Михаил Иванович Ростовцев

Автор: 

М. И. Ростовцев родился 28 октября (10 ноября) 1870 г. в Житомире. Семья Михаила Ивановича в двух поколениях была представлена гимназическими учителями. Отец Ростовцева, Иван Яковлевич, и дед, Иван Павлович, дослужились на поприще народного образования до высоких чинов, и самому Михаилу Ивановичу по рождению перешли права потомственного дворянства.

М. И. Ростовцев получил прекрасное классическое образование, и это во многом определило его дальнейший путь. Обучался он сначала в классической гимназии в Житомире, а затем в Киеве. Уже в гимназические годы им было написано сочинение «Администрация римских провинций в эпоху Цицерона»,[1] что, безусловно, свидетельствовало о специальном интересе молодого Ростовцева к теме римского государственного управления. После окончания гимназии он поступил на историко-филологический факультет Киевского университета Святого Владимира, где продолжил свои занятия классическими древностями. После двух лет, проведенных в стенах этого учебного заведения (1888—1890), Ростовцев перешел в Санкт-Петербургский университет, где проучился еще два года (1890—1892).

Учеба на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета сильно повлияла на формирование личности Ростовцева. Здесь его учителями были известнейшие русские ученые того времени. Стараниями профессора Φ. Ф. Соколова в Петербурге сложилась сильная историко-филологическая школа, ее отличительной чертой был повышенный интерес к эпиграфическим памятникам, которые в сочетании с античной литературной традицией полагались в основу реконструкции фактов античной, прежде всего греческой, истории.[2] Причем сам Φ. Ф. Соколов и его ученики занимались главным образом сюжетами, напрямую не связанными с экономической историей Древнего мира.

Другими университетскими учителями Ростовцева были П. В. Никитин, изучавший на основании эпиграфических памятников историю драматических состязаний в Афинах; И. В. Помяловский, занимавшийся преимущественно «Менипповыми сатирами» и латинской эпиграфикой, автор исследований о так называемых defixionum tabellae — римских свинцовых табличках с текстами проклятий и наговоров; В. К. Ернштедт — исследователь фрагментов комедиографа Менандра, автор критического издания текста речей Антифонта, прекрасный специалист в области греческой палеографии.[3] Близко сошелся Ростовцев со знаменитым впоследствии филологом-классиком Φ. Ф. Зелинским, членом-корреспондентом Германского археологического института.[4] Научные интересы Зелинского были весьма широки: от исследования рудиментарных мифологических сюжетов в аттической трагедии до ритмических клаузул в речах Цицерона. Хотя эпиграфические памятники не входили непосредственно в круг занятий Φ. Ф. Зелинского,[5] тем не менее занятия в его семинарах были крайне полезны для Ростовцева, так как главным образом от этого замечательного ученого он воспринял глубокие знания античной литературной традиции. От школы Φ. Ф. Соколова Φ. Ф. Зелинского отличала широта и подчеркнутая концептуальность подхода к материалу.[6]

Интерес к изобразительному искусству привел Ростовцева в семинар Н. П. Кондакова, большого знатока византийского и древнерусского искусства.[7] Влияние Н. П. Ковдакова и Φ. Ф. Соколова на своих учеников было столь значительным, что те даже создали некое подобие неформального объединения — кружок «фактопоклонников», куда входили А. И. Щукарев, Д. В. Айналов, Е. К. Редин. Ростовцев со своими соучениками, С. А. Жебелевым и Я. И. Смирновым, принадлежали к младшему поколению участников этого кружка.[8]

По окончании университетского курса Ростовцев в 1892 г. совершает поездку в Италию, целью которой было непосредственное знакомство с декоративной живописью Помпей. Здесь он познакомился с главным знатоком в этой области — Августом May. Его лекции молодой ученый слушал вместе со своим другом поэтом Вячеславом Ивановым прямо среди помпейских развалин.[9] Вернувшись из поездки, Ростовцев три года (1892— 1895) преподавал в Николаевской царскосельской гимназии. В 1895 г. он получил от Санкт-Петербургского университета трехгодичную командировку в Италию для завершения профессиональной подготовки (1885—1898).[10] Располагая достаточными средствами,[11] Ростовцев побывал не только в Италии, но посетил также Грецию, Австрию, Испанию, Францию и Англию. В Риме Ростовцев занимался в библиотеке Германского археологического института. Зимой 1895/96 г. он принял участие в венских семинарах археолога О. Бендорфа и известного эпиграфиста Э. Бормана.[12] Следствием работы в семинаре последнего (являвшегося одним из лучших учеников Т. Моммзена) явилось сочинение Ростовцева «История государственного откупа в Римской империи (от Августа до Диоклетиана)» (1899). Э. Борман обратил внимание Ростовцева на одну из вошедших в то время в научный оборот надписей из Галикарнаса II в. н. э. В ней шла речь о деятельности откупщиков в провинции Азия.[13]

Интерес к эпиграфическим памятникам был заложен у Ростовцева еще в пору его занятий в Санкт-Петербургском университете у профессора И. В. Помяловского, стажировавшегося в свое время в Германии в семинаре Фридриха Ричля (1806— 1876), учениками которого были знаменитые Франц Бюхелер, Герман Узенер, Иоанн Фален, а также философ, а вначале филолог-классик Фридрих Ницше. Другим университетским наставником Ростовцева в области латинской эпиграфики был И. И. Холодняк, также прошедший подготовку в семинарах немецких университетов. Именно в венском семинаре окончательно сложились теснейшие связи Ростовцева с европейской, и прежде всего немецкой, наукой.

Летом 1896 г. Ростовцев едет в Испанию, а зимой работает в Париже в Национальной библиотеке и в Кабинете медалей. Здесь он знакомится с известными нумизматами Эрнестом Бабелоном и Морисом Пру.[14] В этот же период ученый собирает и каталогизирует римские свинцовые тессеры — массовый археологический материал, на который до него никто еще не обращал должного внимания.[15] Летом 1897 г. Ростовцев посетил Тунис и Алжир, чтобы познакомиться с развалинами Карфагена и римских вилл в Северной Африке. Из Африки ученый едет в Лондон и там знакомится с двумя известнейшими папирологами того времени — Б. П. Гренфелом[16] и профессором из Дублина Д. П. Магаффи, специалистом по истории эллинистического Египта и автором «Истории греческой литературы», русский перевод которой появился незадолго до того в России. Перед тем как вернуться на родину, Ростовцев еще раз посещает Италию и Грецию.

Вторая научная поездка сделала Ростовцева ученым с европейской известностью. Помимо личного, что очень важно для исследователя, ознакомления с материальными историческими памятниками, Ростовцев приобрел в Европе ценнейший опыт работы в семинарах известных ученых, а также дружеские связи со многими из них. Здесь следует упомянуть У. Виламовица-Мёллендорфа, общепризнанного главу тогдашней классической филологии, историка Эдуарда Майера, учеников Т. Моммзена О. Гиршфельда, X. Хюльзена, Э. Бормана, папиролога Ульриха Вилькена и многих других.

С 1896 г. статьи Ростовцева появляются во многих западных научных журналах: в венских «Археологическо-эпиграфических сообщениях», в «Сообщениях Германского археологического института» в Риме, в парижском «Нумизматическом обозрении» и ряде других изданий.[17] Уже в это время очерчивается целый ряд тем, которые Ростовцев будет продолжать разрабатывать в последующие годы. Это — помпейская декоративная живопись, откуп и административное управление Римской империи, коммерческая и социальная жизнь римлян, римские аграрные отношения.

По возвращении в Россию Ростовцев начинает преподавать в качестве приват-доцента в Санкт-Петербургском университете и на Бестужевских курсах. Он вел чтение латинского автора, лекции по римской истории и специальный семинар (скорее всего, связанный с чтением и комментарием литературных и эпиграфических текстов).[18] Начинается период реализации знаний и опыта, накопленных во время поездок. Одна за другой в сравнительно короткий промежуток времени были подготовлены магистерская и докторская диссертации (первая — уже упомянутая выше работа «История государственного откупа в Римской империи (от Августа до Диоклетиана)» 1899 г. и вторая — «Римские свинцовые тессеры» 1903 г.). В это же время Ростовцев публикует большое число статей как в России, так и в Германии. После защиты магистерской диссертации, в 1901 г., Михаил Иванович женился на Софье Михайловне Кульчицкой. Брак этот оказался очень прочным, счастливым и долгим.

Уже в приведенных выше работах обозначились те идеи, которые в дальнейшем лягут в основу главных трудов Ростовцева, а именно идеи о том, что римское государство было основано на эллинской политике и эллинистической монархии, «слившей элементы политики с восточным территориальным единовластием». При этом римская республика является высшей формой развития эллинской политии, а империя — распространением принципов эллинистической монархии на всю ойкумену. Таким образом, считал Ростовцев, принцип римской императорской администрации и откупной системы проистекает из практики эллинистических монархий и прежде всего эллинистического Египта. Задачу исследователя Ростовцев видел в выделении собственно римских начал и эллинистического наследия в социально-экономической системе Римской империи.

В эти годы Ростовцев подготовил ряд статей как для важнейших иностранных, так и для отечественных энциклопедических изданий, касающихся главным образом реалий римской экономической жизни.[19] Другим направлением его деятельности было изучение сюжетов из истории Северного Причерноморья. Главные интересы ученого касались культурных контактов скифо-сарматского мира и эллинства, а также изобразительного искусства данного региона. Результатом этих исследований, помимо многочисленных статей, явилась публикация таких фундаментальных работ, как «Античная декоративная живопись на юге России» (СПб., 1913—1914), «Эллинство и иранство на юге России» (Пг., 1918) и «Скифия и Боспор. Критическое обозрение памятников литературных и археологических» (Пг., 1915).

Собранные материалы помогают Ростовцеву в том, что он находит для себя широкое поле деятельности в исследовании социально-экономических вопросов эллинизма. В 1990 г. появляется его обширная рецензия на труд германского коллеги У. Вилькена о греческих остраконах из Египта и Нубии.[20] Рецензия эта была весьма критической. Ростовцев отмечает, что существовавшая в Римской империи смешанная система сбора налогов, при которой государственные чиновники взимали прямые налоги, а откупщики — казенные, не могла быть, как считал У. Вилькен, актом единовременной государственной реформы, но лишь результатом длительного эволюционного развития. Ростовцев, в противоположность сторонникам теории ойкосной структуры античной экономики, склонен был усмотреть в ней сильное развитие капиталистических начал, в особенности в экономике птолемеевского Египта.

В начале 1917 г. Ростовцев был избран членом Академии наук. Рост и упрочение его положения в университетских и академических кругах вполне соответствовал его научной славе. Однако было бы ошибкой считать, что его деятельность воспринималась безусловно положительно всеми его коллегами. Сильная, волевая натура ученого, не скрывавшего своих сомнений и антипатий, у многих вызывала раздражение. Б. В. Варнеке в своих мемуарах упоминает о конфликте, возникшем из-за предложения И. В. Помяловского преподнести Ф. Ф. Соколову диплом почетного доктора. Ростовцев, на наш взгляд без достаточных оснований, выступил категорически против.[21] Не всех, очевидно, устраивало и активное участие Ростовцева в деятельности партии кадетов, в которых усматривали «врагов престола», а также его близкое знакомство с лидером партии П. Н. Милюковым. Но главное, что вызывало неудовольствие у некоторых коллег Ростовцева, была его ориентированность на европейскую науку об античности, основанную, безусловно, на ясном понимании того, что никакая наука не может быть наукой исключительно одной страны. Оппоненты исследователя, усматривая в этом недостаток патриотизма, невольно понуждали себя недооценивать его яркие научные достижения.[22]

Ростовцев внес немалый вклад и в дело популяризации в России знаний об античном мире. По его инициативе и под его руководством при участии слушательниц Бестужевских курсов был выполнен перевод трех весьма содержательных немецких пособий.[23]

Михаил Иванович решительно отверг большевистский переворот 1917г., означавший крушение всех его надежд относительно будущего России. Настроения Ростовцева этого времени можно легко понять из его письма к поэту Вячеславу Иванову от 27 декабря 1917 г.: «Как Вы поживаете? Как переносите крушение? Черкните, если найдете время, два слова. Очень хотелось бы повидать Вас и побеседовать. Но это, очевидно, в области мечтаний. Утешаюсь мыслью, что в истории бывали времена, когда людям жилось еще хуже. Вряд ли, однако, можно найти эпоху, когда бы в одном месте собралось столько людской подлости. Побиваем рекорд».[24]

Летом 1918 г. Ростовцев вместе с супругой навсегда покидает Россию. Поездка эта была запланирована им давно и изначально имела сугубо научный характер. Однако события конца 1917—начала 1918 г. вынудили ученого принять это тяжелое, но единственно возможное для него решение. Из России чета Ростовцевых выехала сначала в Швецию, а в начале 1919 г. — в Англию, где у Михаила Ивановича были старые научные связи. Почти два года Ростовцев преподает в Оксфорде, где получает звание почетного доктора. Однако к середине 1920 г. у него складывается решение о переезде в США.

В Америке Ростовцев преподает сначала в Университете штата Висконсин, а затем — в Йельском университете. Причина смены места работы в некоторой степени проясняется из письма Ростовцева к Питириму Сорокину от 3 октября 1938 г., когда по выходе на пенсию перед ним стоял трудный выбор: либо принять очень заманчивое (однако отклоненное им) предложение перейти на работу в Гарвард, либо продолжить работу в Йельском университете. «Как трудно было мне в Висконсине и Йеле завоевать студентов, заставить их меня слушать и много работать, несмотря на все комические стороны моей личности, которые я сознаю больше, чем вы думаете: курьезная внешность, экзотические манеры, сильный акцент и порядочное количество ошибок в моем английском языке. Все это осталось, и все это скорее усилится, чем уменьшится. Ко всему прочему прибавляется растущая глухота».[25]

Но, несмотря на все трудности, именно этот период вынужденной эмиграции оказался самым важным и плодотворным в научном творчестве Ростовцева. Именно в это время увидели свет два его главных сочинения: «Общество и хозяйство в Римской империи» (впервые опубликованное в 1925 г. на английском языке) и «Социально-экономическая история эллинского мира»,[26] а кроме того, под его руководством проводятся многолетние раскопки в Дура-Европос — эллинском городе в верховьях Евфрата, основанном около 300 г. до н. э. по распоряжению Селевка Никатора.[27] Историко-культурная ценность раскопок в Дура-Европос была огромна, она показала роль античной Месопотамии как места глубокого взаимодействия греческой, иранской и семитской культур.

Предлагаемый читателю русский перевод книги «Общество и хозяйство в Римской империи» сделан с немецкого издания 1928 г., к которому М. И. Ростовцев собственноручно написал предисловие. Мы надеемся, что знакомство читателя с одной из главных работ ученого встретит достойный интерес и послужит благородному делу распространения знаний об античном мире.

А. Я. Тыжов


[1] См.: Фролов Э. Д. Судьба ученого: М. И. Ростовцев и его место в русской науке об античности // Вестник древней истории. 1990. № 3. с. 146.

[2] О деятельности Φ. Ф. Соколова см.: Фролов Э. Д. Φ. Ф. Соколов и начало историко-филологического направления в русском источниковедении // Вестник древней истории. 1971. №1. С. 213—225; Бузескул В. П. Введение в историю Греции. 3-е изд. Пг., 1915.

[3] См.: Жебелев С. А. Из университетских воспоминаний (1886—1890) // Вестник древней истории. 1988. №3. С. 158—175.

[4] См.: Марконе А. Петербург—Рим—Берлин: встречи М. И. Ростовцева с немецким антиковедением // Вестник древней истории. 1992. № 1. С. 214. В ту пору Φ. Ф. Зелинский еще только начинал свою педагогическую деятельность и, по отзыву соученика Ростовцева — С. А. Жебелева, не был тем большим оратором, каким стал впоследствии.

[5] Отсюда, по крайней мере частично, берет начало полемика Φ. Ф. Зелинского с В. В. Латышевым, приведшая со временем к их глубоким разногласиям.

[6] Различия между двумя этими направлениями кратко и вместе с тем очень точно изложил А. К. Гаврилов (см.: Гаврилов А. К. Аристид Иванович Доватур: Жизнь и творчество // ΜΝΗΜΗΣ ΧΑΡΙΝ. Межвузовский сборник. К 100-летию со дня рождения проф. А. И. Доватура. СПб., 1997. С. 19).

[7] Подробнее о Н. П. Кондакове см.: Е. Ю. Басаргина. Н. П. Кондаков: обзор личного фонда // Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге / Под ред. И. П. Медведева. СПб., 1995. С. 93—119.

[8] См.: Фролов Э. Д. Судьба ученого. С. 147; Куклина И. В. К портрету М. И. Ростовцева (из переписки А. А. Васильева и С. А. Жебелева) // Античный мир. Проблемы истории и культуры. Сборник научных статей к 65-летию со дня рождения проф. Э.Д. Фролова. СПб., 1998. С. 135, прим. 5. В семинаре Н. П. Кондакова Ростовцев заинтересовался развитием помпейской декоративной живописи. На эту тему в 1892 г. он представил дипломную работу, удостоенную затем малой золотой медали Санкт-Петербургского университета (см.: Бонгард-Левин Г. М., Вахтель М., Зуев В. Ю. М. И. Ростовцев и Вячеслав Иванович Иванов (новые материалы) // Вестник древней истории. 1993. № 4. С.211).

[9] См.: Бонгард-Левин Г. М. и др. Указ. соч. С. 211.

[10] См.: Фролов Э. Д. Судьба ученого. С. 147.

[11] Кроме университетской стипендии М. И. Ростовцев получил на поездку значительную сумму от матери.

[12] См.: Фролов Э. Д. Судьба ученого. С. 147.

[13] Там же. С. 147—148; Марконе А. Указ. соч. С. 218.

[14] См.: Фролов Э. Д. Судьба ученого. С. 147.

[15] О свинцовых тессерах в изучении М. И. Ростовцева см. интереснейшую статью Φ. Ф. Зелинского 1904 г. (Зелинский Φ. Ф. Новый памятник древнеримского быта // Из жизни идей. Научно-популярные статьи. 3-е изд. Пг., 1916. С. 281—317).

[16] О Б. П. Гренфеле см. подробнее: Дойль Л. Завещанное временем. Поиски памятников письменности. М., 1980. С. 180—208.

[17] См.: Фролов Э. Д. Судьба ученого. С. 150.

[18] См.: Там же. С. 160. См. приведенный там интереснейший пассаж из воспоминаний одной из учениц М. И. Ростовцева — Μ. Е. Сергеенко, ставшей позднее крупнейшим российским исследователем социально-экономической жизни Римской империи. В частности, ее перу принадлежал первый, к сожалению неопубликованный, перевод книги «Общество и хозяйство в Римской империи», выполненный ею в 50—60-х годах для одного из ленинградских издательств, но не увидевший свет по вине редакции. Этими сведениями автор статьи обязан члену-корреспонденту РАН Η. Н. Казанскому, близко знавшему покойную Μ. Ε. Сергеенко. Мария Ефимовна, несмотря на то что рукопись была затеряна в издательстве, не считала, что ее труд был напрасным, поскольку работа над переводом книги учителя, по ее словам, дала ей больше знаний, чем многие исследования других ученых, вместе взятых.

[19] См.: Фролов Э. Д. Судьба ученого. С. 153—154; Марконе А. Указ. соч. С. 219.

[20] См.: Фролов Э. Д. Судьба ученого. С. 155; Марконе А. Указ. соч. С. 221.

[21] См.: Варнеке Б. В. Старые филологи // ПФА РАН, ф. 896, on. 1. Д. 479. Событие это Варнеке относит ко времени до 1905 г.

[22] Рад подобного рода мнений содержится в приведенных И. Ф. Фихманом выдержках из переписки коллег Ростовцева Г. Ф. Церетели и С. А. Жебелева (Г. Ф. Церетели в петербургских архивах: портрет ученого // Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге. С. 255, 258). Примечательной в этом контексте является несколько горделивая позиция академика С. А. Жебелева, видевшего свою заслугу в том, что он получил свое образование «не путем штудирования в заграничных университетах» (Жебелев С. А. Северное Причерноморье. Исследования и статьи по истории Северного Причерноморья античной эпохи. М; Л., 1953. С. 9).

[23] Речь идет о следующих пособиях: Низе Б. Очерк римской истории и источниковедения. 3-е изд. СПб., 1910; Пёльман Р. История античного коммунизма и социализма // Общая история европейской культуры. СПб., 1910. Т. 2; Баумгартен Ф., Полланд Ф., Вагнер Р. Эллинистическо-римская культура. СПб., 1914.

[24] Бонгард-Левин Г. М. и др. Указ. соч. С. 217.

[25] Бауэрсок Г. У., Бонгард-Левин Г. М. М. И. Ростовцев и Гарвард // Вестник древней истории. 1994. № 1. С. 211.

[26] Rostovtzeff М. The social and economic history of the Hellenistic World. Oxford, 1941. Vol. 1—3.

[27] Rostovtzeff Μ. I. Dura-Europos and its art. Oxford, 1938. Систематические раскопки в Дура-Европос были начаты в начале 20-х годов силами Академии надписей и изящной словесности в Париже. Два сезона раскопками руководил ученый бельгийского происхождения Франц Кюмон. С 1928 г. финансирование раскопок, благодаря инициативе Ростовцева, взял на себя Йельский университет, и руководство раскопками перешло к Ростовцеву. Под его началом раскопки продолжались до 1937 г.