в восточной армии начала свирепствовать чума, перекинувшаяся затем на Италию и другие области империи. Отвлечением отборных войск от границы империи, проходившей по Дунаю, мгновенно воспользовались германцы и сарматы. Они напали на придунайские провинции и продвинулись до Аквилеи. Война, развязанная ими, была прервана безуспешной попыткой узурпировать цезарскую власть, предпринятой победителем персов Авидием Кассием. Но как только восстание Кассия было подавлено, война возобновилась. Сам цезарь — точно так же, как и виднейшие мужи его времени, — хорошо понимал, что необходима новая энергичная война; она должна была обеспечить империи некоторый период мирной жизни и показать врагам Рима, что былая сила, с помощью которой так часто одерживались победы над соперниками и врагами, все еще не иссякла. Обороноспособность империи блестяще выдержала испытание, которому ее подвергли опасные кровопролитные войны Марка. Солдаты проявили все ту же прекрасную выучку и ту же дисциплину, что отличала римскую армию при Траяне и Адриане. В блестящих военачальниках недостатка не было, и, несмотря на чуму и мятежи, Марк завершил бы войну присоединением большой части Германии, если бы его не постигла преждевременная смерть. [22]

Но если войско выдержало испытание, то о финансах империи этого сказать было нельзя. Казна была пуста. Цезарю претило вводить какие-то новые налоги, — он предпочел выставить свои сокровища на публичные торги, продолжавшиеся два месяца. И все-таки введения новых налогов избежать не удалось. Из случайного сообщения нам известно, что из-за морского нападения германских и кельтских племен цезарь был вынужден ввести в Малой Азии особый налог по эллинистическому образцу. [23] Положение империи, в то время когда Марк унаследовал ее от своего приемного отца, было явно не столь блестящим, как того можно было бы ожидать. В противном случае Марк не распорядился бы сразу же, в начале своего правления, по примеру Адриана аннулировать долги фиску и эрарию, в том числе, вероятно, и недоимки, и на всем протяжении его правления города не одолевали бы его бесконечными прошениями о дарениях или о снижении налогов. [24] Когда солдаты после победоносной войны с маркоманнами подали прошение о повышении своего жалованья, цезарь дал им решительный отказ, в котором явственно ощущается горечь: «Все, что вы получаете помимо вашего регулярного жалованья, приходится собирать ценой крови ваших родителей и родственников. Превыше цезарской власти только бог». По-видимому, приходилось считаться с тем, что этот решительный отказ мог подвергнуть опасности положение смелого цезаря — правителя, который отдавал все свои силы на благо империи, вверенной ему богом. Такой ответ солдатам мог дать только человек, хорошо понимавший критическое положение налогоплательщиков во всей империи. [25]

Параллельно с постоянным возрастанием потребности государства в людских резервах и деньгах росло и уже принимало угрожающие формы недовольство в провинциях. Испания отказалась в очередной раз поставить солдат для войска, и цезарю пришлось с этим смириться. [26] В Галлии и Испании было полно дезертиров, занимавшихся грабежом и разбоем; их число было столь огромным, что при Коммоде некий Матери уже повел против правительства самую настоящую войну. [27] В Египте число тех, кто бежал в болота нильской Дельты, не выдержав тяжкого бремени налогов, принудительных работ и страшась военного призыва, возросло настолько, что эти беглецы, которых прозвали буколами, под предводительством одного из жрецов также бросили вызов правительству. [28] Поэтому неудивительно, что под давлением этих обстоятельств Коммод — сын Марка Аврелия, унаследовавший от отца власть, но не энергию и решительность, не имевший чувства долга и никакого влияния на солдат, — принял решение приостановить военные действия против германцев, несмотря на молчаливое неодобрение и явное отсутствие поддержки со стороны сената, предвидевшего губительные последствия этой меры, и завершил войну подписанием договора, который сенатская оппозиция заклеймила как «позорный». Коммод ответил на это террором, и дальнейшее развитие событий приняло то же направление, которое уже было когда-то при Домициане. Но об этом речь пойдет в следующей главе.

Несмотря на все трудности, вызванные войной, чумой, бедностью и мятежами, правление Марка ничем не отличалось от деятельности его предшественников. Во времена бедствий он был вынужден прибегать к жестким мерам, вызывавшим постепенно нараставшее недовольство, но Марк делал все, что было в его силах, чтобы смягчить последствия своих действий и помочь тем, чьи интересы были ими ущемлены. Еще одной интересной особенностью его правления было внимание, которое он уделял положению рабов и вольноотпущенников, а также меры, принятые им для облегчения их жизни и создания достойных условий существования. На эту тему имеются специальные исследования. [29]

Из нашего очерка экономической и социальной политики цезарей и экономического положения империи во II в. можно сделать выводы о том, сколь непрочной была база, на которой покоилось видимое благополучие государства, и если после любой широкомасштабной войны государство оказывалось на краю пропасти, то отсюда следует, что мероприятия цезаря, направленные на укрепление основ государства, остались безуспешными или во всяком случае недостаточными, для того чтобы нейтрализовать другие факторы, постоянно подтачивавшие здание Римской империи. Недавно ученые высказали следующее предположение: постепенный экономический упадок империи объясняется только тем, что не была решена главная проблема; впрочем, решить ее было невозможно. Согласно Отто Зееку, такой проблемой было постепенное сокращение численности населения, по мнению Ю. Либиха и ряда его последователей — неуклонное истощение почв. [30] Но я не вижу оснований, чтобы согласиться с этими взглядами.

Что касается первого тезиса, то Зеек приводит веские доводы в пользу постепенного сокращения численности населения Греции и Италии. Правильность его предположения не подлежит сомнению, однако разве это дает нам право обобщенно утверждать, что и в других областях империи происходило то же самое? Конечно, прямых сведений о противоположном процессе у нас нет, как нет и статистических данных, которые служили бы надежными доказательствами того, что население провинций не сокращалось. Но можно привести факты, в свете которых теория Зеека оказывается весьма маловероятной. Греция представляла собой исключение: она была одной из самых бедных стран Древнего мира; утратив свое положение мирового экспортера масла, вина и промышленных товаров, она была обречена на экономический упадок. Не слишком сильно отличалось от положения Греции и положение Италии. Поскольку в провинциях перед римскими гражданами открывались гораздо более широкие возможности для обеспечения своего существования, Италия постоянно теряла своих лучших сынов, а возникшие лакуны заполнялись рабами. Когда приток рабов уже стал недостаточным, в Италии начался спад, а так как колонизация охватывала все новые и новые земли, поток эмигрантов не иссякал.

Положение других областей империи, однако, было иным. На протяжении всего I—II вв. греко-римская культура проникала во все новые и новые области востока и запада. Степи и леса, болота и пастбища превращались в поля и сады; возникали новые города, и какое-то время они были даже богатыми и процветающими. Принимая во внимание эти факты, невозможно, как представляется, переносить теорию о сокращении населения на Египет, Малую Азию и Сирию на юге и юго-востоке, на Африку, Испанию, Британию, Германию и Галлию на юге и западе, на придунайские земли на северо-востоке. Примером тому может служить расцвет такого города, как Тамугади (Тимгад) в Африке, развалины которого свидетельствуют о том, что из маленькой военной колонии, состоявшей из нескольких жилых кварталов и с населением, не превышавшим две тысячи человек, он быстро превратился в сравнительно крупный город с населением, по крайней мере в три раза большим. Его подъем может быть объяснен только общим ростом населения во всей области. Если не согласиться с нашим доводом, то будет совершенно непонятно, для кого в Тамугади были построены многочисленные лавки и базары, для кого были в таком количестве устроены бани и амфитеатр. Недавно там были раскопаны промышленные кварталы, относящиеся к более позднему периоду. Это просторные мастерские и даже настоящие фабрики, хотя и небольшие. Они располагаются кольцом вокруг городского центра и относятся ко времени, когда население города, а также население прилегающих равнин постоянно увеличивалось. Тамугади был основан при Траяне, его быстрое развитие происходило в течение II—III вв., продолжалось оно и в более позднее время. История многих других городов Африки и остальных провинций была схожей. Хорошим примером здесь являются караванные города Сирии, а также земли к востоку от Иордана и Аравии: Петра, Гераса, Филадельфия (нынешний Амман), Пальмира. Все эти города пережили подлинный расцвет в период после Траяна, и их непрекращающийся рост продолжался до конца III в.

Столь же мало убедительна и теория об истощении почв. Здесь также необходимо проводить различие между определенными областями Греции и Италии. Причинами обеднения известных районов Италии являлись бездумная вырубка лесов и запущенность системы осушения почв, созданной во многих областях империи еще во времена плотного заселения малых пространств. Такими областями были Лаций, некоторые районы Этрурии и территории ряда греческих городов в Южной Италии. Почвы здесь везде были неплодородны, и для получения хороших урожаев требовались интенсивный труд и разумный подход к делу. Поэтому вполне естественно, что когда началось освоение более ценных целинных земель, именно эти местности стали первыми жертвами разрухи. Неудивительно, что в римской Кампании вскоре остались только пастбища и виллы и начались эпидемии малярии. На больших пространствах Этрурии почвы, однако, все еще оставались настолько плодородными, что крупные римские землевладельцы приобретали их по высокой цене. Примечательно вместе с тем, что Плиний, который так часто сетует на низкие урожаи, никогда не упоминает об истощении почв на значительных пространствах. Когда Нерва хотел дать землю пролетариям, не имевшим земельной собственности, ему пришлось ее покупать. Отсюда мы делаем вывод — и этот вывод подтверждается алиментарными таблицами, — что в начале II столетия в Италии не было заброшенных, т. е. истощенных, территорий, кроме названных выше областей; в таких краях, как Кампания или долина По, об этом вообще не шла речь. Достаточно прочесть описание Аквилеи у Геродиана и сравнить его с нынешним состоянием этой области, чтобы убедиться в том, что теория истощенности италийских почв во II—Ш вв. по Р. X. представляет собой результат недопустимого обобщения.

Еще меньше смысла говорить об истощении почв в провинциях. Единственным доказательством — помимо нескольких более поздних свидетельств, — которое приводится в качестве обоснования этой теории применительно к Африке, является тот факт из законов Адриана, что откупщики оставили невозделанными некоторые участки цезарских владений. Не следует, однако, забывать, что цезари в Африке намеревались прежде всего превратить новые земли в сельскохозяйственные угодья, а затем сократить пастбища и расширить площади пахотных земель и садов. Земли, которые предприниматели не обрабатывали, имели второстепенное значение. Вероятно, они предпочитали использовать их для скотоводства или как охотничьи угодья, однако не встретили в этом поддержки у цезаря. Во всяком случае, мы не находим здесь даже слабых намеков на истощение почв в целом. Нигде не встречается подобных жалоб, связанных с африканскими землями, в то же время беспокойство цезарей вызывало преобладание некультивированных земель, отсутствие рабочей силы и засушливый климат, из-за которого возникала необходимость в сооружении оросительных систем. Официальные статистические подсчеты показывают, что еще в IV в. обработанные земли в Проконсульской Африке были чрезвычайно обширны. [31]

Следует ли на этом основании совсем исключить сокращение населения и истощение почв в качестве причин экономической неустойчивости этого огромного культурного ландшафта, располагавшего столь разнообразными природными ресурсами и столь многочисленным населением? Полагаю, что постепенный упадок империи объясняется наличием двух категорий, причем обе они связаны с одной наиболее характерной особенностью античного государства вообще, — тем огромным значением, которое придавалось государственным интересам по сравнению с интересами населения. Теория и практика этого принципа стары как мир. Именно он был той движущей силой, из-за которой восточные монархии и греческие города-государства в значительной мере утратили свое благосостояние, и он же явился главной причиной упадка эллинистических монархий, непосредственных предшественниц Римской империи. Как только этот принцип сформировался и в итоге интересами индивидов и социальных групп стали пренебрегать, подчинив их интересам государства, в массах появилось чувство унижения, которое вскоре начало заявлять о себе, — ведь у людей была отнята всякая радость труда. Но давление, которое государство оказывало на народ, тогда еще не было столь сильным, каким оно стало при римских цезарях. Отчетливое понимание людьми того, что они живут под этим гнетом, уже во II в. по Р. X. сделалось самым ярким признаком социальной и экономической жизни, и с тех пор оно становилось все более глубоким. [32] В восточных монархиях господство государства было основано на религиозных воззрениях, оно принималось как должное и рассматривалось как священный закон. В греческих городах-государствах это господство не достигло своего полного развития, и государству постоянно противостояла сильная оппозиция со стороны влиятельных групп населения. В эллинистических монархиях главенствующая роль государства ощущалась меньше, потому что основная тяжесть ложилась на плечи низших классов, которые издавна привыкли считать ее чем-то неизбежным и даже одним из основных условий своей жизни. При римском господстве процесс принял фатальные формы, которые мы далее попытаемся описать.

Как уже было сказано, имелись две категории явлений, проистекавших из превосходства государства и отражавших возрастающее значение его роли. Первая категория непосредственно связана с прогрессом урбанизации империи. В главе I и там, где речь шла о провинциях на востоке, было показано, что в эллинистическую эпоху город-государство в Сирии и Малой Азии приобрел характер надстройки, а его базис образовали массы, трудившиеся на равнинах и в городах в качестве либо рабов, либо свободных работников. Греческие города, точнее верхушка их населения, состоявшая из греков и эллинизированных местных жителей, все больше и больше превращалась в господ и властителей по отношению к местному населению. Такое же явление, mutatis mutandis, можно обнаружить и в Египте. Греческая и эллинизированная часть населения этой страны, несмотря на то что она не была организована в города-государства, заняла господствующее положение. Естественное развитие этого процесса на некоторое время было приостановлено римским завоеванием. В начальный период своего господства римляне не содействовали дальнейшей урбанизации Малой Азии и Сирии, а предоставляли всему идти своим чередом. Но когда в ходе гражданских войн при Августе и его преемниках союз римско-италийских городов, владевших обширными землями, постепенно превратился в империю, ее правители вернулись к старой, еще эллинистической практике урбанизации и разделили всех людей, проживающих в империи, на две категории: в одну вошли культурные элементы, которые достигли власти благодаря своей культуре, а в другую — варвары, находившиеся у них в подчинении. В течение некоторого времени господствующий класс состоял из римских граждан, все прочие были подданными, peregrini. Но в действительности это разделение существовало только в теории, особенно это касается востока. Возможно, в государственно-правовом отношении жители греческих городов и считались греческими и эллинизированными peregrini, но в восточных провинциях благодаря своему высокому социальному и экономическому положению они по-прежнему являлись господствующим классом.

Со временем стало очевидным, что государственному зданию Римской империи и в особенности власти цезарей необходима более надежная опора, чем та, которую представляли собой немногочисленные римские и латинские колонии в провинциях, и цезари встали на путь оказания содействия городам, все более энергично проводя эту политику как на востоке, так и на западе. В социальном и экономическом плане эта политика означала создание новых центров, население которых состояло бы из наиболее богатых и культурных элементов, занимающих господствующее положение. Такими элементами были крупные землевладельцы и хозяева мастерских, все же прочее население должно было работать на них. Новое сословие служило не только опорой государству и цезарям, но и обеспечивало империю добросовестными административными чиновниками. Каждый новый гражданин нового города был государственным служащим, не получающим жалованья.

Процесс урбанизации уже был описан в предшествующих главах; мы показали, что его следствием было разделение населения империи на два больших класса правителей и подчиненных — привилегированную буржуазию и трудящихся, землевладельцев и крестьян, работавших на земле, а также хозяев мастерских или лавок и рабов. Чем выше было число городов, тем больше углублялась пропасть между этими двумя классами. Любой рост численности господствующего класса означал увеличение объемов работы для непривилегированного класса. Та часть городского населения, которая составляла купечество, разумеется, не бездельничала, — она содействовала росту благосостояния империи своей энергичной и умелой деятельностью. Но основным типом горожанина все более и более становился рантье, получавший доходы от земельных владений или мастерских. Движущей силой экономической жизни теперь стало среднее сословие — в основном рабы и вольноотпущенники, занимавшие промежуточное положение между имущим классом и трудящимися.

Этот раскол населения на два класса, со временем буквально превратившихся в две противостоящие друг другу касты, не воспринимался как большое зло до тех пор, пока империя расширялась и приобретала все новые территории, где города могли развиваться, а наиболее работящие элементы населения добивались главенствующего положения. Но со временем экспансия империи прекратилась: энергичное ведение войн Траяном послужило на благо лишь его непосредственным преемникам. Города появлялись и после смерти Адриана, но уже достаточно редко, В результате привилегированные слои сохранили свои привилегии, а у непривилегированных оставалось все меньше надежд подняться по социальной лестнице. Наличие двух каст, одна из которых подвергалась все более жестокому угнетению, в то время как представители другой все больше предавались безделью и удовольствиям обеспеченного существования, представляло собой страшную угрозу империи и тормозило развитие экономики, Все попытки цезарей поднять низшие классы на уровень трудового, энергичного среднего сословия остались безуспешными, Цезари опирались на привилегированные классы, а они в самом скором времени должны были неизбежно погрязнуть в бездеятельности. Основание новых городов на самом деле означало создание новых мест обитания для трутней. [33] Но нельзя оставить без внимания один вопрос, от решения которого зависела жизнь огромной империи. Как только римское государство перестало проводить свою захватническую политику и отказалось от дальнейшего расширения территории империи, оно само подверглось нападениям и должно было либо вернуться к агрессии, либо сосредоточить все свои силы на эффективной защите страны Управление огромной империей требовало постоянного внимания, и единственным средством хоть как-то противодействовать эгоистической политике господствующих классов было дальнейшее увеличение цезарского аппарата чиновников, который поглощал львиную долю всех доходов государства, гораздо большую чем даже та, что уходила на удовлетворение потребностей городских господствующих классов. Во времена бедствий, когда регулярное налогообложение не покрывало неизбежных расходов, у государства не оставалось иного выхода, как только поневоле прибегнуть к спасительному тезису о своем главенстве по отношению к индивидам и начать применять его на практике. В истории античного государства этот метод был отнюдь не новым. Античное сообщество — совершенно неважно, монархия или город-государство — ожидало, что каждый его член готов пожертвовать своими личными интересами в пользу его интересов. Так сформировалась система «литургий», общественных обязанностей (λειτουργίαι), включавших и подневольный труд, при которой привилегированные и зажиточные классы несли ответственность за бедняков.

Система литургий античного мира была такой же древней, как само государство. Обязанность каждого подданного поддерживать государство своим трудом и своими средствами, с одной стороны, и ответственность уполномоченных правительством лиц за добросовестное исполнение своих обязанностей — с другой, были фундаментальными правовыми понятиями в восточных монархиях, и в качестве таковых они были восприняты и эллинистическими государствами. Ответственность уполномоченных правительством лиц распространялась не только на их личности, поскольку чиновники могли быть подвергнуты наказанию, но была и материальной, так как чиновники должны были из своего кармана возмещать ущерб, наносившийся государству их нечестностью или бездарностью. Римляне заимствовали эти принципы не только в Египте, где они существовали в самом чистом виде, но также и в других восточных провинциях. В Египте римляне не отменили ни одной из тех обязанностей, что издавна возлагались там на простой народ. Подневольный труд остался важнейшим фактором экономики страны; правительство ни разу не отказалось от своего права взимать с населения, помимо регулярных налогов, продовольствие для солдат и офицеров, а также фураж для тяглового скота в случае нужды, особенно в периоды войн. Чрезвычайно наглядным и засвидетельствованным надежными источниками примером является так называемая angareia. Этот термин персидского или арамейского происхождения обозначал принудительные поставки населением скота и предоставление погонщиков, а также выделение кораблей для перевозки людей или транспортировки грузов, которые нужно было перемещать по стране для выполнения государственных задач. Эти установления римляне не отменили. Они лишь попытались урегулировать их порядок, внеся в него систему, потому что такая практика непременно привела бы к негативным последствиям, но старания римлян остались безрезультатными. Префекты издавали одно постановление за другим и честно старались положить предел произволу и жестокости, неотъемлемым от этой практики; примечательно, что одним из первых мероприятий Германика в Египте было опубликование указа, касавшегося этой системы. Но тяжкое угнетение, которое было обусловлено ею, устранить не удалось. То же самое можно сказать о чрезвычайных поставках продовольствия и других товаров, необходимых государству, — это были попросту реквизиции. В какой бы форме они ни происходили — в виде ли обязательных продаж или поставок под контролем высших офицеров, — они были и остались невыносимо тяжким бременем для низших классов. [34]

Египетский принцип материальной ответственности чиновников при римском господстве также не был предан забвению. Чиновники Птолемеев являлись в основном их личными служащими, получавшими жалованье. В случае обнаружения нечестности чиновников можно было привлечь к ответу и лишить состояния, но в принципе их служба представляла собой оплачиваемую личную услугу. Тем не менее распространенное представление о том, что каждый человек в случае необходимости был обязан служить государству даже без вознаграждения, в Египте существовало всегда, и, возможно, низшие чиновники, которые были местными уроженцами, вообще никогда, в том числе и при Птолемеях, не получали жалованья. Во всяком случае, римляне, на первых порах применявшие систему Птолемеев, постепенно поняли, что будет дешевле и удобнее сократить число оплачиваемых чиновников и увеличить число тех, кто был обязан служить государству безвозмездно. Тем самым римляне ввели своего рода принудительные работы для представителей высших и богатых классов, не занятых тяжелым подневольным трудом, в отличие от низших классов. В фундаментальном исследовании Эртеля показано, что эта система развивалась в Египте очень быстро, и параллельно происходил подъем среднего сословия, о котором мы говорили в главе VII. В первой половине II в. по Р. X. система уже достигла высокого развития, и почти все чиновные должности в Египте были «литургиями»; иначе говоря, занимавшие их лица не только не получали жалованья, но и несли ответственность за успешность своих должностных действий. В отношении чиновников финансового управления это означало ответственность за потери, которые несло государство. Если какой-либо налог не уплачивался или просто не было возможности собрать его с налогоплательщика, то платить приходилось чиновнику. Если же он был не в состоянии внести необходимую сумму, конфисковалось его имущество. Вероятно, применение этой системы было связано с тем, что первоначально налоги собирали арендаторы; на государственных чиновников, постепенно сменивших арендаторов-сборщиков налогов, распространилась материальная ответственность последних за полноту сбора налогов, которые было обязано платить население.

Этому методу соответствовало все более бесцеремонное принуждение к исполнению государственных повинностей, неважно каких — то ли уплаты налогов, то ли обязательных поставок или продаж и закупок, то ли подневольного труда. Способы взыскания долгов, как личных, так и общественных, в древности всегда были беспощадными и суровыми. Арест налагался не только на имущество должника, но арестовывался и сам должник, т. е. аресту подлежало его тело (πρᾶξις έκ τῶν σωμάτων), нередко случалось и так, что арестовывались и его родственники. Поэтому заключение в тюрьму, телесные наказания и пытки во всем Древнем мире — как в восточных монархиях, так и в городах-государствах — были обычными средствами, чтобы сломить злую волю должника. Еще суровее этих мер, применявшихся при взыскании частных долгов, были способы, к которым обращалось правительство ради соблюдения своих интересов. И здесь оно опиралось на принцип главенства государства, по которому все несостоятельные налогоплательщики считались преступниками и карались. При Птолемеях в Египте широко практиковалось взыскание долгов в государственную казну έκ τῶν σωμάτων. Однако своей кульминации применение этого метода достигло при римлянах, когда сбор налогов в пользу государства и прочие платежи в государственную казну были включены в систему литургий. Чем выше становились требования государства и чем тяжелее было экономическое положение налогоплательщиков, тем более жестокими были способы, с помощью которых уполномоченные правительства выколачивали налоги из населения. Во второй половине I в. н. э. эта система, рассмотренная нами выше (см. с. 27), расцвела пышным цветом. Стало повседневным явлением получение в счет невыплаченного долга «тела» должника. Кроме того, была введена своего рода групповая ответственность, когда к ответу привлекались также члены семьи, соседи, вся община или гильдия. Эта практика была закономерным следствием принципа превосходства государственных интересов над интересами личности. Август пытался улучшить положение неплатежеспособных должников, признав за ними право уступать кредитору свое имущество (cessio bonorum), чтобы таким образом избежать телесной ответственности. Вначале это право было предоставлено только римским гражданам, затем оно постепенно распространилось и на провинции. Но все было напрасно. Старая практика πρᾶξις έκ τῶν σωμάτων чрезвычайно глубоко укоренилась в обычаях античного мира и применялась постоянно. Как будет показано в дальнейшем, особенно быстро она распространялась в трудные времена, в конце II и в III столетии.

Родилась ли эта система в Египте или, что представляется более вероятным, она в то же время сложилась и в других землях Римской империи, — в любом случае она находила все более широкое применение и за пределами Египта одновременно с распространением в пределах всей империи литургической системы сбора налогов. Материал наших письменных источников скуден, однако из него с очевидностью следует, что отношения, подобные египетским, преобладали и в других провинциях, ведь πρᾶξις έκ τῶν σωμάτων была закреплена в юридических понятиях и установлениях городов-государств, быть может, еще прочнее, чем в установлениях восточных монархий. Последствия были катастрофическими. Из-за того что сбор причитающихся государству платежей был предоставлен привилегированным классам — а они действовали бесцеремонно и жестоко, независимо от того, шла ли речь о требованиях коммун или правительства, — углублялась пропасть между honestiores и humiliores. И конечно же, область распространения этой системы ничем не ограничивалась. А следствием было то, что и с самими honestiores обращались так же, если они не выполняли своих обязательств. И никакое cessio bonorum не спасало их от тюрьмы или пытки. [35] Что касается, в частности, требования государства относительно подневольного труда подданных, то здесь римляне заимствовали практику своих предшественников, повсеместно существовавшую на Востоке, не допуская даже мысли о том, что она может быть прекращена. Напротив, они перенесли эту систему даже на греческие и западные земли. О том, как она применялась на Востоке, нам известно из евангельской истории о Симоне из Кирены, которого заставили нести крест Иисуса Христа на Голгофу, В Евангелиях эта повинность обозначена словом angareuein: Симон должен был выполнить angareia. И если слово angareia встречается в юридических документах эпохи поздней империи, обозначая обязательное предоставление скота и погонщиков для перевозки государственных грузов, то становится вполне понятно, что не только слово, но и саму практику римляне не изобрели, а только заимствовали. [36]

Итак, нет сомнений в том, что в Малой Азии и Сирии система подневольных работ на благо государства существовала задолго до прихода сюда римлян. В ранний период римского господства, за исключением времени гражданских войн, о применении этой системы упоминается довольно редко; но она, несомненно, существовала, особенно на транспорте. Определенно известно и то, что к ней прибегали всякий раз, когда римское правительство перемещало большие массы людей и значительные партии грузов по Италии и провинциям. Не случайно один из эдиктов Клавдия [См. примеч. 2 к гл. III.] посвящен вопросам транспорта, с которым в Италии и провинциях были связаны большие трудности; подобно эдиктам египетских наместников, эдикт Клавдия представлял собой попытку упорядочить исполнение обязанностей и уменьшить негативные явления, которые были следствием общепринятой практики. Из эдикта ясно следует, что восточная система была внедрена в Греции, западных областях империи и Италии, по-видимому, уже во времена гражданских войн. Чтобы представить себе, чем оборачивалась эта система для покорного населения империи, надо прочесть описание путешествий Домициана у Плиния; кроме того, из фрагментарных замечаний, которые в этой же главе сопровождают описания войн и путешествий Траяна и Адриана, следует, что даже эти цезари, оказавшись в трудном положении, прибегали к старой системе. И в других местах мы также встречаем намеки на то, что путем принуждения и реквизиций добывалось продовольствие для войск, обеспечивались квартирами и провиантом солдаты и офицеры.

После урбанизации цезарями Малой Азии и Сирии бремя подневольных работ и реквизиций, так же как в Греции и на Западе, лежало не на отдельных лицах или группах лиц, какими являлись профессиональные объединения, а на административных единицах империй, городах. Ответственными инстанциями были муниципальные чиновники и городские сенаты, они распределяли обязанности между населением городских территорий; следствием этого было то, что в действительности эти обязанности исполняли не господствующие классы, а равнинные земледельцы и городские рабочие, причем первые — в большей степени, чем вторые; sordida munera никогда не возлагалась на землевладельцев или промышленников. Дореволюционная Россия в данном случае представляет собой лучшую современную параллель жизни античного мира, там привилегированные классы умели уклоняться от исполнения таких обязанностей и перекладывали их на плечи крестьян, даже если повинность, например по строительству дорог, возлагалась не на отдельных лиц как таковых, а на их поместье. Конечно, иногда находились щедрые люди, бравшие на себя расходы, но то были исключения, которые лишь поэтому и упоминаются в надписях. Нетрудно представить себе, чем были чрезвычайные повинности для населения. Налоги, какими бы тяжелыми они ни были, все-таки были регулярными, их можно было учесть и как-то рассчитать заранее. Но нельзя было угадать, когда явится римский магистрат или городской чиновник, чтобы потребовать от деревни людей и скот или встать на постой в одном из домов; передвижения армий или поездки цезарей в сопровождении огромной свиты становились сущим бедствием для населения. Скот — главный источник дохода крестьян, в который они вкладывали почти все свои сбережения, накопленные за годы труда, — у них забирали; содержали и кормили животных плохо, так что если их вместе с погонщиками и возвращали хозяевам, то они были уже в таком состоянии, что ни на что не годились.

Упорядочение перевозок было, конечно, самой трудной и жизненно важной проблемой для правительства. Об этом важном пункте, которому не так давно Лефевр де Ноэтт уделил особое внимание, не следует забывать. Античная конструкция повозок, способ, каким запрягали лошадей и других тягловых животных, таких как ослы и быки, а также система дорожного строительства по сравнению с нашими сегодняшними достижениями были, конечно, далеки от совершенства, если критерием оценки считать достижение максимально высокой тягловой силы скота. Если Кодекс Феодосия, [Cod. Theod. VIII, 5, 8 (357 г. н. э.); 17 (364 г. н. э.); 28 (368? 370? 373? г. н. э.); 30 (368 г. н. э.); 47 (385 г. н. э.).] там где речь идет о cursus publicus, устанавливает максимум нагрузки для легких повозок от 200 до 600 фунтов и для тяжелых — от 1000 до 1500 фунтов, т. е. не более одной пятой того, что в современной Западной Европе является средним весом, то отсюда можно сделать выводы о том, как расточительно обращались с рабочей силой, как медленно перевозились грузы и как много тяглового скота и погонщиков требовалось для обеспечения транспортировки больших партий груза. В таких условиях государство было не в состоянии заниматься перевозками и было вынуждено применять восточную систему реквизиций и принудительного труда, которая неизбежно становилась страшной раковой опухолью, губительной для экономики империи. По сравнению с организацией транспорта в древних восточных монархиях и в Греции, установления, принятые в персидский, эллинистический и римский периоды, несомненно, явились значительным прогрессом, особенно велик он был в области строительства дорог. Но все-таки главная задача, которую надлежало решить с помощью новых дорог, состояла не в улучшении торговли или условий поездок частных лиц, — их значение было исключительно военным. Именно по этой причине так мало внимания уделялось улучшению средств перевозок, а также сбережению сил людей и животных. [37]

Неудивительно, что при таких условиях цезари никогда всерьез не задумывались о том, что пора покончить со старой восточной практикой обеспечения транспорта за счет принудительного труда и реквизиций, даже если они и отдавали себе отчет в порочности и опасных последствиях этой системы: эдикт Клавдия и соответствующие египетские документы мы уже упоминали. Для морских перевозок цезари использовали торговый флот, причем здесь их подход был вполне деловым. Союзы купцов и судовладельцев, а также отдельные члены этих объединений работали на государство на тех же основаниях, на каких они выполняли заказы любых других клиентов, заключая с ними договоры. Если же услуги судовладельцев требовались в особо крупных масштабах, например в периоды войн, то система реквизиций и принудительной службы была здесь столь же беспощадна, что и при наземных перевозках. Если цезари, начиная с Адриана, снова и снова устанавливали серьезные привилегии для купцов и судовладельцев, то этим они, вероятно, хотели вознаградить их за услуги, которые те помимо своей воли должны были оказывать государству. [38] На сухопутном транспорте таких союзов или объединений не существовало. Правда, в Египте имелись особые гильдии владельцев тяглового скота, и они должны были работать на государство так же, как и на всех других клиентов. В некоторых городах Римской империи тоже имелись подобные объединения. Но они никогда не достигали такого уровня развития, чтобы их можно было сравнить с существовавшими в то же время союзами купцов, торговавших с заморскими странами, или судовладельцев, не говоря уже о транспортных компаниях более позднего времени. Поэтому в Египте и в других провинциях работа на сухопутном транспорте всегда оставалась принудительной. Решением частной проблемы пересылки официальных документов и разъездов чиновников, cursus publicus, занимались Нерва и Адриан, позднее — Антонин Пий и Септимий Север. Предполагалось сделать эту область государственной и организовать соответствующую государственную службу. Возможно, удалось даже предпринять ряд успешных шагов в направлении дальнейшего расширения бюрократических форм этой отрасли управления. Но, на наш взгляд, весьма сомнительно, чтобы действительно была создана регулярная государственная служба, при которой соответствующие люди и скот использовались исключительно для транспортных целей. Основой системы, так же как это было на протяжении многих столетий в России, по-прежнему оставался принудительный труд местного населения, проживавшего поблизости от дорог, и даже если cursus publicus осуществлялся государством, то перевозки грузов и поставки транспортных средств доя армии осуществлялись всецело за счет подневольного труда. [39]

Но это — лишь одна сторона процесса. Идея литургий не была чужда и такому образованию, как город-государство, которое, как известно, ожидало от своих граждан, что в критические моменты они окажут ему поддержку своими материальными средствами и своей рабочей силой. И все-таки в жизни городских общин подневольный труд всегда был лишь исключительным явлением и к нему прибегали только в случае крайней необходимости. Зато нередко под видом литургий от сравнительно богатых граждан требовали внеочередных выплат, которые шли на жизненно важные нужды общины. Это были выплаты на обеспечение пропитания населения в голодные годы, займы на уплату военных долгов и т. п., суммы на постройку кораблей или на содержание хоров, организацию игр и т. д. В эллинистическую и римскую эпоху города достигли расцвета, и чем больше переходило к имущим классам право играть ведущую роль в жизни общины, тем большими становились и ожидания, что богатые из собственного кармана будут оплачивать различные потребности своих общин. Различие между ἀρχαί и λειτουργίαι, которое соответствует различию между западными honores и munera, постепенно стиралось, и подразумевалось, что каждый городской чиновник, помимо подлинных литургий, постепенно принявших форму регулярных повинностей, оплатит и ту честь, которой его удостоили. Это бремя было тяжелым, но до тех пор пока оно не стало безмерным, богатые классы, проявившие при этом чрезвычайно высокоразвитое чувство общественного долга, охотно несли его. Правда, уже в конце I в. в богатых восточных провинциях стало чрезвычайно трудно находить людей, которые были бы готовы послужить своему городу, предоставляя ему материальные средства и не получая за это никакой компенсации. Когда на западе, например в Испании, городам, находящимся в бедных районах страны, были даны муниципальные конституции, то сразу же позаботились о том, чтобы там в принудительном порядке было сосредоточено необходимое число городских чиновников и членов совета. [40]

Сложности, с которыми столкнулись города из-за необходимости выполнять эти задачи по финансированию государства, ухудшили их положение. Республиканская система передачи налоговым обществам (publicani) прямых налогов — на землю и подушного — вскоре была отменена цезарями. Первым цезарем, энергично выступившим против этой системы, был Юлий Цезарь. Август и Тиберий шли по его стопам. Постепенно крупные налоговые общества в провинциях исчезли, поскольку стало применяться прямое налогообложение. Их место заняли чиновники и сенаты городов. Города были рады избавиться от методов сбора налогов, применявшихся налоговыми обществами. Они достаточно натерпелись от этих разбойников и поэтому охотно помогали государству собирать налоги в своих округах. Входила ли в сферу их деятельности с самого начала и обязанность полностью собирать все налоги, причитавшиеся государству, мы не знаем, но вполне возможно, что так и было, потому что государство должно было иметь определенную уверенность относительно своих доходов, а именно такую уверенность оно имело, когда налоги собирали налоговые общества. Поскольку прямые налоги не были непомерно высокими, ответственность за их сбор едва ли была тяжким бременем для городской буржуазии; напротив, она, скорее всего, имела тут свою, пусть даже и маленькую, выгоду. Учет всех налогов в целом всегда был задачей центрального правительства, но эта задача не могла быть решена без содействия городов, и потому богатые хозяева имели возможность получать кое-какие скидки при оценке своего имущества. [41]

Однако постепенно ответственность городских капиталистов распространялась на другие области. Сбор косвенных налогов в течение некоторого времени еще оставался делом налоговых обществ, но цезари не спускали с них глаз. Задачей цезарских прокураторов было защищать как интересы государственной казны, так и интересы налогоплательщиков. Их полномочия в этой области, в том числе даже известное участие в юрисдикции, постоянно расширялись, особенно при Клавдии. Тем не менее сбор косвенных налогов оставался слабым местом финансовой системы империи. Непрекращающиеся жалобы народа были, по-видимому, той причиной, по которой Нерон однажды, в одном из характерных для него припадков доброты, вздумал отменить косвенные налоги вообще; однако они сохранились, равно как и система откупа. Единственное произошедшее здесь изменение — оно, вероятно, было вызвано к жизни Веспасианом, чей отец был сборщиком налогов, но полностью осуществилось при Адриане — состояло в том, что были отменены налоговые общества, и без того уже вымиравшие; их заменили богатыми людьми, занявшими промежуточное положение между сборщиками налогов и прокураторами. Главной чертой conductores, этих новых сборщиков налогов, была их ответственность за полный сбор установленной суммы налогов. Поскольку эта должность сама по себе не приносила доходов, а материальная ответственность была серьезным бременем, государству становилось все труднее находить кандидатов на такие места. Государство понемногу перешло к принуждению и стало рассматривать сбор налогов как общественную повинность, литургию или minus. Такая практика не была чем-то новым, она существовала уже при Птолемеях, но никогда раньше ее не проводили в жизнь с такой жесткостью. Предположительно это случилось в то же время — т. е. после Веспасиана, но преимущественно при Адриане, — когда уже прижилась система сдачи в аренду откупщикам (conductores) больших цезарских поместий, так как эти арендаторы считались чиновниками, которые были обязаны собирать для цезаря арендную плату с мелких арендаторов (включая налог на землю). [42]

Ответственность отдельных лиц за сбор налогов, а для крупных арендаторов цезарских поместий, кроме того, — ответственность за исполнение подневольных работ мелкими арендаторами была новым фактором в отношениях между государством и буржуазией; вероятно, здесь определенную роль сыграл опыт, приобретенный цезарями в Египте, где принцип личной ответственности зажиточных граждан за лиц, более слабых в экономическом отношении, применялся цезарями с самого начала их правления этой страной. Постепенно эта практика перешла и на отношения между государством и городами. Но об этом процессе нам известно лишь немногое. Во всяком случае, в III в. и позднее новый принцип уже был господствующим. Чиновничество и сенаты городов в целом уже не отвечали ни за сбор налогов, ни за внеочередные платежи, ни за выполнение населением подневольных принудительных работ. Ответственность теперь несли отдельные лица, богатые или прослывшие богатыми, они должны были расплачиваться за недоимки своим имуществом, которое или конфисковалось государством, или передавалось ему по частям или в полном объеме добровольно. [43] В городах на западе империи ответственность за регулярный сбор налогов, по-видимому, несла группа сенаторов, «первые десять», decemprimi, в то время как ответственность за дополнительные налоги (annona) и принудительные работы несли не только эти сенаторы, но и специально назначенные люди. [44] Что касается востока, то на основании богатых материалов, которые предоставляют нам юридические источники и многие надписи, мы также знаем, что ответственность за сбор регулярных налогов была возложена на особую группу самых богатых граждан, на «первые десять» (δεκάπρωτοι), а в некоторых — на «первые двадцать» (είκοσάπρωτοι). Эти люди, а также кураторы городов, λογισταί, как их называли на востоке, должностью которых постепенно становилось исполнение регулярных муниципальных обязанностей, с одной стороны, были отцами города, honorationes, а с другой — теми, кому приходилось более всех страдать как во всех общинах на востоке, так и в недавно появившихся муниципиях Египта. [45]

Мы ничего не знаем о происхождении этого учреждения. Но ограниченные сведения о раннем периоде, которыми мы располагаем, все же позволяют установить, что во многих местах и на востоке, и на западе существовал обычай присваивать титул «первых десяти» особо уважаемым членам городских советов или выдающимся гражданам. Как развивалось это учреждение на западе, нам неизвестно. А на востоке, особенно в Малой Азии, титул δεκάπρώτος впервые появляется в надписях, относящихся к началу II в. н. э., и обозначает литургию незначительного объема. Часто о ней упоминается в связи с κυρια καί ὑπηρεσίαι, т. е. услугами, которые городской чиновник или литург, λειτουργός, — вероятно, по долгу своей службы в качестве δεκάπρωτος — оказывал не государству, а цезарю. В некоторых надписях литургии упоминаются как обязательства, которые надлежало выполнять не ежегодно, а только раз в пять лет. Одна надпись времен Марка Аврелия раскрывает содержание такого обязательства; оно состояло в сборе особого налога, введенного цезарем на территории Малой Азии в связи с нападением на бастарнов. Судя по всему, «первые десять» были муниципальными leiturgoi; их обязанностью было проведение в жизнь требований правительства, а первоначальной задачей — надзор над сбором определенных внеочередных поборов, которые назначались государством, кроме того, они несли ответственность за этот сбор. Можно также предполагать, что эти обязанности были возложены на «первые десять» одновременно с назначением городских кураторов и были связаны с трудным положением, возникшим в результате войн Траяна. Впоследствии их значение возросло, а подобная практика распространилась и в других восточных областях; носившие титул «первых десяти» стали главными литургами городов, и они были обязаны лично отвечать за регулярную уплату налогов в казну. [46]

В соответствии с этим представляется, что переход от принципа общей ответственности к ответственности индивидуальной произошел во II в. и был связан с общими изменениями цезарской политики по отношению к городам, проявившимися, например, в учреждении специальных органов надзора за городами (curatores) и помещением городских капиталов (curatores kalendarii). Как уже было сказано, в трудные времена при Траяне и точно так же при Марке Аврелии города были не в состоянии выполнять свои обязательства перед государством. Они неоднократно обращались с просьбами простить им недоимки и снизить налоги. Идя навстречу этим просьбам, Адриан и Марк Аврелий старались добиться серьезных улучшений в положении городов. Метод, который они при этом использовали, сводился к строгому контролю за городскими финансами и поэтапному введению принципа личной ответственности. В III в. эти нововведения были закреплены законом, и с тех пор они стали финансовой основой экономической политики империи.

Путь, избранный цезарями для улучшения управления финансами империи, оказался гибельным. С одной стороны, они пытались создать крепкое среднее сословие и новые центры культуры, с другой стороны — сами разрушали дело своих рук, поддерживая порочную систему принудительного труда, реквизиций и дополнительного налогообложения и опираясь на практическое действие принципа ответственности богатых за бедняков, который подрывал основы предприимчивости и материального благосостояния самых усердных людей в городах Италии и провинций. Поскольку регулярно поступавшие доходы не покрывали внеочередные потребности государства, цезари, вместо того чтобы осторожно повышать налоги — а на это они шли неохотно, — прибегли к гораздо худшим средствам и начали тратить уже не проценты, как раньше, а сам капитал. Результатом была катастрофа. Уже при Траяне в Вифинии осталось совсем немного людей, готовых взять на себя тяжкие обязанности муниципальной службы, то же самое имело место в Италии. Сенат Аквилеи был вне себя от радости, когда Траян разрешил ему привлечь к исполнению литургий городскую incolae. Все это объясняется, возможно, тем, что как Италия, особенно ее порт Аквилея, так и Вифиния играли особую роль в войнах при Траяне. Но позднее, при Пие, Тергеста, тяжко страдавшая от гнета литургий, настоятельно просит цезаря распространить ius honorum на членов близлежащих племен карни и катали, а затем покорнейше благодарит за исполнение этой просьбы. В дальнейшем, по-видимому во II в., с помощью ряда мероприятий общего характера была сделана попытка придать общественным должностям большую привлекательность, введя Latium maius. Во времена Марка Аврелия зло пустило уже столь глубокие корни, что незначительное уменьшение затрат на гладиаторские бои, которое цезари разрешили в городах западной части империи, вызвало буквально истерические выражения благодарности со стороны одного римского сенатора, бывшего родом из провинции. «Поэтому я голосую за то, чтобы мы прежде всего выразили нашу благодарность цезарям, которые в ущерб интересам фиска благословенными спасительными средствами помогли бедственному положению городов и состояниям ведущих мужей, уже, казалось, обреченных на гибель», — говорит он в своей речи перед сенатом. [47]

Как относились к этим процессам низшие классы, мы не знаем. Вспомним, что говорилось выше (с. 88 и сл.) о системе поборов, применение которой должники испытывали, не только расплачиваясь собственным состоянием, но и просто на собственной шкуре. Вспомним и о групповой ответственности за неплатежеспособность отдельных лиц. Такие методы, несомненно, делали жизнь маленьких людей невыносимой. Поэтому неудивительно, что недовольство росло; достаточно вспомнить о восстаниях при Марке Аврелии, о которых уже шла речь. Позднее, в своеобразной ситуации III в., когда просители могли рассчитывать на то, что их просьбы дойдут непосредственно до самого цезаря без посредничества городских и государственных чиновников, они засыпали Рим жалобами на беспримерные притеснения, которым они подвергались. Об этих жалобах пойдет речь в следующих главах.

[1] О Траяне см. прекрасные, но устаревшие монографии Dierauer'a и С. de la Berge, а также: Henderson В. W. Five Roman Emperors. 1927 и новую книгу Парибени: Paribeni Р. Optimus Princeps. 1928.1 — П. Парибени собрал и снабдил комментарием весь материал (литературный, эпиграфический и археологический), относящийся к деятельности Траяна. Но он не обратил внимания на то, какого огромного напряжения сил стоили империи войны, которые вел Траян. В течение некоторого времени колоссальные расходы, вызванные войнами и организацией новых провинций, покрывались за счет добычи, полученной в ходе войны с даками, и доходами от дакских золотых и серебряных рудников (см.: Carcopino J. Les richesses des Daces sous Trajan // Dacia. 1924. 1. P. 28 sqq.). Однако ни военная добыча, какой бы она ни была большой, ни золото, ни серебро не могли долгое время поддерживать экономику, не имевшую прочной основы.

[2] SHA. М. Aur. 11, 7: Hispanis exhaustus Italica adlectione contra Τraiаni quоque praecepta verecunde consuluit (Петер и Холь предполагают, что после слова contra имеется лакуна. Из этого следует, что Траян и еще до нею другой цезарь дали испанцам некоторые льготы в отношении набора рекрутов), ср.: Hadr. 10, 4: omnibus Hispanis Tarraconem in conventum vocatis dilectumque ioculariter, ut verba ipsa ponit Marius Maximus, retractantibus Italicis vehementissime, ceteris prudenter et caute consuluit. [он созвал всех испанцев на съезд в Тарракон. Когда италики с шутками отказались от набора (их слова приводит Марий Максим), а прочие сделали это решительно, он (т. е. имп. Адриан) поступил осмотрительно и осторожно (лат.)] Вполне очевидно, что и для Траяна Испания была главной провинцией, где производился рекрутский набор, хотя Траян действовал здесь осторожно; ясно и то, что Адриан не имел возможности предоставить испанцам какие-либо существенные привилегии по набору рекрутов. Марк Аврелий также не смог сделать в этой области ничего значительного. По обоим текстам можно судить о том, как дорого пришлось платить испанцам за права, предоставленные им Веспасианом. Ср. примеч. 8 к гл. III и примеч. 34 к гл. IV.

[3] См.: Perdrizet Р. ВСН. 1897. 21. Р. 161 sqq,; ср.: Holleaux М, Rev. et. gr. 11. 273 sqq.: τίνα|[δέ δει τρ]όπον στόρνυσθαι τάς όδοΰς χοινφ διατάγματι έδηλωσα|[κε]λεύω καί Άντανους συντελείν ύμεῖν εις τά άναλωματα | τό τρίτον συνεισφέρονταςή δέ συνεισφορά γενέσθω άπό | των έν Μακεδονία δντων Αντανών ευτυχείτε|πρό ιγ΄ (Καλανδών 'Ιουνίων άπό Δυρραχίου; Rostovtzeff Μ. Bull. des Russ. Arch. Inst. in Konstantinopel. 4. S. 171 ff. (на русск. яз). Надпись в честь Ц. Поппилия Пифона, современника Нервы и Траяна, заплатившего подушный налог за город καί όδους έκ των ιδίων επισκεύασαντα и продававшего зерно по умеренной цене έν καιροῖς άναγχαίοις. Вероятно, в недавно опубликованном фрагменте письма Адриана городу Берое, в котором цезарь прощает определенные недоимки συνέδριον македонского κοινόν, эти недоимки связаны со строительством дорог и обеспечением продовольствием войск; см.: Plassart А. ВСН. 1923. 47. Р. 183 sqq. Так же как Пифон, отмечен заслугами перед городом Гераклеей и Павл Келидий Фронтон; надпись о нем выбита на том же камне, что и приведенное выше послание Траяна. Аналогичный повод послужил для создания надписи в честь М. Салария Сабина, относящейся к эпохе Адриана (123—124 г. по Р. Χ.), [во время трудностей с хлебом многократно продававший намного ниже существующей цены и предоставлявший для передвижения войск Цезаря на пропитание хлеба — 400 медимнов, ячменя — 100 медимнов, бобов — 60 медимнов, вина — 100 метретов, намного ниже существующей цены (греч.)] (Tod. Μ. Ν. Ann. Brit. School Athens. 1918—1919. 23. Р. 67 sqq.). Ср. примеч. 92 к гл. VI. Чрезвычайно характерное высказывание общего характера, описывающее ситуацию как в Италии, так и в провинциях, мы находим у Сикула Флакка (Grora. vet., Lachm.), р. 165, 4: nam et quotiens militi praetereunti aliive cui comitatui annona publica praestanda est, si ligna aut stramenta deputanda, quaerendum quae civitates quibus pagis huius modi munera praebere solitae sint. [ибо сколько раз следует предоставлять казенное продовольствие проходящему мимо воину или другому какому сопровождению, если следует отсчитывать дрова или солому на подстилку, следует задавать вопрос, какие общины для каких сельских округов имеют обыкновение выполнять подобного рода обязанности (лат.)] Настоятельно необходимо написание монографии, посвященной этому вопросу. Археологические памятники — особенно колонна Траяна, колонна Марка Аврелия, триумфальные арки того же времени — предоставляют нам богатый иллюстративный материал, который, как и материал эпиграфический, до сих пор нигде не собран в полном объеме; ср. гл. IX и X и наши Табл. 48 и 53. О способе, каким в Египте взималась annona для цезаря и его солдат, имеется очень точное сообщение в PSI. 683. Вилькен (Wilcken U. Arch. f. Pap.-F. 1923. S. 84 f.) первым признал, что этот документ связан с приездом Септимия Севера в Египет в 199 г. по Р. X. Ср. гл. IX.

[4] См.: Rostovtzeff М. Pontus, Bythinia and the Bosporus // Ann. Brit. School Athens. 1916—1918. 22. Р. 1 sqq.; Wilcken U. Hermes. 1914. 49. S. 120 ff. Плиний побывал в Понте и Вифинии в 111—113 гг. по Р. X. К таким же выводам относительно миссии Плиния в Вифинии пришел, изучив тот же материал, О. Кунц: Cuntz О. Zum Briefwechsel des Plinius mit Trajan // Hermes. 1926. 61. S. 192 ff. (с моей статьей Кунцу познакомиться не удалось).

[5] См.: IGRR. III, 173; Dittenberger. Or. Gr. 544. Надпись в честь Т. Юлия Севера, потомка царских фамилий Пергама и Галаты, наместника Сирии при Адриане, который и направил его в Вифинию с особой миссией — добиться улучшения финансового положения провинции; IGRR. III, 174, 175; Dittenberger. Or. Gr. 543; см.: Dio Cass. 69, 14. В надписи IGRR. III, 173 ему воздается хвала как [и в тот самый год постоянно поставляя оливковое масло во время прохождения большого числа людей (стрк. 17) и принимая к себе на постой зимовавшие в нашем городе войска и провожая их, идущих на войну с парфянами (греч.)] (Ζ. 29 ff.). Дата — 114— 115 гг. по Р. X., повод — военный поход Траяна. Если Север принял тяжкое бремя, каким были обеспечение продовольствием и расквартирование войск в течение всей зимы (пусть даже речь шла только о части огромного войска), то это показательно и в отношении размеров его собственного состояния, и в отношении условий Малой Азии. Не менее симптоматичным для финансового положения государства в то время было и то, что Траян с благодарностью принял такой подарок судьбы. В надписи из Алабанды в Карии упоминается специально назначенный офицер из сословия всадников, на которого было возложено снабжение восточных армий продовольствием в течение всего времени их нахождения в Месопотамии; см.: Premerstein Α., von. Jahresh. 1911. 13. S. 204 ff.; ср.: Domaszewski Α., von. Rh. Mus. 58. S. 224 ff. Фактически такой же случай имел место при Адриане, когда в 117 г. по Р. X. войско, закончив войну, находилось на обратном пути; см.: IGRR. III, 208; dOrbeliani R. JHS. 1924. 44. Р. 26. N9; Латин Александр, отец Латинии Клеопатры, также член галатского царского рода, восхваляется (Z. 3 ff.) на следующем основании: [когда при проезде великого самодержца Цезаря Траяна Адриана Августа и его священных войск он дал раздачу для своего города (греч.)] (более точную запись этого текста приводит Орбелиани); ср.: Weber W. Untersuchungen zur Geschichte des Kaisers Hadrianus. 1907. S. 56 ff. Очевидно, город так пострадал в результате прохождения через него «святой армии», что Александр оказал ему помощь продовольствием. Несомненно, у особой миссии Т. Юлия Севера в Вифинии была почти такая же цель, какую ранее преследовал Плиний. Последнему надлежало подготовить почву для выполнения возложенной на него тяжелой задачи; Север был послан в Вифинию, чтобы привести в порядок расстроенные войной финансы провинции. Какие огромные расходы несли провинции и их население в связи с поездками Траяна (несмотря на умеренность его требований, которая превозносится Плинием в известном описании путешествий Домициана, Paneg. 20), явствует из письма прокуратора Келия Флора ликийскому магнату Опрамоасу (см.: Heberdey R. Opramoas. 1897, надписи N 8, 9, 13; ср.: IGRR. ΠΙ. 739 [IV, сар. 13]; Ritterling Е. Rh. Mus. 1920. 37. S. 35 ff.). Келий Флор побуждает магната подготовить для цезаря во время его последней поездки в 117 г. такой же прием, какой был оказан ему соперником Опрамоаса тремя годами ранее в Галате. Несколько позже некий богатый житель Пальмиры принимает цезаря Адриана и его войска в 130 г. во время их пребывания в Пальмире; IGRR. III, 1054; ср.: Weber W. Ор. cit. S. 122, 237. Упомянем также о гостеприимстве, оказанном Ведием Галлом во время Парфянской войны в 162 г. в Эфесе JI. Веру ив 164 г. — цезарю (FE. III. S. 155 f. N72) и обеспечении всем необходимым возвращавшихся из похода цезарских войск Т. Флавием Дамианом, прославленным, сказочно богатым софистом Эфеса, в 166 или в 167 г. (FE. III. S. 161 f. N 80). Ср. также: IG. IV, 759; Weber W. Ор. cit. S. 183: ремонт дорог в окрестностях города Трезена в Греции перед приездом Адриана. О чиновниках, собиравших annona для цезаря, когда он совершал путешествия, и для его войска см.: Domaszewski Α., von. Die Annona des Heeres im Kriege // Επιτύμβιον Η. Swoboda dargebracht. 1927. S. 17 ff. Похоже, что эта служба впервые была учреждена Траяном, который поручал ее исполнение мужам из сословия всадников. Муниципальные служащие отвечали перед ними за поставки продовольствия. Ср. pridianum для cohors I Hispanorum в папирусе: Hunt Α. Racc. Lumbroso. Р. 265 sqq. Ζ. 54—57, 67, 69, 71; Cantacuzene G. Aegyptus. 1928. 9. S. 89 ff.

[6] Нерва: Dio Cass. 68, 2,1; Plin. ер. VII, 31, 4; Dessau. ILS. 1019; Dig. 47, 21, 3, 1; Schiller H. Geschichte der rom. Kaiserzeit. I. 2. S. 540; Seeck О. Geschichte des Untergangs der antiken Welt. I. S. 324; Mommsen Th. Rom. Staatsrecht. II[3]. S. 995; cp. 883; Merlin A. Les revers monetaires de l'empereur Nerva. 1906. Траян: запрет на выезд и основание колоний в Италии или выдача земельных наделов ветеранам в Италии; SHA. М. Aur. Π, 7 (см. выше примеч.2); Liber coloniarum // Hrsg. Ε. Pais. 1923. Р.36, 3 (Р. 228 L) — Вейи, ср. Р. 181; CIL. XI, 3793; Р. 58, 27 sqq. (Р. 234 L) — Лавиний, ср. Р. 234; CIL. XIV, 2069; Р. 62, 7 sqq.( Р. 236 L) — Остия; ср. Р. 242. Корнеманн (Kornemann Е. RE. IV) в статье «Colonia» колонии Траяна в Италии не упоминает. Причина этого — неоправданное недоверие к материалу Liber coloniarum, которое впервые было высказано Моммзеном; однако, по-видимому, прав Пайс, который полагает, что большинство сведений почерпнуты из надежных источников. Один из наиболее важных и надежных среди них относится к эпохе Траяна. О военных колониях Траяна ср.: Ritterling. RE. XII. Sp. 1287 ff. О рабах и вольноотпущенниках см.: Macchioro V. L'Impero Romano nell'eta dei Severi // Riv. di St. Ant 1906. 10. P. 201 sqq. Этот процесс начался во II в. Один из важнейших вопросов, связанных с положением вольноотпущенников после обретения ими свободы, — вопрос об их праве приобретать собственность на территории провинции; он нуждается в дальнейшем изучении; см.: Calderini А. La manomissione е la condizione dei liberti in Grecia. 1908. Р. 318 sqq.; ср.: Maiuri A. Ann. d. r. Sc. Arch. di Atene. 1924. 4—5. P. 485. Об alimenta см. примеч. 4 к гл.VI. Я разделяю взгляд Дж. Каркопино, высказанный им в интересной рецензии на книгу: Pachteres F., de. Rev. et. anc. 1921. 23. Р. 287 sqq. Не могу согласиться с теорией Биллетера (Billeter G.) Geschichte des Zinsfißes. 1898. S. 187 ff.), согласно которой Траян считал свои займы обременительными для благотворительности богатых италийских землевладельцев. О социальной и экономической политике Траяна в целом см.: Paribeni R. Optimus Princeps. II. Р. 150 sqq.

Деятельность Траяна в обобщенном и символическом изображении представлена на рельефах, украшающих арку в Беневенте; римский сенат постановил возвести ее в 114 г., однако окончательно строительство было завершено лишь в первые годы правления Адриана. Поэтому скульптурный декор арки представляет собой не только изображение деяний Траяна, но и программы деятельности Адриана, который дважды изображен на рельефах как сподвижник Траяна и как наследник его власти: при въезде на Капитолийский холм (2-й рельеф на аттике) и на рельефе, который посвящен покорению Месопотамии. Символика арки вполне очевидна, и как Э. Петерсен, так и А. Домашевский считают ее прекрасной, несмотря на то что смысл некоторых сцен пока остается неясным. По моему разумению, символику эту следует понимать так: главный мотив здесь — хвала миру и благоденствию, т. е. благам, которые были обретены в ходе военных завоеваний Траяна и упрочены и приумножены Адрианом. Та сторона арки, что обращена к городу Беневенту, а следовательно и к Риму, посвящена столице. На ней изображено, как цезаря чествуют все классы населения Рима и Италии: здесь и боги города Рима, и сенаторы, и всадники, и муниципальная знать, далее cives Romani, торговцы и предприниматели с бычьего рынка, и ветераны гвардии преторианцев и легионов. Внешняя сторона украшена изображениями побед Траяна в Месопотамии, Парфии (?) и на севере, предоставления им honesta missio ветеранам, а также картинами мира и благоденствия, дарованных Траяном всей империи. То и другое — мир и благоденствие — основаны на земледелии, которое вызывает к жизни Abundantia, и на успехах политики увеличения народонаселения, которую символизируют изображения детей. Два рельефа на обращенной к городу стороне арки связаны с городом Беневентом. На одном представлено учреждение alimenta, на другом — состоявшееся в Беневенте приношение цезарем жертвы. Главная мысль здесь, следовательно, та же, что и в выражениях felix Roma, Italia felix, saeculum aureum, tellus stabilita, temporum felicitas [счастлив Рим, Италия счастлива, век золотой, земля упроченная, времен счастье (лат.)] или на монетах с символическими изображениями провинций (Weber W. Untersuchungen zur Geschichte des Kaisers Hadrianus. S. 87, 92). Ср.: Mattingly H. Some Historical Coins of Hadrian // JRS. 1925. 15. P. 209 sqq., в особенности Р. 214, 219. Мэттингли показал, что четыре больших серии 134— 135 гг. провинции — adventus — exercitus restitutor «не означали провозглашения новой политики», не были и «текущим пояснением к ней, они, напротив, увенчали уже завершенное дело. Империя явлена здесь не просто как владения Рима, но как огромная семья народов». Ср. интересный анализ этих серий в кн.: Mattingly, Sydenham. The Roman Imperial Coinage. 1926. И. P. 331 sqq. Чеканка монеты при Адриане могла, несомненно, так же способствовать претворению его главных идей, как многие памятники времен Августа способствовали возрождению политики этого цезаря. Об арке в Беневенте см.: Petersen Ε. Rom. Mitt. 1897. 7. S. 240 ff.; Meomartini Α. I monumenti e le opere d'arte di Benevento. 1909. P. 82 sqq.; Domaszewski A., von. Jahresh. 2. S. 173 ff., 2-е изд. в: Abhandlungen zur romischen Religion. 1909. S. 25 ff.; Weber W. Op. cit. S. 4 ff., 21 ff.; Bellissima. Arco di Trajano in Benevento. 1905; Idem. Brevis descriptio arcus etc. 1910; Strong A. La scultura romana. 1926. И. P. 191 sqq.; Reinach S. Rep. d. rel. I. P. 58 sqq.; Snijder G. Α. S. Jahrb. 1926. 41. S. 94 ff.; Paribeni R. Optimus Princeps. Π. P. 255 sqq. Тенденция всемерно поддерживать привилегии высших классов населения, особенно римских граждан на востоке и на западе, осталась главным руководящим принципом политики просвещенной монархии. Эта тенденция с силой проявляет себя, например, в недавно открытом Gnomon idiu logu см. справедливые замечания Каркопино (Carcopino J. Rev. et. anc. 1922. 24. Р. 19 sqq.). Стремление защитить слабых от более сильных (см. примеч. 19 к наст, гл.) не имеет ничего общего с резким разделением населения на два класса или две касты — римлян и романизированное (или эллинизированное) население, с одной стороны, и варваров, коренных жителей провинций, — с другой. Покровительство слабым было попыткой более справедливого устройства экономических отношений и обеспечения для низших классов возможности постепенно достичь уровня, на котором могла бы произойти их ассимиляция высшими, привилегированными слоями населения Римской империи.

[7] Хороший очерк политики Траяна по отношению к провинциям представлен в работе: Domaszewski Α., von. Abhandlungen zur romischen Religion. 1909. S. 40 ff.; ср.: Jahresh. 2. S. 173 ff.; Weber W. Traian und Hadrian // Meister der Politik. 1923. S. 69 ff.

[8] См.: Weber W. Untersuchungen zur Geschichte des Kaisers Hadrian. S. 50 ff.; Henderson B. W. The Life of Hadrian. P. 34.

[9] См. образцовое исследование об Адриане, книгу, изобилующую фактическим материалом и точными наблюдениями: Weber W. Untersuchungen zur Geschichte des Kaisers Hadrian. 1907; ср.: Kornemann E. Kaiser Hadrian und der letzte große Historiker Roms. 1905; Mancini G., Vaglieri D. // Ruggiero E. de. Diz. epigr. ΠΙ. Sp. 640 ff.; Weber W. Trajan und Hadrian. 1923; Perret L. La titulature imperiale d'Hadrien. 1929. О военной политике Адриана см.: Kornemann Е. Klio. 1907. 7. S. 88 ff. О современном состоянии исследований по вопросу о вале Адриана в Британии см. яркое и краткое исследование Коллингвуда (Collingwood R. G. // Henderson. Hadrian. Р. 166, а также: Collingwood R. G. JRS. 1921. 11). Интересна мысль о том, что некоторые философы поддержали политический принцип Адриана, состоявший в необходимости в случае нужды покупать мир. Этот принцип был открыто присвоен последователями Адриана, особенно Коммодом и Северами, и вызвал протесты сената и виднейших лиц империи, однако был поддержан некоторыми философами; см.: Philostr. Vita Apoll. II, 26.

[10] О реформах Адриана в области управления см. ценное исследование: Lacay R. Η. The Equestrian Officials of Trajan and Hadrian: their Careers, with some notes on Hadrian's Reforms. Princeton, 1917; Stein A. Der romische Ritterstand. 1927. S. 447 ff. О curatores см.: Kornemann Ε. RE. IV. Sp. 1806 ff. Ο λογισταί на востоке см.: Tod Μ. N. JHS. 1922. 42. Р. 172 sqq. Важную информацию содержат надписи, относящиеся к М. Ульпию Эвриклею и его назначению λογιστής вначале герусии Эфеса, затем другого города (Афродисия); см.: Dittenberger. Or. Gr. 508, ср.: FE. И. S. 119 ff. N23 (времена Марка Аврелия и Коммода). Одним из самых вредных нововведений Адриана было использование определенного класса солдат, первоначально, по-видимому, имевших задачу закупать провиант для своих подразделений (frumentarii) в качестве специальной службы цезаря, т. е. как своего рода шпионов, или в других целях; см.: Dessau. ILS. 9473; Domaszewski Α., von. Die Rangordnung des rom. Heeres. S. 63, 109. Вопрос о frumentarii недавно исследован Рейнолдсом (Reynolds Р. К. JRS. 1923. 13 [издан в 1925]. Р. 168 sqq.), причем он приходит к такому же выводу относительно первоначального предназначения этих солдат. Остается лишь высказать сожаление о том, что этот исследователь в своем превосходном описании эпиграфического материала оставил без внимания упомянутую выше работу Домашевского и статьи О. Гиршфельда; см. примеч. 7 к гл. IX и примеч. 26 к гл. XI. О реформах Адриана в области налогообложения см.: Rostovtzeff Μ. Geschichte der Spaatspacht in der rom. Kaiserzeit. S. 395 ff., 418 ff., passim.

[11] Стратоникея Адрианополис, Dittenberger. Syll.³ 837; IGRR. IV, 1156, 9; Abbot F. F., Johnson A. Ch. Municipal Administration in the Roman Empire. P. 405. N 83: δικαια άξιουν μοι δοκεῖτε καί άναγκαῖα α[ρ]τι γεινομένη τά τε ούν τέλη τα ε[κ]|τής κώρας διδωμι ύμῖν. [11.1мне кажется, вы требуете вещей справедливых и необходимых для только что возникшего города. Итак, я даю вам доходы с вашей области (греч.)] Словом τέλη здесь, безусловно, обозначены платежи сельского населения территории недавно образованного города, причем речь не идет об освобождении жителей от налога по указанию цезаря. О Адрианутере см.: Weber W. Untersuchungen zur Geschichte des Kaisers Hadrian. S. 131. Новое заселение Киренаики — параллель к новому заселению Дакии Траяном — упоминается Оросием: Orosius 7, 12: per totam Libyam adversus incolas atrocissima bella gesserunt (иудеи), quae adeo tunc interfectis cultoribus desolata est, ut nisi postea Hadrianus imperator collectas aliunde colonias deduxisset, abraso habitatore mansisset. [по всей Ливии они вели жесточайшие войны с местными жителями, которая (т. е. Ливия) из-за гибели тех, кто ее обрабатывал, была тогда так опустошена, что если бы позднее император Адриан не вывел бы туда собранные из других мест колонии, она осталась бы без населения (лат.)] Другие намеки на эти процессы собраны Вебером: Weber W. Ор. cit. S. 119. О доброжелательном отношении Адриана к селениям Малой Азии свидетельствует, например, надпись IGRR. IV, 1492. О деятельности Адриана по отношению к Африке см.: Weber W. Ор. cit. S. 203; Poinssot L. C.R. Acad. Inscr. 1915. P. 6; ср.: Merlin A. Forum et maisons d'Althiburos. P. 30; Pachtere F. de. Bull. Arch. du Com. d. Trav. Hist. 1911. P. 390; Broughton T. R. S. The Romanization of Africa Proconsularis. 1929. P. 171 sqq. О предоставлении привилегий селениям см.: Dessau. ILS. 6777 (vicus Haterianus); Bull. Arch. du Com. d. Trav. Hist. 1897. P. 296. N 13 — CIL. VIII, 23 896: люди, почтившие Адриана этой надписью, не были, вероятно, членами общины Табборы, позднее ставшей municipium (CIL. VIII, 23 897, Dessau. ILS. 8941), а были жителями vicus, находившегося неподалеку от Табборы, или же группой цезарских coloni, также живших близ Табборы.

[12] См.: Р. Giss. 60, Π, 25—31; Wilcken U. Chrest. 431, 15; Grundzuge. S. 306. Гиссенский папирус датирован 118 г. по Р. X. О прошениях крестьян об аренде см.: Р. Giss. 4—7; Р. Brem. Inv. 34; Р. Lips. Inv. 266; Р. Ryl. II, 96; ср.: Wilcken U. Arch. f. Pap.-F. 5. S. 248 ff.; Chrest. N351; Rostovtzeff Μ. Arch. f. Pap.-F. 5. S. 299 f.; Rostovtzeff M. Studien zur Geschichte des romischen Kolonates. S. 165 ff., 175 ff. Kornemann E. P. Giss. А—7, Einl.; Westermann W. L. Class. Phil. 1921. 16. P. 185 sqq.; JEA. 1925. И. P. 165 sqq. Β πρόσταγμα Адриана, на который ссылаются крестьяне в своих прошениях об аренде, Вестерманн усматривает административное мероприятие, осуществлявшееся египетскими чиновниками от имени цезаря, но без всякого участия с его стороны. По его мнению, это мероприятие представляло собой применение старого метода: земли, относительно дальнейшего плодородия которых возникали сомнения, отдавались в аренду под сенокосы за умеренную арендную плату. С этими рассуждениями я согласиться не могу. Крестьяне упоминают о πρόσταγμα как о предоставлении им новой важной привилегии, называя ее благодеянием. Уплачиваемая арендная плата — это в точности сумма γη έν τάξει ιδιοκτήτου. А нам ведь известно, как глубоко вникал Адриан в мельчайшие детали экономической жизни провинций. В начале своего правления (118 г. по Р. X.) он придавал особое значение как раз поддержке провинций путем освобождения их от уплаты налогов и арендной платы (CIL. VI, 967, цит. по: Westermann).

[13] См.: Jouguet Р. Un edit d'Hadrien // Rev. et. gr. 1920. 33. P. 375 sqq.; ср.: P.Hamb. 93 (121—124 гг. по Р. X.); MartinV. // Racc. Lumb. Р. 260 sqq., memorandum нескольких προσοδικοί γεωργοί, адресованный префекту Атерию; не служит ли προσοδικοι γεωργοί обозначением какого-то другого типа полусобственников, а άργυρικοι φόροι, о которых говорится в эдикте, — обозначением их платежей? О γη προσόδου см. библиографию в статье: Jouguet Р. Ор. cit. Р. 392 sqq., а также: Collart Р. Р. Bouriant. 42. Р. 156 sqq. Ср.: примеч. 48 к гл. VII.

[14] Об африканских надписях см. примеч. 62 к гл. VII.

[15] См. примеч. 92 к гл. VI.

[16] См.: Rostovtzeff M. Studien Geschichte des romischen Kolonates. S. 386, cp. S. 275. Надпись из района Копаидского озера упоминается Паппадакисом: Pappadakis. 'Αρχαιολ. Δελτ. 1919. V, παράρτ. S. 34.

[17] См. примеч. 85 и 86 к гл. VII.

[18] Об Эвбоике у Диона см.: Arnim Н., von. Leben und Werke des Dio von Prusa. S. 500.

[19] См.: Ivo Pfaff. Uber den rechtlichen Schutz des wirtschaftlich Schwacheren in der romischen Kaisergesetzgebung // Sozialgesch. Forschungen (Erganzungshefte zur Ztschr. f. Soz.u. Wirtschaftsg.). 1897; ср.: Greaves I. Studien zur Geschichte des romischen Grundbesitzes. I. S. 534 ff. (на русск. яз.); Duruy V. Histoire des Romains. Vol. V. Anhang: Sur la formation historique des deux classes de citoyens, designes dans les Pandectes sous les noms d' «honestiores» et d' «humiliores». Примечание, в котором Моммзен пишет о различном обращении с тем и другим классом в смысле наказуемости за уголовные преступления (Mommsen Th. Romischen Straatrecht. S. 225. Anm. 5. S. 481), указывает на то, что термины honestiores и humiliores восходят к III в.

[20] Закон о масле см.: IG. III, 38. Распоряжения о рыбной ловле см.: Wilhelm A. Jahresh. 1909. 12. S. 146 ff.; послание Адриана было инспирировано некоторыми законами в духе Платона: Plato, leg. XI, р. 917 В. С; см., например: Alexis, Коек. CAF. И. S. 342 = Ath. ed. Kaibel. И, р. 8: [ ибо ныне он (Аристоник) устанавливает закон: если кто из торговцев рыбой, оценив свой товар, продавая кому-либо рыбу, продает ее меньше названной цены, то пусть он тотчас будет отведен в тюрьму (греч.)] О банкирах Пергама см.: Dittenberger. Or. Gr. 484. Как показано в этой книге, проблема подвоза продовольствия была одной из самых сложных проблем, которые должен был решать римский народ. В этом положении в значительной мере были виновны медлительность и дороговизна транспорта в сельской местности. В этих условиях большое распространение приобрели спекуляция и рвачество, а результатом было угнетение бедных богатыми. Неудивительно, что Адриан не был первым, кто вмешался в свободную торговлю продовольствием, приняв специальные распоряжения. Мной был собран материал о постановлениях по ценам на зерно; см.: Rostovtzeff M. Frumentum // RE. VII. Sp. 143 (при Тиберии: Тас. ann. II, 87; при Нероне: Тас. ann. XV, 39; в Малой Азии: Euseb. Chron. II, 152 Schoene). Мероприятия общего характера, даже будучи ограниченными местными границами, часто проводились цезарями, когда в тех или иных областях начинался голод. В примеч. 9 к гл. V имеется ссылка на латинскую надпись из Антиохии в Писидии, относящуюся к временам Домициана; в ней говорится о мерах, принятых наместником в период голода, чтобы подавить корыстолюбие торговцев; кроме того, в примечании упомянуты действия Марка Аврелия в Северной Италии, имевшие место при таких же обстоятельствах. Примеру Домициана и Марка Аврелия нередко следовали и в более поздние времена: см.: Dig. 7, 1, 27, 3; 50, 4, 25 (ср. мою статью в RE. VII. Sp. 186), причем городам разрешалось по сниженным ценам покупать у possessores городских территорий определенное количество зерна (frumentum emptum во времена Верреса в Сицилии, σίτος αγοραστός в Египте). Аналогичные меры были приняты и в Кибире: IGRR. IV, 914 (во времена Клавдия): [каковое было самым необходимым из случившегося во время посольств, а именно то, что Тиберий Никифор, получивший от Цезаря Тиберия Клавдия разрешение удалиться, взимал и получал ежегодно с этого города три тысячи денариев и продавал хлеб на рыночной площади с повозок по семьдесят пять медимнов из каждой сельской округи (греч.)] Довольно сложно установить причины отстранения прокуратора и определить, имелась ли какая-то взаимосвязь между принудительным сбором продовольствия по его приказу и распоряжением, регулировавшим торговлю зерном в городе. Можно предполагать, что прокуратор содействовал недозволенным спекуляциям зерном. Решение вопросов, связанных со снабжением городов продовольствием и касавшихся не самих городов, а, в известной мере, всего государства, находилось в компетенции цезаря и его главного помощника в данной области. Одним из наиболее важных был вопрос о предоставлении или непредоставлении права привозить зерно в города извне. О материале по данному вопросу, представленному в моей статье «Frumentum» (RE. VII), см. также: Epict. I, 10, 2, 9 f. (речь идет о praefectus annonaе): δμοιον ουν έστιν έντευξίδιον παρά τίνος λαβόντα άναγιγνώσκειν ῾παρακαλώ σε έπιτρέψαι μοι σιτάριον έξαγαγεῖν᾽; [так вот является ли одинаковым делом, получив от кого-либо просьбу, читать: «Прошу тебя позволить мне вывезти хлеб» (греч.)] FE. III. S. 106. Ν 16 (египетское зерно для Эфеса); параллели, установленные Кайлем (по Траллесу), ср.: Laum В. Ath. Mitt. 1913. 38. S. 23 ff.; Dittenberger. Syll.³ 839; Abbot F. F., Johnson A. Ch. Municipal Administration in the Roman Empire. P. 407. N 86. Новый материал о зернохранилищах Александрии и о политике первых цезарей в отношении египетского зерна см.: Wilcken U. Zum Germanicus-Papyrus // Hermes. 1928. 63. S. 48 ff. Превосходный пример погони за прибылями в крупных масштабах, нанесшей большой урон городу, — известный случай спекуляции маслом, предпринятой Иоанном из Гискалы; о нем сообщает Иосиф Флавий (vita 13 (75)). Иоанн скупил в своем родном городе масло по смехотворно низкой цене (четыре драхмы за 80 xestai) и продал его в Кесарии по цене одна драхма за два xestai. Неизвестно, однако, во что ему обошлась доставка этого масла в Кесарию. В этой связи следует заметить, что цезари Π—ΠΙ вв. ревностно следили за строительством зернохранилищ в провинциях империи, особенно тех, где выращивались зерновые. Главной целью цезарей было, конечно, улучшение снабжения продовольствием столицы и войска. Но если в 199 г. по Р. X. город Куикул в Нумидии построил просторные horrea (Bull. Arch. du Com. d. Trav. Hist. 1911. P. 115), то отсюда можно сделать вывод о том, какой высокой была заинтересованность населения провинций в сооружении таких хранилищ в стране. Ср. новые надписи, опубликованные (вместе с аналогичными примерами) Э. Альбертини (Albertini Ε. C.R. Acad. Inscr. 1924. Р. 253 sqq.). О horrea в Ликии см.: Reisen in Lykien. I. S. 116; II. S. 41; ср.: Paribeni R. Optimus Princeps. I. P. 174 sqq. В Римской империи регулировалась не только продажа зерна, но, вероятно, и продажа хлеба. Исследования руин хлебопекарни в Помпеях, произведенные моим учеником Йео, показали, что пекарни были равномерно распределены по территории города, и почти все они были одинакового размера, причем почти в точности такого же, как пекарни Рима. Надписи (CIL. VI, 22, 1002) и рельефы надгробного памятника булочника Эврисака свидетельствуют о том, что и в Риме выпечка и продажа хлеба контролировались государством. Ср.: Frank Т. Economic History of Rome.[2] Р. 256. Этот вопрос нуждается в дальнейшем изучении.

[21] Материал о правлении Антонина Пия тщательно собран и исследован в кн.: Bryant E. Ε. The Reign of Antoninus Pius. 1895.

[22] О военной деятельности Марка Аврелия см. текст рельефа на колонне Марка в замечательной публикации: Petersen Е., Domaszewski Α., von., Calderini A. Die Reliefs der Marcus-Saule. 1904; ср.: Premerstein Α., von. Untersuchungen zur Geschichte des Kaisers Marcus // Klio. 1911. 11. S. 355 ff.; 1912. 12. S. 139 ff.; Matheson Р. E. Marcus Aurelius and his Task as Emperor. 1922; Schwendemann J. Der hist. Wert der Vita Marci bei den Scriptores Historiae Augustae. 1923. Бедствие, каким была для Малой Азии чума 166 г., засвидетельствовано в оракулах Аполлона Кларийского: один оракул для Пергама, другой для Кесарии Троцетты, см.: Picard Ch. ВСН. 1922. 46. Р. 190 sqq.

[23] См.: IGRR. IV, 1290 с новым прочтением надписи, ранее расшифрованной Премерштейном (Premerstein Α., von. Klio. 1912. 12. S. 165); ср.: Keil /., Premerstein Α., νοη. Zweite Reise. S. 34, 36: δεκ]απρωτεύσαντα την β[αρυτ]έραν πράξιν Βαστερ[νικ]ήν. [став декапротом в изрядно тяжелом бастерийском деле (греч.)]

[24] См.: Dio Cass. 72, 32, 2 sqq.; 72, 19, 1 sqq. (p. 274. Ed. Boiss.); SHA, M. Aur. 23, 1; 11, 3. Ср.: Schwendemann J. Der historische Wert der Vita Marci. S. 50.

[25] См.: Dio Cass. 71, 3, 3 (168 г. по Р. Χ.).

[26] См.: SHA, Μ. Aur. 11, 7.

[27] См.: SHA, Comm. 16, 2; Pesc. Niger 3, 3 sqq.; Herod. I, 10.

[28] См.: Dio Cass. 72, 4, 1 sqq.; ср.: Lesquier J. L'armee romaine d'Egypte. P. 29 sqq., 391, 402.

[29] См.: Ivo Bruns. Marc Aurel. // Vortrage und Aufsatze. 1905. S. 291 ff.; Buckland W. W. The Roman Law of Slavery. 1908; Lotmar Ph. Ztschr. d. Sav.-St. f. Rechtsg. 1912. 33. S. 340 ff.; Sedgwick H. D. Marcus Aurelius, a Biography. 1921. Таким же было его отношение к арендаторам земель крупных цезарских владений в Италии. Из SHA, М. Aur. 11, 9 мы узнаем, что сиratores viarum получили от него задание контролировать доходы цезарских поместий в тех районах, через которые проходили дороги, находившиеся под защитой цезарских поместий. Не преследовала ли эта мера цель защищать coloni от откупщиков поместий? См.: Mommsen Th. Romischen Staatsrecht. II³. S. 1081. Anm. 1; Schwendemann J. Der historische Wert der Vita Marci.; см. также известную надпись о saltus Burunitanus (см. примеч. 8 к гл. IX ). Начало периода волнений, о которых говорится в этой надписи, приходится на время правления Марка Аврелия. Тиранические действия conductores определенно были вызваны тем гнетом, который они испытывали со стороны цезарской администрации, а также постоянно возраставшей нехваткой зерна и денежных средств для обеспечения войск. Мероприятия М. Аврелия должны были предотвратить вспышку недовольства среди мелких арендаторов.

[30] См.: Seek О. Geschichte d. Untergangs der antiken Welt. I. S. 318 ff.; Sigwart G. Die Fruchtbarkeit des Bodens als historischer Faktor // Schmollers Jahrbucher. 1915. 39. S. 113 ff.; Sigwart G. RE. X. Sp. 1899 ff.; Simkhovitch V. G. Rome's Fall reconsidered // Political Science Quarterly. 1916. 31; ср.: Idem. Toward the Understanding of Jesus etc. 1921. P. 84 sqq.; Frank T. An Economic History of Rome. 1920. P. 288 sqq.; Abbott F. F., Johnson A. Ch. Municipial Administration of Roman Empire. P. 210 sqq.; ср.: Myres J. The Economic History Review. 1929. 2. P. 143 sqq. Myres отмечает, что мной не упоминается климатическая теория Брюкнера и Хантингтона (Brueckner, Huntington), согласно которой после 400 г. до по Р. X. средиземноморский климат становился все более сухим (кроме непродолжительного влажного периода в 180—300 гг. по Р. X.). Эта проблема еще далеко не решена, и ее значение для истории экономики античного мира нуждается в основательном и глубоком исследовании, которое надлежит провести специалистам, компетентным как в климатологии, так и в истории. Были ли изменения климата столь обширными, что ими оказались захвачены все провинции Римской империи? Между прочим, опыт деятельности французов в Африке и недавний экономический подъем сельского хозяйства Палестины говорят о том, что в Средиземноморье все еще возможно высокое развитие сельского хозяйства, не требующее чрезмерных усилий. Должен признать, что главы, посвященные истории, в очень интересных книгах (Huntington Е. Civilization and Climate. 1924, и особенно: World Power and Evolution. 1920. Chap. XI: The Example of Rome. P. 186 sqq.) меня все-таки не убедили. Но я, конечно, не могу компетентно судить об исторической климатологии. См. мою статью: The decay of the Ancient World and its economic explanation // Econ. Hist. Review. 1930. 2. P. 212 sqq.

[31] См.: Cod. Theod. XI, 28, 13 (422 г. по Р. X.), статистические данные о возделанных землях, принадлежащих ratio privata в Проконсульской Африке и в Бизацене. Основательное исследование этого текста (Barthel W. Bonn. Jahrb. 1911. 120. S. 50) показало, что согласно статистическим данным заброшенные земли составляли лишь небольшой процент всех земель, и можно сделать вывод об интенсивном земледелии в этой провинции. Если население оставалось бедным, а рабочая сила ограниченной, то причиной этого было не истощение почв. Ср. примеч. 87 к гл. VII.

[32] Идея о превосходстве интересов государства или общины над интересами индивидов постоянно встречается у М. Аврелия; см.: VI, 44; VII, 55; ср.: IV, 29 (не согласные с этим положением названы ξένοι κόσμου). Относительно замечаний Де Санктиса в его отзыве о моей книге (Riv. di Fil. 1926. 4) по вопросу о превосходящем значении государства как факторе экономического упадка Римской империи я должен заметить, что мысль о превосходстве интересов сообщества над интересами индивида сама по себе, конечно, вполне здравая. Однако если правительство не несет ответственности, оно едва ли может рассматривать интересы государства как мотив, которому подчинено все, и не «спасать» государство за счет общества и индивидов. Именно так обстояло дело в Римской империи.

[33] Приумножение цезарских земельных владений, характерная черта экономического развития Римской империи, никоим образом не является доводом против точности описания, приведенного в этом тексте. Поскольку земельные владения цезарей не входили в территории городов, увеличение площадей цезарских угодий происходило не за счет городов и их территорий, а за счет крупных землевладельцев I в. до Р. X. и I в. по Р. X., чьи земельные угодья лежали в основном за пределами территорий. Цезарские земельные владения, находившиеся в пределах городских территорий, были довольно незначительными. Кроме того, как мы видели, цезари II в. по Р. X. были не прочь превратить свои поместья в городские территории. Между тем на цезарских землях уже начал формироваться класс земельных магнатов, и возникла та же дифференциация, что и в городах. Я имею в виду многочисленных откупщиков, о которых говорилось в предыдущей главе. Значимость явления, о котором мы ведем речь, полностью признается Вестерманном: Westermann W. L. The Economic Basis of the Decline of Ancient Culture // Amer. Hist. Rev. 1915. 20. P. 724 sqq.; ср.: Kornemann E. RE. Suppl. IV. 1924. Sp. 240 ff.

[34] По вопросу об angareiai (άγγαρεῖαι) в Египте имеется полное собрание материала и обширная библиография в кн.: Oertel F. Die Liturgie. 1917. S. 24 ff., 88 ff.; ср.: Schubart W. Einfuhrung. S.431; PSI. 446, эдикт Μ. Петрония Мамертина 133—137 гг. по Р. X. Для дисциплины во времена Траяна характерно то, что Мамертин с уверенностью называет солдат главными виновниками и подчеркивает, что реквизиции негативно сказывались на морали и дисциплине армии. Эртель приводит также материалы о принудительных поставках продовольствия и проч.

[35] О литургиях в Египте см.: Oertel F. Die Liturgie. S. 62 ff. Ο πράξις έκ των σωμάτων [доход от тел (греч.)] см.: Weiß Ε. Griech. Privatrecht. 1923. I. S. 495 ff., ср. библиографию в примеч. 42. К сожалению, юристы, занимавшиеся рассмотрением данного вопроса, не исследовали также область государственного права и нигде не касаются применения этой системы государством в его собственных целях. Ср.: Rostovtzeff М. The Roman exploitation of Egypt in the lst cent. A.D. // Journ. of Economic and Business History. 1929. 1. P. 337 sqq.

[36] См.: Rostovtzeff M. Klio. 1906. 6. S. 249 ff.; JRS. 1918. 8. P. 29, app.3; P. 33, app. 1; Fiebig P. Ztschr. f. neutest. Wiss. 1917. 18. S. 64 ff. О распространении этого учреждения во II в. по Р. X. по всей Римской империи см.: Epict. IV, 1, 79: αν δ'αγγαρεία ή και στρατιώτης έπιλάβηται αφες, μη αντιτείνε μηδέ γόγγυζε· ει δε μή, πληγάς λαβών ουδέν ήττον άπολεῖς και τό όνάριον, [а если будет принудительное изъятие (осла) и воин заберет его, оставь, не противься и не ропщи. В противном случае, получив удары, ты потеряешь и осла (греч.)] что следует сопоставить с известной историей о солдате и садовнике у Апулея. См.: Poinssot L. Bull. d. Ant. de France. 1924. P. 196 sqq. — бронзовая табличка, подтверждающая освобождение от angaria лошади или осла, используемых на цезарской почтовой службе.

[37] О существовавшей системе использования тяглового скота в Древнем мире (включая Индию и Китай) см.: Commandant Lefebvre des Noettes. La force motrice animale a travers les ages. 1924; о римских дорогах см. его же статью в Rev. Arch. 1925. 22. Р. 105 sqq. Материал римской эпохи, насколько мы им располагаем, в большинстве случаев подтверждает взгляды автора о том, какой была конская упряжь. Имелись, впрочем, исключения из правил. Рельеф из Везона (Lefebvre des Noettes. Ор. cit. Tab. XXXIII. Арр. 88) не может быть современной подделкой, в этом нет сомнений (см. нашу Табл. 58, 1 и библиографию). Столь же мало я склонен полагать, что конская упряжь на этом рельефе вся целиком выполнена современными скульпторами. Чрезвычайно необходимо новое основательное исследование огромного археологического материала римской эпохи, находящегося в нашем распоряжении. Такие памятники, как те, что изображены на наших Табл. 27, 3 и 36, 3, противоречат утверждениям Лефевра. Не доказано и то, что конские подковы — изобретение средневековой Европы. Наконец, я вынужден напомнить и о том, что в нынешней России возы выглядят приблизительно так же, как те, что упомянуты в Codex Theodosianus. Объясняется это отчасти использованием крестьянами в России лошадей дурных пород, отчасти же плохими дорогами. То же самое, безусловно, имело место в Римской империи. Лошади, мулы, ослы и быки у римских крестьян были не лучше российских, а римские дороги предъявляли весьма высокие требования к тягловому скоту. Далее, мы не должны забывать, что большинство проселочных дорог представляло собой, в сущности, тропы, находившиеся в плохом состоянии, наподобие тех, что мы видим сегодня в Малой Азии и в центральной и северной областях Балканского полуострова. Весь вопрос о транспорте в Римской империи нуждается в новом, серьезном изучении. О постепенном улучшении транспорта в Древнем мире см.: Westermann W. L. On Inland Transportation and Communication in Antiquity // Polit. Sc. Quart. 1928. 43. P. 364 sqq.

[38] О союзах судовладельцев см. примеч. 22 к гл. V. Для условий II в. характерен тот факт, что Клавдий Юлиан, в 201 г. по Р. X. praefectus annonaе, в своем письме строго приказывает прокуратору Нарбонской провинции исполнить требования navicularii Arelatenses, жаловавшихся на плохую организацию службы и угрожавших забастовкой; см.: CIL. III, 14 165. L. 11 sqq. (Dessau. 6987): et cum eadem querella latius procedat ceteris etiam inplorantibus auxilium aequitatis cum quadam denuntiatione cessaturi propediem obsequi si permaneat iniuria, peto ut tam indemnitati rationis quam securitati hominum qui annonae deserviunt consulatur. [и поскольку та же самая жалоба выступает шире, поскольку уже и прочие просят помощи о справедливости с неким заявлением, что скоро перестанут подчиняться, если будет продолжаться несправедливость, то я прошу, чтобы позаботились как о сохранении дела, так и о безопасности людей, которые служат в заготовке провизии (лат.)] О тождестве Юлиана этой надписи и praefectus annonae 201 г. ср.: Hahnle. RE. 1917. X. Sp. 23. Ν 20; CIL. VI, 1603; RE. «Claudius». N 189; ср. также примеч. 52 к гл. IX. Так как законодательство Септимия Севера по вопросам корпораций было довольно либеральным (см. сл. главу), то нет сомнения, что описанные в надписи инциденты происходили всякий раз, когда судовладельцев в условиях войны принуждали к выполнению дополнительных заказов. Нельзя забывать о том, что, после предоставления Клавдием известных привилегий navicularii и купцам, — учитывая, что эти привилегии были даны членам объединений, но не объединениям как таковым (Suet. Claud. 18, 19; Gaius inst. I, 32; Ulp. Fragm. III, 6), — Адриан предпринял ряд мер общего характера в пользу navicularii и купцов, состоявших на государственной службе, а его последователи Пий и Марк Аврелий развили и детализировали эти привилегии. Важнейшей привилегией, которую получили союзы судовладельцев, было освобождение от муниципальных литургий, из чего следует, что бремя литургий после Траяна было очень велико; см.: Dig. 50, 6, 6, 5; см. 8 (Адриан); Idem. 9 (Пий); Idem. 6 (Марк Аврелий и Д. Вер).

[39] См.: Hirschfeld О. Die kaiserlichen Verwaltungsbeamten bis auf Diocletian². S. 190 ff. В высшей степени вероятно, что использование государством службы посыльных вызвало к жизни появление на станциях государственных конюшен и загонов для другого тяглового скота. Скот поставляли цезарские поместья, он был государственной собственностью. Об этом свидетельствует надпись из Дакибизы в Вифинии (IGRR. III, 2), полностью реконструированная Й. Кайлем, давшим превосходное ее истолкование; см.: KeilJ. Jahresh. 1922—1924. 21/22. Beibl. Sp. 261 ff.: [ко благой судьбе. Марк Статий Юлиан и С[...]ий Руф, солдаты шестой конной манипулы, находящиеся на военных постах и в отдельных подразделениях, и погонщики мулов поздравляют Левкулла сына Гедия попечителя скота Цезаря (греч.)] Надпись относится к III в. В ней перечислены служащие почтовой станции: это два actarii et numerarii stationum, солдаты конницы, несколько погонщиков и смотрителей цезарских стад, в задачи которых входило обеспечение станций тягловым скотом. Имеются попытки приписать заслугу организации этих станций Септимию Северу, однако, вероятно, первые станции возникли значительно раньше, так как впервые они были введены Нервой в Италии, а при Адриане, Антонине Пие и Севере были постепенно распространены в провинциях. Говоря «постепенно», я имею в виду увеличение числа дорог и станций, которые обеспечивались лошадьми, скотом и погонщиками. Но, несомненно, мероприятия правительства никогда не могли удовлетворить все имевшиеся потребности, и государственные станции остались лишь исключением. Я должен, впрочем, подчеркнуть, что приведенная выше интерпретация надписи не является единственно возможной (см.: Keil J. Ор. cit.). Возможно, эта statio была военным постом конницы, для которого были нужны лошади, или же это был специальный пункт реквизиции и покупки лошадей для нужд армии. Известными центрами коневодства были Вифиния и Каппадокия. Ср.: Рар. А. Hunt. Racc. Lumbr. S. 265. Ζ. 56: 'trans M(a)r(um) equatum' из этих слов следует, что в подразделениях конницы были специально назначенные лица, которым надлежало добывать лошадей. Ср.: Cantacuzene G. Aegyptus. 1928. 9. Р. 72 sqq. Коневодство было хорошо развито в Дардании и Верхней Мёзии, по обеим берегам Моравы. По-видимому, следить за пополнением численности лошадей должны были stratotres наместника и их глава, archistrator, см. надпись из Термесса 142 г. по Р. X. в кн.: Schehl F. Oest. Jahresh. 1928. 24. Beibl. Sp. 97 ff. — archistrator Вал. Эвдемона, префекта Египта в 142 г. по Р. X. Ср. примеч. 87 к гл. VI.

[40] Надлежащего изложения истории литургий в урбанизированных восточных и западных областях империи до сих пор нет. Лучшее (но на сегодняшний день совершенно устаревшее) описание мы находим в кн.: Kuhn Ε. Die stadtische und burgerl. Verfassung des rom. Reiches bis auf die Zeiten Justinians. 1864. Кун, однако, дает систематическое, но не историческое освещение проблемы, которое основано на наших юридических источниках и потому в основном представляет положение таким, каким оно было уже после Диоклетиана. Первая попытка исторического описания — работа Либенама (Liebenam W. Stadteverwaltung im rom. Kaiserreiche. 1900), которая и поныне остается лучшей книгой по данной теме. Либенам тщательно собрал эпиграфический материал и расположил его в соответствии с задачами исторического исследования, однако он не понял большого значения, которое имело введение принципа индивидуальной, не коллективной ответственности в налогообложении и др. После Либенама о развитии системы литургий в городах империи не было написано ничего значительного, исключая работы о Египте. О городах Испании см. примеч. 29 к гл. VI. Несколько новых интересных положений о развитии литургии и о значении самого этого слова имеется в рецензии на книгу Эртеля: Partsch J. Arch. f. Pap.-F. 1923. 7. S. 264 ff.

[41] См.: Rostovtzeff M. Geschichte der Staatspacht. S. 415 ff.; Hirschfeld O. Die kaiserlichen Verwaltungsbeamten usw.² S. 68 ff.; Rostovtzeff Μ. // Ruggiero E. de. Diz. epigr. III. Sp. 107 ff.; RE. VI. Sp. 2385 ff. На территориях, принадлежавших городам, т. е. в сельской местности, ответственность за сбор налогов несли представители деревень; см.: Keil J., Premerstein Α., von. Dritte Reise. S. 69.

[42] См.: Rostovtzeff M. Geschichte der Staatspacht. S. 374 ff.; Hirschfeld O. Die kaiserlichen Verwaltungsbeamten usw.² S. 77 ff.; Rostovtzeff Μ. Fiscus // RE. Переход от сбора налогов обществами (societates publicanorum) к сбору налогов должностными лицами, которых считают отчасти откупщиками, отчасти официалами, недавно получил подтверждение благодаря двум африканским надписям; одна из них (ILA. 257) — посвящение Венере Августе, сделанное двумя promagistri soc(iorum) IIII p(ublicorum) Afric(ae) (I в. по Р. X., эпоха Клавдия?); другая надпись, относящаяся к временам Септимия Севера, — в честь М. Россия Витула, завершившего свою карьеру или во всяком случае ко времени его изваяния в Булла Регии достигшего должности procurator IIII р. Α (ILA. 455). Ср. об Азии: FE. Ш. S. 131 f. N 45 — promag(istro) duum p(ublicorum) XXXX p(ortuum) Asiae. И другая надпись того же лица: Jahresh. 1898. 1. Beibl. Sp.76; Stein A. RE. Suppl. I. Sp. 332. N 7a (греческий перевод promagistro здесь άρχώνης), см. фрагмент FE. III. S. 132. Надпись датируется 103—114 гг. по Р. X. К более позднему времени относится М. Aurelius Mindius Matidianus (Марк Аврелий и Коммод), который в конце жизни был прокуратором очень высокого ранга, а до того в течение тридцати лет являлся άρχώνης τεσσαρακοστής λιμένων 'Ασίας. Не исключено, что он был одновременно прокуратором и archones, т.е. promagistro. См.: Dessau. ILS. 8858, Keil J. Jahresh. 1926. 23. Beibl. Sp. 269; Ann. ep. 1928. N97. Следует учесть, что во времена Траяна vectigal ferrariarum (в Италии?) все еще находился в руках общества (socii); CIL. XIV, 4326 (см. 773). Новая надпись, сделанная conductor р.р. Illyrici et ripae Thraciae, недавно найдена в Летнице, округ Лорех (Lorech); Ann. ер. 1928. N 153. Ср. примеч. 23 к гл. V. Мои соображения о намерении Нерона относительно vectigalia основаны на известном упоминании у Тацита (ann. ΧΙΠ, 50) и интерпретации, предложенной мне Андерсоном. Он пишет: «По Тациту, crebrae populi flagitationes были причиной того, что Нерон взвешивал этот вопрос, и акция Нерона была impetus, на который сенат обрушил поток холодной воды, заявив, что империей невозможно править, не имея доходов, "Pulcherrimum id donum generi mortalium daret" — это, очевидно, слова самого Нерона. Постоянные жалобы докучали Нерону, вот с ним и случился приступ безответственной благожелательности, столь типичной для bohemiens, каким он был». Советники Нерона, однако, использовали цезарский эдикт и предприняли ряд значительных мер по улучшению сбора налогов (Тас. апп. 51); позднее для данной цели была организована специальная комиссия (Тас. ann. XV, 18). Ср. мои работы: Geschichte der Staatspacht. S. 387 (59); Fiscus // RE. VI. Sp. 2391; Hirschfeld O. Op. cit. S. 81. Anm. 3; S. 89. Anm. 3.

[43] Это известная cessio bonorum. В недавнее время историки получили возможность изучить многочисленные египетские папирусы, имеющие большое значение; с этим новым материалом необходимо соотнести рескрипт Септимия Севера и Каракаллы, обращенный к senatorii Сольвы. См.: Cuntz O. Jahresh. 1915. 18. S. 98 ff.; Weiß Ε. Ztschr. d. Sav.-St. f. Rechtsg. 1915. 36. S. 168; Guenoun L. La cessio bonorum (1913). 1920; Meyer P. Ztschr. f. vergl. Rechtswiss. 39. S. 282; Steinwenter A. Wiener Studien. 1918. 40; Ibid. 1920. 42. S. 88 ff.; Roos A. G. Mnemosyne. 1919. 47. S. 371 ff.; Woess F., von. Ztschr. d. Sav.-St. f. Rechtsg. 1922. 43. S. 495 ff.; Siro Solazzi. Racc. Lumbr. P. 246 sqq.; Weiss E. Griechisches Privatrecht. 1923. I. S. 495 ff.; Segre A. Aegyptus. 1928. 9. P. 30 sqq. См. также остроумные предложения по реконструкции критических высказываний в строке 7 надписи из Сольвы в: Kamstra J. Mnemosyne. 1923. 51. S. 1 ff. (против них на формальных основаниях возражает Кунц: Cuntz О. Jahresh. 1926. 23. Beibl. Sp. 361 ff.). Но с какой бы реконструкцией мы не согласились, рескрипт из Сольвы во всяком случае говорит о том, что города и правительство робко пытались противодействовать членам привилегированных корпораций, когда те уклонялись от муниципальных литургий.

[44] См.: Seeck О. Klio. 1901. 1. S. 147 ff., в особенности S. 173 f. Не могу не признать, что относящийся к начальному периоду империи материал о decemprimi, которых не следует отождествлять с decemviri, весьма скуден. Большое число упоминаний о decemprimi и undecemprimi следует относить не к городам, а к сельским общинам. Возможно, институт, существовавший в отдельных городах на западе, позднее был узаконен и приобрел более общий характер, в соответствии с практикой, пустившей на востоке глубокие корни. Ср.: Brandis. RE. IV. Sp. 2417 ff.; Hirschfeld О. Die kaiserlichen Verwaltungsbeamten usw.² S. 74. Anm. 6.

[45] См. примеч. 43; ср.: Rostovtzeff M. Geschichte der Staatspacht. S. 417; Hula E. Jahresh. 1902. 5. S. 197; Liebenam W. Stadteverw. im rom. Kaiserreiche. S. 421, 490, 552 (перечень δεκάπρωτοι).

[46] В восточных надписях, относящихся к раннему периоду империи, не упоминаются δεκάπρωτοι. Однако О. Зеек полагает, что в Малой Азии decaprotia существовала уже во времена Марка Антония (Klio. 1. S. 150. Атш. 4), но игры (μεγάλα Άντώνια), о которых упоминается в цитируемой Зееком надписи (ВСН. 10. Р. 415), устраивались в честь цезаря Марка Антония, а не в честь триумвира Марка Антония. Упоминание в CIG, 3732 неких Антония и Асиннии не позволяет датировать надпись, так как в Малой Азии эти имена были широко распространены. Если оставить в стороне неопределенные и сомнительные намеки Иосифа Флавия, то самое раннее упоминание о δεκάπρωτος сделано в надписи 66 г. по Р. X. из Герасы (IGRR. Ш. 1376; пересчет этой даты — 98 г. по Р. X. — неверен, эра Герасы — это эра Помпея), если год правильно расшифрован Жермер-Дюраном (Germer-Durand). Гораздо чаще встречаются упоминания об этой должности, относящиеся к временам Адриана. Например, в Ликии, IGRR. IV, 640 (Агпеа), δεκαπρωτεύσαντα άπό έτών ιη'; Ibid. 649 (Idebessus); ср.: Hula Ε. Jahresh. 1902. 5. S. 198. Anm. 3; S. 206: предки этого человека были δεκάπρωτοι, он сам — εικοσάπρωτος; ср.: Ibid., 539; возможно, во Фригии (Гиераполе), Ibid. 818, К. Эгеллий Аполлонид, [бывшего декапротом и председателем совета римлян и поставившего оливковое масло и ставшего государственным ревизором и начальником работ и оказавшегося полезным для государственных нужд (греч.)] определенно — в Лидии, особенно в Фиатире, Ibid. 1228, Асклепиад Трифоний, δεκαπρωτεύσαντα έτη ι´ και έπιδόσει και κοριακαις ύπηρεσίαις χρησιμεύσαντα τή πατρίδι [бывшего декапротом в продолжение 10 лет и бывшего полезным отечеству пожертвованиями и государевой службой (греч.)] (вероятно, не позднее II в.) и Ibid.: 1290, Левиан, [δεκ]απρωτεύσαντα τήν β[αρυτ]έραν πράξιν Βαστερ[νικ]ήν, ср.: Premerstein Α., von. Klio. 1912. 12. S. 165: Левиан наверняка был современником Марка Аврелия; в Андросе (IG, XII, 5, 724) (Антонин Пий) и в Пальмире (IGRR. III, 1056; I, 8). Отметим, что во многих из этих надписей ранг δεκάπρωτος не расценивается как очень высокий и что эта должность часто была связана с исполнением κυριακαι χρεῖαι, т. е. с ответственностью за принудительные работы и принудительные поставки продукции населением. В то же время большинство надписей (см. список, приведенный в кн.: Liebenam W. Stadteverw. usw. S. 552) относится к началу и концу III в.; ср., например, серию надписей из Прузии (Prusias ad Hypium), IGRR. III, 60, 63, 64, 65, 67, и большинство надписей из Фиатиры; в это же время decaprotia считалась высшей городской должностью.

[47] В 73 г. по Р. X. богатый гражданин Кибиры пожертвовал городу капитал, чтобы покрыть расходы гимнасиархии, IGRR. IV, 914; Laum B. Stiftungen. Ν 162. Траян: Вифиния, Plin. ер. X, 113; Аквилея, CIL. V, 875; Dessau. 1374. Адриан: освобождение от литургий нового города Антинополя, Р. Оху. 1119; Wilcken U. Chrest. 397. Ζ. 15: [поскольку сначала бог Адриан ... ясно постановил, чтобы тот правил и совершал обязанности для нас согласно законам, он был освобожден от всех магистратур и обязанностей (греч.)] Адриан освободил также философов, риторов, учителей и врачей от [должности агоранома, от обязанности попечения о храмах, от принятия на постой, от поставок хлеба и оливкого масла, от обязанностей судьи, посла, от набора в войско и от принуждения против воли к другим обязанностям (греч.)] Dig. 27, 1, 8. Отсюда следует, что Адриан хорошо понимал, каким тяжким бременем были литургии. Но предоставление привилегий не могло улучшить положение дел. Из-за привилегий хуже становилось положение только тех, кто привилегий не имел, и к тому же привилегии были, конечно же, компенсацией за какие-то другие услуги, которые оказывало государству лицо, получившее привилегии. По этой причине привилегии предоставлялись членам некоторых союзов, служивших государству, сюда относятся fabri et centonarii, Dig. 27, 1, 17, 2; ср. надпись из Сольвы, Cuntz О. Jahresh. 1915. 18. S. 98 ff.; ср.: Dig. 50, 6, 6, 12; negotiatores qui annonam urbis adiuvant, item navicularii, Dig. 50, 6, 6, 3; frumentarii negotiatores. Ibid. 50, 5, 9, 1; conductores vectigalium publicorum, Ibid. 50, 6, 6, 10. Антонин Πий: CIL. V, 532, 2, 1 sqq., в особенности 11, '[e]t sin[t] cum quibus munera decurionibus iam ut pauci[s one]rosa honeste de pl[e]no compartiamur' [и пусть будут декурионы, с которыми мы могли бы полностью честно разделить обязанности, тяжкие для небольшого числа людей(лат.)] Ср. старания Элия Аристида с помощью римских связей освободиться от муниципальных платежей. Latium maius: Hirschfeld О. Die kaiserlichen Verwaltungsb. usw.² S.74. Марк Аврелий: senatus consultum de sumptibus ludorum gladiatoriorum minuendis, CIL. II, 6278, p. 1056; Dessau. ILS. 5163; Bruns. Fontes.⁷ N63 (S. 207). Z. 23 ff.: censeo igitur inprimis agendas maximis impp. gratias, qui salutaribus remedis fisci ratione posthabita labentem civitatium statum et praecipitantes iam in ruinas principalium virorum fortuna(s) restituerunt [итак я считаю, что в первую очередь следует выразить величайшую благодарность императорам, которые спасительными средствами, не принимая во внимание интересы фиска, восстановили грозящее падением положение государства и уже пришедшие в упадок имущества значительнейших людей (лат.)] и т.д. Другая копия этого S. С. обнаружена недавно в Сарде, см.: Keil J., Premerstein Α.,von. Zweite Reise. S. 16; Dessau. ILS. 9340.